Кваздапил. История одной любви
(продолжение):
– Вот ты признался, что уже не мальчик. Скажи, как это было?
Случайный толчок сзади едва не опрокинул, он заставил прижаться друг к другу и вернул меня, загипнотизированного, в реальность: Мадина – сестра друга. Он не одобрит таких разговоров. Не моих откровений, в тщетном ожидании которых отвердело в руках тонкое тело, а касания подобных тем. Как не одобрил бы я, начни что-то похожее кто-то из его земляков с моей сестрой Машенькой, пока еще учившейся в школе в городке неподалеку. Не просто не одобрил бы, а посчитал за оскорбление. Вот когда она вырастет и поймет, что к чему в этой жизни, когда научится сама отвечать за свои поступки…
Взор вновь уперся в чужие руки, которые хозяйничали на мягких местах других повзрослевших Машенек, которые уже сделали выбор. Мне это не нравилось. Но это был их выбор. Осознанный.
Я перевел взгляд на ожидавшую конца размышлений роскошную авантюристку.
Излом черных бровей. Перевозбужденные губы. Четко очерченные узкие скулы. Изящные руки. Хрупкая спинка. Странно высокие для горянки стройные ноги. Жмущиеся ко мне вкусные выпуклости. Можно долго перечислять, и все будет в ее пользу. Девушке нравились внимание и поклонение, она мечтала о любви и стремилась к дозволенным окружающим отношениям, в которых смогла бы проявить себя с лучшей стороны. Природа одарила ее многим, снаружи и внутри, это видели глаза, и это виделось в глазах напротив.
Увы, окружение считало иначе, и я, ставший почти своим для ее семьи, не мог пойти против традиций.
– Это не предназначено для таких симпатичных ушек, – произнес я с доброжелательнейшей из улыбок.
– Забудь, что я женщина. Расскажи, как другу.
Мадина даже еще отодвинулась после сблизившего толчка. Я хмыкнул:
– Ага, а ты потом растреплешь…
Карие очи почернели:
– Ты слышал когда-нибудь, чтобы я трепала языком?
Пришлось извиниться – в этом Мадину упрекнуть нельзя, чужих тайн, насколько я слышал, она не выбалтывала. Весьма привлекательная черта для девушки подобного склада.
– Прости.
– Прощу, когда расскажешь.
– Тогда придется ждать долго.
Казалось, тема закрыта. Я ошибся.
– Спасибо за обещание, – поймав на слове, плутовски ухмыльнулась проказница. – Я подожду.
Сбившееся с ритма бедро вновь легонько прижалось.
Вздрогнув, я подался назад, толкнув сразу две слившиеся пары.
– Осторожно, да, – недовольно послышалось оттуда.
Руки Мадины проявили немалую силу, вернув меня на место.
– Это чтоб не забыл про обещание, – прошептала она в ухо, снова отдаляясь.
Объятия разорвались, и девушка подтолкнула меня к скучавшей вдали младшей сестренке:
– Пригласи теперь Хадю, а то глянь, как мучается, какими глазами смотрит. Как потерявшийся щенок. Явно хочет танцевать, но боится. Давай, действуй.
Завершил речь вульгарный шлепок по заднице, который поставил меня перед ютившийся в углу скромницей. Наши взгляды пересеклись, я протянул руку:
– Пойдем?
– Прости, – донеслось в ответ едва слышное в оглушающем гаме и бумканьи – Я не танцую. Вообще.
– Я научу.
Мадина была высокой и статной, а младшую сестру природа одарила только самым нежным и приятным: кротким наивным личиком, тугой черной косой до пояса, покатыми мягкими плечиками, маленькой спинкой, пухлыми бедрами и весьма симпатичными выпуклостями везде, где они полагаются женственным созданиям. Она жалась в спасительную воронку кресла, поглядывая оттуда как затаившийся енот, который почувствовал опасность и пытается справиться с ней погружением в анабиоз отстраненности. Взгляд ее менялся ежесекундно, в зависимости от превалирующей мысли. На этот раз глаза Хади грустно смягчились, уголки губ раздвинулись в конфузливой улыбке отказа:
– Не в этом дело. Я не танцую такие танцы.
Оговорка оставила брешь.
– А какие танцуешь?
– Увидишь, когда время придет.
– А оно должно прийти? – удивленно осведомился я.
– Думаю, да. А сейчас, прости, посмотрю, чем помочь на кухне.
Она вспорхнула светлым мотыльком и исчезла с моего горизонта.
Наверное, к лучшему, такие танцы на краю пропасти только напрягали. Оглядевшись, я увидел, что из круга появилась оставленная партнером Настя, ее сместила с пьедестала неугомонная Мадина, решившая потанцевать с братом. Тот только обреченно вздохнул, приняв на плечи руки сестры и начав выслушивать полившийся щебет.
– Можно? – Я перехватил не успевшую присесть блондинку, некоронованную королеву сегодняшнего бала.
В надежде на нечто более желанное и привлекательное ее взор скользнул по сторонам, но тщетно. Последовал равнодушный кивок:
– Давай.
Нежный бархат плоти обтек меня, словно сонный спрут, что в этот момент ловит добычу не потому, что голоден, а по привычке, чтоб не терять хватки.
– Я задам один вопрос, – вдруг сказала партнерша, – ты только не удивляйся.
– Пожалуйста.
Я пожал плечами. Роль жилетки, в которую плачутся, или подружки, с которой можно посоветоваться на разные темы, была единственной, которая светила мне с такими, как бесподобная Настя.
– Что обо мне говорят?
Щекочущие пухлые губы утонули где-то в районе моей шеи. Ладоням разрешили не стесняться, и сердце бешено заколотилось, когда сопутствующий подарок, что ничего не стоил партнерше, отдался мне с невиданной щедростью.
Усилием воли я направил мысли в нужное направление. Вообще-то, весьма коварный интерес. Это как частенько обыгрываемый юмористами вопрос жены к мужу «Я толстая?», который при любом ответе приводит к ссоре.
– Ну, что… Что умная, красивая, самодостаточная… хорошо учишься…
Пышный обруч стиснул меня, вплавился в кожу, по телу растекся жар. Партнерша выглядела массивным перстнем на пальце, где я был тем самым несуразным пальцем, стержнем композиции, а расположившееся на мне чудо – ослепительным бриллиантом, доставшемся на минуту по чьему-то недосмотру.
Еще крепче прижав к себе, красавица чуточку поелозила по мне, вогнав сразу в краску, в дрожь и в ледяной озноб от случившегося в организме конфуза, затем золотая грива поднялась, и мне насмешливо вдунули в самое ухо:
– Я не про то.
– Ну… – снова протянул я, стараясь думать именно головой. – Еще, что, имея парня, ты позволяешь себе и ему намного больше, чем должно быть между парнем и девушкой, которых что-то связывает.
– Это мнение общее или твое?
Я покраснел. Настя угадала стремление выдать желаемое за действительное.
– Мнение многих, – объявил я с упорством идущего на казнь.
– Это единственное, что напрягает во мне окружающих?
– Насколько я в курсе – да.
– Что ж. – Она еще больше размякла на мне. – Приятно слышать.
Я набрал воздуха полные легкие, и горло выпихнуло:
– Тогда я тоже спрошу, можно?
– Валяй, – откликнулась задумавшаяся партнерша.
– Ответишь честно?
– А как же. Насколько смогу.
– Хорошо. – Меня устроила формулировка, я собрался с силами. – Скажи… почему ты здесь?
Красивое личико вскинулось:
– Как это? Празднуем.
– Понимаю. Но почему ты именно здесь, в этой компании, куда пришли далеко не все? У тебя есть парень, которого не привела с собой, а ты вовсю заигрываешь с Гаруном, флиртуешь с остальными. Ты видишь их взгляды и (без обид, пожалуйста) понимаешь, что при первой возможности они поступили бы с тобой и прочими девчонками согласно своему мировоззрению, так, как с их точки зрения вы того заслуживаете.
– В переводе на нормальный язык – как с бесправными доступными телами, которые предназначены исключительно для удовольствия? – с непонятной въедливостью уточнила Настя.
– Да.
Мой взгляд скакнул в сторону. Настя иронично продолжила:
– Тогда скажи: предоставься тебе возможность, поступишь с нами таким же образом? Не уходи от ответа, ты понимаешь, о чем я. Ты бы отказался, сообщи тебе кто-то из девчонок или, допустим, я, что по какому-то стечению обстоятельств сейчас можно все? Абсолютно все?
Я промолчал. Настя вздохнула у меня на плече, в ладонях кокетливо подвигались пышные дюны:
– Не обижайся, но ты – ханжа. У тебя есть желания, с которыми борешься, и ты что-то имеешь против других, которые тоже борются со своими желаниями, хотя при их менталитете сдерживаться труднее. Но между вами есть разница. Большая. Ты ждешь, что эти обстоятельства свалятся на тебя манной небесной. Но так не бывает. А они сами создают эти обстоятельства. Ничего не беря в расчет. Потому им иногда и улыбается удача.
«Удача». Фу.
– Всего лишь приятное вознаграждение проявленного упорства? – Мои губы скривились.
– С твоей точки зрения – всего лишь, а со всех других – заслуженная награда за рыцарство, которого от тебя, например, в жизни не дождешься.
На несколько томительных мгновений мы умолкли. Одну песню без паузы сменила следующая.
– Эй, друг, теперь моя очередь.
Кто-то из крепких ребят южного разлива оттеснил меня в сторону, оторвав текучие прелести и беспардонно перевесив их на себя.
– Здесь не очередь за пряниками. – Мои кулаки сжались.
– Что-то имеешь против?
– Имею.
– Выйдем, поговорим?
Прямой мутноватый взгляд сообщил, что парень уже хорошенько принял на грудь. Ему хотелось приключений, причем уже все равно, каких.
– Султан! – последовал окрик Гаруна.
Он быстро приближался к нам через расступавшиеся парочки. Сзади мелькнуло побелевшее лицо Мадины.
– Ничего, – вдруг сказала Настя, отдаваясь новому кавалеру, – все нормально, это как раз поставит в беседе нужную точку. Ведь правда?
Она уже обнимала другого, который проявил больше упорства и нахальства в достижении цели (это она называла рыцарством?), а взгляд все еще был направлен на меня.
– Да. – Я отвернулся.
Делать нечего, дама сделала выбор, и возможный конфликт самцов умер на корню. Я опять вернулся к старой истине: с чем невозможно бороться, то нужно принять, и на душе станет спокойно… в случае, если бороться действительно невозможно. С чем или с кем я мог бороться здесь? Если только с недотепистым собой, ханжой, как сказала Настя, который ничего не предпринимает, а лишь трусливо мечтает, чтоб мир танцевал под его дудку. Увы, так не бывает, и мир выбирал чужие дудки.
Соперник ухмылялся, унося в чувственный транс бывшее недавно моим достояние государства, его золотой запас, отданный теперь в чужие руки. Сам золотой запас нисколько не возражал. Возможно, даже радовался замене. Как сказал бы в таком случае мой победивший противник – абыдна, да-а.
Да, обидно. До чертиков. Но… чтоб изменить мир, начинать нужно с себя. И тогда в следующий раз переходящее знамя красоты и соблазна попадет к кому надо. Впрочем… а надо ли такое оно конкретному кому надо?
Оставив вопрос не решенным, я шагнул к дивану. Гарун догнал меня, ладонь похлопала по плечу:
– Все хорошо?
– Да.
Понятно, что когда с кем-то дружишь, внимания на национальность не обращаешь. Даже вопросом таким не задаешься, очень удивляясь, когда его поднимает кто-то посторонний, начинающий выискивать проблему. Нет здесь проблемы. Будь человеком, живи по совести – и наплевать тогда, что написано в анкете или какого цвета кожа. Мы с приятелем прекрасно доказывали это. Но кроме совести у людей имелись родственники, а в их присутствии однозначные понятия вдруг становились расплывчатыми. Мне в таких случаях было проще, чем Гаруну, которому приходилось изворачиваться, как червю на крючке.
– Не принимай близко к сердцу, – сказал приятель. – Султану нравится Настя, а ты ему карты путаешь.
– Я?! Чем?
– Хотя бы тем, что тебя она не боится.
– А его, значит…
– А его почему-то сторонится.
Я поглядел на танцующую парочку. Настя со смешками отбивалась от бесстыдно гуляющих щупалец, в глазах вместе с весельем присутствовал легкий страх. Словно она взялась укрощать необъезженного жеребца.
– А он пробовал меньше руки распускать? – буркнул я.
– Некоторым девчонкам это нравится.
– Мне казалось, что Настя интересует тебя.
– Интересовала. Сейчас на стороне роскошный вариант наклевывается, сокурсницы только отвлекают. – Гарун огляделся. – Хочешь, еще с кем-нибудь познакомлю?
Я вздрогнул: вот, опять. Неужели выгляжу столь жалким, что всем хочется меня облагодетельствовать?
– Спасибо, я сам.
В кармане друга завибрировало. При взгляде на телефон лицо посерьезнело, он быстро обернулся к своим, вылетело несколько непонятных слов. Бросив партнерш и прочие занятия, все кавказцы куда-то срочно засобирались. Возникшая рядом Мадина, которая не слышала начала фразы, переспросила брата по-русски:
– Что случилось?
– У Шамиля проблемы с…
Покосившись на меня, он не закончил фразу.
Шамилем звали неуемного родственника, тоже студента, что почему-то не удосужился почтить присутствием сегодняшнее мероприятие. Впрочем, я только рад. Из-за подобных Шамилю в глазах обывателя нормальные ребята вроде Гаруна скопом зарабатывали репутацию подонков. В семье любого народа есть такая пена на волнах огромного моря, которую видно в первую очередь. За границей о россиянах судят по выходкам богатеньких мажоров, а о кавказцах у нас по таким Шамилям. Снова он попал в переплет, и потребовалась помощь других, нормальных, чтоб вытащить его из передряги, в которой, наверняка, оказался по собственной воле. Тоже традиция – своих надо спасать только потому, что они свои, какие бы ни были. «Наших бьют» – не кавказское изобретение, но на Кавказе возведено в абсолют.
Все парни деловито устремились к выходу, на меня старательно не обращали внимания.
– Могу чем-то помочь? – бросил я понесшемуся к выходу другу.
Он мучительно скривился.
– Можешь, конечно. Но… не в этом случае. Ты же понимаешь.
Да, я понимал.
Глава 2
Наша дружба началась настолько давно, что точное время восстановить вряд ли удастся. Семьи жили на одной лестничной площадке в далеком южном городке. Моих бабушку с дедушкой туда забросила судьба в лице ЦК КПСС, в перемешивании обитателей многонациональной страны создававшей единый советский народ. В расчеты вкралась ошибка, и вместо сплочения получился сначала кровавый парад суверенитетов, что на былом единстве камня на камне не оставил, а затем новые царьки в каждом национальном регионе начали тянуть денежное одеяло на себя. И пошла такая «дружба народов», что всем поплохело. Когда последствия этой «дружбы» могли напрямую задеть жизни моей семьи, соседи приходили предложить провести ночь у них. На появившийся в первый раз вопрос «Почему?» просто отводились глаза. Как позже выяснилось, на эти ночи планировались погромы по национальному признаку, поэтому многие из местных старались предупредить и защитить. Впрочем, серьезных инцидентов в нашем городке не случилось, все слухи ушли в прошлое, а истинная дружба осталась.
Сначала мы просто играли дома, затем, когда в обеих семьях случилось прибавление, игры переметнулись во двор. Гарун нередко спасал меня от уличной шпаны, смотревшей в первую очередь на форму носа, а не на внутренние качества. Бывало, и я вступался за него, когда происходило наоборот, и чужих не устраивала именно высоко задранная планка его принципов, мешавших поступать с другими по старобасенному «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». Тогда нам доставалось обоим, а дружба с каждой передрягой все больше крепла.
После рождения сестренки родители стали искать работу в центральной или северной России, и однажды семья переехала в тихий городишко, откуда я вскоре отправился на учебу в областной центр. Переписка с другом продолжалась, и Гарун поступил сюда же. Мы вновь оказались вместе, и теперь уже мне доводилось помогать другу выпутываться из затруднительных ситуаций, когда местным не нравилась уже его форма носа. И мои принципы. Ситуация перевернулась. Но для нас ничего не изменилось, мы остались друзьями в самом высоком смысле.
Когда мы были вдвоем, мы были как братья. И не надо этого дурацкого «как». Братья. Когда вдвоем. Но появился нюанс. Если Гарун оказывался в окружении земляков… Нет, внешне ничего не менялось, но я отчетливо видел, что дань зову крови не дает ему быть собой. Сейчас он умчался защищать своих, путь даже неправых. Я остался. Это была не моя война. А если моя… то вряд ли я выступил бы с ним сегодня плечом к плечу.
Проигрыватель по-прежнему завлекал красивой мелодией, но что-то сломалось в настроении. Танцы отпали сами собой, поскольку единственным представителем сильной половины человечества остался я, а своим кавалером ни одна из девиц меня не видела. За исключением Мадины – которую своей дамой не видел я. Поэтому ноги просто опустили меня на одно из множества освободившихся мест, предпочтя пассивное наблюдение ненужной активности.
К этому времени большинство девиц оказались навеселе, некоторые настолько, что даже не заметили массового исхода кавалеров. Они с трудом поводили глазами, ища места, где бы свить временное гнездышко умученным танцами и алкоголем телам. Лишь нескольким хотелось продолжения банкета. Главной пантерой в стае ненасытных хищниц была Мадина.
– Предлагаю сыграть в твистер.
– Урра! – бурно поддержали ее погрустневшие от вынужденного одиночества подруги. – Давайте!
Не успел я оглянуться, как на месте недавних танцев появилась расстеленная простыня с рядами разноцветных кружков.
– Кваздапил, чего в сторонке сел? Давай, сюда иди, здесь самое веселье начинается.
– Да не любитель я таких развлечений.
– А кто тебя спрашивает, любитель ты, или не любитель? – Мадина нахраписто встала надо мной – руки в боки, очи пылают. – Ты кавалер, ты обязан развлекать девушек…
– Но не таким образом. – Мой голос отвердел.
Девушка задумчиво облизала губы.
– Предпочитаешь смотреть? Такое право нужно заслужить!
– Газировка кончилась! – раздался удивленный вскрик из-за стола.
Меня словно подбросило:
– Сейчас схожу.
При этом я так посмотрел на заводилу, что она хмыкнула:
– Ладно, только не задерживайся. И не исчезай. А то пожалуюсь брату, что бросил нас на произвол судьбы. А вдруг что-то случится?
– Обещаю, что быстро. – Я выметнулся в коридор.
Уличные ларьки давно снесли, пришлось бежать в ближайший круглосуточный павильон. Пересчитав имевшуюся наличность, почти на все деньги я купил разных лимонадов и минералки. В отличие от чисто мужских собраний, где на столах первой исчезает именно алкоголесодержащая составляющая, к совместным посиделкам мужчины подходили основательнее, затариваясь спиртным с огромным запасом. Про воду при этом забывалось начисто, что в очередной раз подтвердил сегодняшний вечер, плавно перетекавший в ночь.
Назад я вернулся без приключений, пару раз дав рукам и спине небольшую передышку.
– Воду заказывали? – притворился я веселым ночным курьером.
Мне улыбнулись – те, кто сумел заметить. Остальные были заняты: похожие на горстку муравьев, потревоженных наступившим туристом, они превратились в единую кучу-малу: налезали и подныривали друг под друга, напирали и давили, просачивались и тонули в цветной груде тел и переплетенных конечностей, изгибались и вывертывались. Мадину задавили и потеряли где-то внизу, прижав и перекрутив, словно она резиновая.
И тут…
– Кваздапил, помогай!
Я отыскал источник звука. Это была Настя, чье страдальческое лицо указывало на одну из перебравших спиртного подруг.
– Поможешь отвезти Теплицу домой?
Зрелище открылось безобразное: Люська Теплицына с логичным прозвищем Теплица была в отрубе, но прежде, чем отключиться, она испоганила себя сверху донизу – отторгнутое организмом попало и на платье, и под него, а потом девица еще и свалилась в нагаженное. Теперь Настя оттирала налипшую гадость тряпками, которые подносила носившаяся по комнатам Хадя.
– Говорила ей не мешать, – умудренно качала головой одна из собутыльниц.
– Нужно уметь вовремя остановиться, – значимо кивала вторая, в то время как губы отхлебывали из очередного стакана.
Общими усилиями ничего не чувствовавший полутруп привели в сносное состояние. Затем Теплицу, сейчас больше походившую на тряпичную куклу, поставили вертикально и, обернув в куртку, получившийся сверток вручили мне.
– Донесешь? – пытливо осведомилась Настя.
– Не переживай, – буркнул я.
Теперь посмотрим, кто здесь рыцарь. Подхватив неудобную ношу под талию, я поволок ее рядом… и едва не грохнулся оземь.
– Осторожно! – взвизгнули сразу несколько голосов.
Примчалась Мадина, которая помогла мне взвалить девицу на спину, как мешок с картошкой. Болтавшаяся голова врезала мне по затылку, даже не охнув, а у меня от этого искры из глаз посыпались.
Прощание с хозяйкой и мелькнувшей на заднем плане младшей сестрой выразилось в простом кивке, и мы вышли на улицу – я, мой груз и Настя, вызвавшаяся помочь доставить непутевую подружку до места. Видимо, на то, что я сумею сделать это в одиночку, она не надеялась. Неся сразу две сумочки – свою и жертвы алкоголя – она остановила меня, едва мы прошли три шага.
– Ты куда? – На меня воззрился недоуменный взгляд.
– К остановке.
– К какой остановке?! Такси берем.
– А запах?
Настя принюхалась, скривившие губы выпихнули:
– Когда будем садиться, потуже затянем на ней куртку.
В позе классической соблазнительницы – выпятив фронт, оттопырив тыл, и чуть выставив одну ножку – она принялась ловить попутку. Я покраснел. Вовсе не от нескромного вида, хотя, будь я водителем, непременно обратил бы внимание. Правда, не факт, что взял бы на борт. Сочетание нескольких факторов – ночь, темнота, голоногая красотка на каблуках высотой в ладонь и в коротком платье, которую сопровождает приятель, на чьих плечах в полном неадеквате покоится еще одна возможная пассажирка – и вопрос о подвозе очаровательной незнакомки решился бы не в ее пользу.
Краснеть пришлось по другому поводу.
– Постой. У меня… – Я едва совладал с голосом. – У меня с собой денег нет.
Настя презрительно хмыкнула:
– А еще в кавалеры набивался, выяснял, чем настоящие мужчины берут…
– Хочешь сказать – деньгами? – ядовито куснул я.
Настя передернула плечиками:
– Ошибаешься. Умением решать проблемы. Любые!
– Для этого и нужны деньги.
– Для этого нужны голова и желание. Наличие денег – тоже всего лишь проблема, которую нужно уметь решать.
С провокационным мнением хотелось поспорить, но тут Настя брезгливо бросила:
– Успокойся, у меня есть, чем расплатиться.
– Не сомневаюсь, – презрительно выдавил я под нос.
Вести дискуссии расхотелось.
Из темноты выдвинулась фигура, и мы умолкли, пока темный силуэт не поравнялся с нами.
– Проблемы? – раздался гортанный голос. – Помочь?
Настя всплеснула руками:
– Султан? Напугал.
– А Гарун где? – поинтересовался я.
Султан меня проигнорировал, он ответил Насте, хотя именно на мой вопрос:
– Наши скоро подъедут, а я пошел вперед и вижу, что не зря. Проводить?
Парня покачивало. Он то ли хорошо поддал, то ли обкурился. Когда только успел? По этой причине его, наверное, и отправили прогуляться, в критической ситуации такие не нужны.
Настя с испугом переводила взгляд с него на меня, выбирая меньшее зло.
– Спасибо, не надо, – наконец, выдавила она.
– Вопрос не обсуждается.
Настя настояла:
– Мы с Кваздапилом справимся.
Даже Султан понял, что девушка боится остаться с ним наедине. Мутный взор остановился на безвольном мешке на моем горбу. Мысль забрать ношу, чтоб остаться единственным кавалером, не прошла, его просто не удержали бы ноги. И мысль сменилась на более трезвую.
– В гости не напрашиваюсь, но бросить в беде не могу. – Султан шагнул к краю тротуара, рука поднялась в голосующем жесте. – Довезу до подъезда, чтоб ничего не случилось.
Ага, до подъезда. Вспомнилась недавняя отповедь Насти: «Они сами создают эти обстоятельства, ничего не беря в расчет. Потому им иногда улыбается удача. Заслуженная награда за рыцарство, которого от тебя, например, в жизни не дождешься». А может, ну ее, эту Настю, к рыцарям? Пусть едут тепленькой компанией, скатертью дорога.
В этот момент к нам свернул темный седанчик. Ни покачивающийся Султан, ни моя заплечная ноша хозяина не смутили, стремление заработать пересилило инстинкт сохранения в целости своего транспорта.
– Куда поедем? – Из приоткрывшегося окошка выглянула широкоскулая физиономия.
– Вперед до площади, там покажу. – Девушка распахнула для меня заднюю дверь машины.
Султан взялся за ручку передней, но был отодвинут, туда плюхнулась проскользнувшая Настя. Едва дверцы закрылись, она улыбнулась парню:
– Султанчик, в следующий раз, хорошо? Поехали!
– Подождите.
Я аж взмок, посчитав, что настойчивый кавалер сейчас втиснется к попахивающей Люське, но тот, обойдя машину, постучал в окно водителя, в приоткрывшуюся щель упала купюра:
– С ветерком и без проблем, ясно?
– Как скажешь, дорогой!
Лишь когда одинокая фигура скрылась вдали, Настя облегченно выдохнула.
– Теперь налево, – принялась она командовать.
Водила на запах не жаловался, видимо, плата покрыла неудобства. В нужном месте мы вышли, скользкое тело вновь заняло место на спине, в лифт скривившаяся Настя заставила себя войти вместе с нами. Как ни было противно каждому, но я делал свое дело, а она свое, потому дело и двигалось.
Звонок в нужную квартиру ничего не дал, нам никто не открыл.
– Постучи, – сказала Настя.
Я постучал. Ничего.
– Сильнее постучи.
Мой кулак едва не разнес дверь. Опять ничего, кроме пожилой соседки, что выглянула из противоположной двери. Она скептически хмыкнула, глядя, как раскачивается и болтает не державшейся головой неживой сверток, в обычном состоянии являвшийся жильцом квартиры напротив.
– Не скажете, Люсины родители дома? – успела спросить Настя.
– Павел Тимофеевич с Ольгой Георгиевной на юг уехали. – Соседка презрительно задрала подбородок. – Вот этой шалаве квартиру оставили. Надеялись, что у нее совесть проснется. Нечему уже там просыпаться!
Соседская дверь с громом захлопнулась.
Настя порылась в сумочке подруги, два ключа со связки оказались правильными. Замки поочередно клацнули сталью, впереди раззявилась черная пасть.
– Вноси, – приказала Настя.
Мне было немного неловко. В чужой квартире, в темноте, с двумя девицами…
Настя же чувствовала себя замечательно. Загорелся свет, мгновенно развеявший мои сомнения.
– Куда теперь? – осведомился я.
– Здесь клади, в коридоре.
Моя спина с удовольствием скинула дурно пахнувшую ношу, осточертевшую до колик. Мы разулись, затем разули подопечную. После этого я встал столбом, а моя воплотившаяся ночная мечта взялась за край оборачивавшей тело куртки:
– Помогай, чего смотришь?
Еще вчера я мог лишь фантазировать на такую тему: одни в квартире с чарующей соблазнительницей, которая смущала взоры всех мужчин от мала до велика. И вот все на самом деле. Но то, как это происходило, с мечтами категорически не совпадало.
– Что делать-то? – не понял я, развеивая ненужные мысли в прах.
– Разве есть варианты? Снять с нее надо весь этот срам.
(Продолжение следует)