… Как я простилась с Риткой, как я « загрузилась» в самолет, как уселась, как самолет взлетел - все это я почти не помню. Какое-то большое, размытое пятно… После того, как стюардесса объявила, на какой высоте мы летим, я полезла в сумочку и достала бутылочку сиропа от кашля. Да, бутылочка –то с этикеточкой… На самом деле, вместо сиропа от кашля в этой бутылочке был другой лечебный сироп. Настоящий, не вонючий, как бабушкина деревенская самогонка на дрожжах, французский коньяк. Я все равно ненавижу коньяк. Пойло. Но это было единственное пойло, похожее на сироп от кашля.
Я открыла пробку и сделала пару глотков. Отдышалась. Снова сделала пару глотков. Закрыла пробку.
- Это что? Сироп от кашля? Или коньяк?
Я вздрогнула. Повернула голову. Рядом со мной сидел мужчина. Молодой мужчина. Но старше меня лет на пять. Мужчина обворожительный, влекущий и какой-то недоступный и далекий… Или это все настоящий, французский коньяк? Скорее всего.
- Это лечебный сироп, - все же ответила я шепотом. – Я ненавижу самолеты. Еще я боюсь летать.
- Ясно, это коньяк, - усмехнулся мужчина.
- А вы не боитесь летать? – спросила я.
- Нет.
- Почему? Научите меня не бояться.
- Для этого мы с вами незнакомы.
- А для этого нужно познакомиться? – безмерно удивилась я. – Маша.
Мужчина тихо рассмеялся.
- Одного имени тут недостаточно.
- О… Ну… Вы хам…
- Нет. Вы не так меня поняли, - и он снова тихо рассмеялся.
- Тогда я вас совсем не понимаю! – рассердилась я.
- Вот! В этом–то и суть! Для того, чтобы избавить вас от какого-либо страха, я должен понимать вас. Нужно подобрать верную мотивацию. Для разных людей - разные способы лечения.
- Как интересно… А вы приведите пример.
- Вам может это показаться странным.
- Пожалуйста.
- Хорошо. Вот один человек, потерявший свою жену, не видит больше смысла в жизни и тоже хочет вслед за женой, но боится. Какой смысл ему бояться самолетов? Скорее окажется вместе с женой. Или алкоголик, который не может завязать, а хочет. Если самолет упадет, он уж точно навсегда завяжет.
- Да уж… Странно – это не то слово.
Мужчина на этот раз рассмеялся беззвучно, прикусив губу.
- Вы что, шутите так? – начала сердиться я.
- В какой-то мере. Но я привел вам такой грубый и примитивный пример, чтобы вы поняли такой метод лечения.
- А… Да уж. Грубо.
- Скорее, банально.
- А вы почему не боитесь летать?
- Кому что на роду написано, так тому и быть.
- Это все русское народное творчество. Пословицы, - махнула я рукой. – Есть и другие пословицы. К примеру, береженого бог бережет.
- Судьба свое возьмет.
- Как? Человек никогда не сядет в самолет. Как он тогда упадет?
- А помните восточную, так сказать, пословицу? Если гора не идет к Магомету… Здесь принцип наоборот. Если Магомет не идет к горе… Самолет сам упадет на этого человека.
Я выразительно посмотрела на собеседника.
- Не помню, чтобы за всю историю человечества на кого-то падал самолет. Вы фантаст? Или это очередной очень грубый и примитивный пример?
- Допустим, так, - важно кивнул мужчина, ничуть не смутившись.
- Слушайте, а вы пессимист? Или фаталист? Или пофигист?
Мужчина рассмеялся. На этот раз громче.
- Если вы рассуждаете такими категориями, то я, по - вашему, пессимистичный фаталист.
- Фаталисты все пессимистичны, - фыркнула я. – Скучно жить, зная, что от тебя ничего не зависит.
- Нет. Так думают пофигисты, - хохотнул мужчина. – Фаталисты все же к чему-то стремятся.
- К долгой жизни, что ли?
- Хотя бы! - Мужчина долго смеялся. Тихо. Заразительно. Мне тоже стало смешно.
- С вами, наверное, никогда не бывает скучно, Маша. Мария… Какое у вас красивое имя…
- Да ладно вам! Лесть. Глупый комплимент, - не поверила я. – Один однокурсник мне как-то сказал, что у меня легендарное имя. Это было интересно. Не банально, по крайней мере.
- Я не делаю вам комплимент. Я говорю правду. У вас красивое имя. И легендарное. Мария. – Мужчина улыбнулся. – А вот что имел в виду под легендарностью ваш однокурсник? Или это просто было такое выражение?
- О, нет. Однокурсник говорил конкретно. Имелось в виду то, что моим именем была названа Мария, мать Христа, и Мария – Магдалина, возлюбленная Христа.
- Возлюбленная? – поднял бровь мой собеседник.
- Этому находят все больше подтверждений, - кивнула я.
- Просто это модная версия. Или просто люди везде ищут скрытый подтекст. А в каждой паре видят интимность отношений. Это уже распущенность.
- Может быть, - не могла не согласиться я. – Из библии сделали роман. А какой же роман без роковой любви? А какая-то чокнутая проститутка, раскаявшаяся в своей форме существования, - это.. это…
- Философия бытия, - хмыкнул мужчина. – Как раз по- библейски. А для романа, конечно, не то, чтобы слабовато, вот как раз для романа – банально. Похоже на идиотизм.
- Что? – поперхнулась я обычным воздухом.
- Как в романе Достоевского « Идиот».
- В чем же похожесть? – приходила я в ступор.
- В диагнозе, - усмехнулся собеседник. – Идиотам не до любви, у них иные категории.
- Я уже запуталась, - пожаловалась я.
- Я просто пытаюсь рассматривать библейскую историю как роман, как кино и как философский трактат. В романе должна быть запретная любовь. В кино должны быть два похожих человека, занятые только либо самими собой, либо целым миром, и они никак не могут соединиться, а когда понимают, наконец, друг друга, становится поздно. До того, как их жизни ничего не угрожало, один думал о смысле жизни, другая бросалась из одной крайности в другую. А в философском трактате, коим и является библия, это просто проблемы бытия и личности человека, и тут ни о какой земной и неземной любви не может быть и речи.
- Офигеть, - вырвалось у меня. – Как вас зовут?
- Павел.
- Апостол Павел, - вновь вырвалось у меня.
- Что? – Мне показалось, или он вздрогнул?
- Ну, у нас с вами беседа такая и тема, вот и… Логично же…
- Женская логика.
- А звучит обидно.
- Я не хотел вас обидеть.
Мы помолчали. Я покрутила в руках бутылочку с псевдо – сиропом от кашля. Мне уже не было страшно лететь в самолете. Я вдруг спросила Павла:
- И что, вы думаете, никакой любви не было вообще?
- Вы о Христе и Марии – Магдалине?
- Ну… да…
- На вас так повлиял фильм « Код да Винче»? – усмехнулся Павел.
- Фильм повлиял. Но вначале, задолго до этого фильма, на меня повлияла опера Ллойда Уэббера « Иисус Христос – суперзвезда»…
- О…
Мы снова помолчали. Павел улыбнулся и сказал:
- Если и была любовь, только платоническая.
- Платоническая точно была, - кивнула я головой. – Иначе бы вряд ли какая-то там проститутка так прониклась идеями какой-нибудь божественной личности. Навряд ли.
Павел усмехнулся.
- Думаете, это ерунда? – оскорбилась я. За себя. И за свою версию библейского сюжета.
- Совсем не ерунда. Платоническая любовь очень сильна и никогда не забывается. Люди могут прожить друг с другом годами, а потом подать на развод и забыть, как они любили. А вот платоническое чувство никогда не забудешь. Оно остается чистым.
- Да… А на настоящую любовь у Магдалины и Христа не хватило времени, - обронила я и поежилась. – Надеюсь, мы с вами не кощунствуем?
- Вы так верите в бога? – спросил Павел.
- Я верю в справедливость. И в то, что сильнее нас.
- В обстоятельства? – улыбнулся Павел.
Я рассмеялась и кивнула головой.
- Да, обстоятельства всегда сильнее нас. Но часто эти обстоятельства бывают, как раз, не совсем справедливы.
- Это в житейском смысле.
- А жизнь – это, как раз, то обстоятельство, которое всегда сильнее нас. – Я открутила пробку со своего « сиропа» и сделала пару глотков. – В любом случае, я не верю в библейскую версию сотворения Земли. И не могу принять, что бог пришел к своим заповедям не сразу.
- Это как? – снова улыбнулся Павел.
- Так, что бог развивается в библии со всем человечеством, - ответила я. – А бог изначально должен знать цену каждому поступку.
- Вероятно, это уже версия человека, решившего написать библию после прошедших событий. Вы так думаете?
- Да. Я так думаю… Еще я думаю, человек много чего подправил в библейской истории.
- Что, например? – с интересом спросил Павел.
- Например, роль Иуды.
- О! Вы основательно взялись за книгу книг! – улыбнулся мой спутник.
- Да. Вероятно, роли этих двух личностей специально уменьшили, чтобы выделить фигуру Христа.
- Это вполне логично. И людей можно понять, - кивнул Павел. – Кстати, почему вы обиделись за Иуду?
- Вы издеваетесь? – заподозрила я.
- Нет, - рассмеялся Павел. – Просто это непривычно.
- Что?
- Все.
- Вся интерпретация библии мной?
- Как-то так, - согласился Павел.
- А вы-то как сами думаете об Иуде? Что он – подонок? Мелочный предатель? Мразь?
- Достаточно было одного слова «подонок», - хихикнул Павел.
- Зря веселитесь, - покачала я головой. – Я считаю, что Иуда не предавал Христа, а спасал христианство. Он знал, на что идет, знал, что для всех останется гнусным персонажем, но все же сыграл свою роль в истории.
- Вы цитируете краткое содержание либретто рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда»? – спросил Павел.
- Нет, - оскорбилась я. – Это мое мнение.
- Вы впечатлительная натура, - посмотрел на меня Павел. – В опере роль Иуды неоднозначна, чтобы действие было интенсивнее, был конфликт, чтобы было интереснее, словом, экшен!
- Значит, вы не согласны?
- Не знаю. Но предполагаю, если Ллойд Уэббер и Тим Райс правы, то для драматизма Иуда действительно должен был быть предателем.
- Чтобы подчеркнуть остроту сюжета и выделить одинокую фигуру Христа, да?
- Да. Ведь библия – книга о Христе. И вера называется христианством.
- Вы совсем забыли упомянуть о Марии, - укоризненно сказала я.
- Но… - растерялся Павел.
- Не надо. Это все, как раз, ясно. Бедной Марии досталась самая невзрачная, незавидная роль. Ее сделали легендой, но какой? Богоматерь! - Я фыркнула. – Никто даже не пояснил, за что женщине, на самом деле, такое уготовано? Представляете, жила себе обычная женщина, почти замужняя, между прочим, и вдруг, в один далеко не прекрасный для нее день, на нее обрушивают какую-то фантастическую историю! Про мужа Марии вообще ничего далее не сказано. Как мужчина, Исаак, кажется, к этому относился, интересно? Ему, как ни крути, наставили рога!
- Тише, - шикнул Павел и даже побледнел.
- Ладно, - сбавила я обороты. – Не переживайте. Я не богохульствую. Просто все расписываю в красках.
- Слишком красочно, - выдохнул Павел, приобретая естественный цвет лица.
- Мне жаль Марию. Из нее сделали богоматерь. Отвели однобокую роль. Святая мученица. Но кто – нибудь спросил Марию, нужно ли это ей? Согласна ли она на это? Это же была обычная женщина! У нее была, черт побери, физиология! Личная жизнь! Муж! Мечты! И что в итоге? Муж не у дел. А что сделали с ее богоребенком? Какая мать на это добровольно согласится?
- Это слишком глубокая тема, - заволновался Павел, снова несколько бледнея. – И вам нужно поспать.
- Я что, затронула святое? – усмехнулась я. – Успокойтесь. Это же всего лишь вымысел.
- Вымысел? – вздрогнул Павел, и теперь уже побелел.
- Ну, часть правды и поэтические закидоны. Хватит меняться в лице! Библию не бог написал, а люди. И они выделили в книге Христа, остальные образы вышли у них не совсем удачно. Особенно Мария. Я уж не говорю о ее муже – плотнике… Да…
Павел опять успокоился, даже улыбнулся.
- Просто… Мария… это…
- Святое, - кивнула я. – Бедная женщина! – Я вздохнула и рассмеялась.
- Что смешного? – не понял Павел.
- Да вот за эти мои мысли я, похоже, и лечу в Париж, - хихикнула я. – Моему любовнику эти мои вольные измышления всегда очень и очень не нравились!
Павел заинтересовался, но мне не хотелось переходить, так сказать, на личности, поэтому я снова вернулась в прежнее русло.
- Да… Библия… Тайна, покрытая мраком… Если бы мир, наконец, узнал, кто автор библии, этот бы человек, посмертно, получил Нобелевскую премию. Нет. Эта премия слишком слаба для библии. Для библии нужна особенная премия. Премия самой лучшей книги всех веков и народов. Не смотря на все ее ляпы. Библейские ляпы точно бы заслужили Нобелевской премию! Странно, что об этом, кроме меня, никто не догадался. Или кто-то догадался. Может даже, не один человек. Может даже, много. Но они предпочитают молчать. А как же! Святое же… Вы верите библии?
- Что?
- Вы верите библии?
- Я христианин.
- Многих в детстве крестят, разве это имеет для взрослого человека значение? Ведь крестят в несознательном возрасте. И мне не доводилось встречать родителей – христиан, которые бы решили крестить своего ребенка в мечети, например. А когда этот ребенок вырастает – это его личное право, верить библии или нет. Или верить чему-то иному. Или вообще ничему не верить. Я имею в виду религию. Вот вы, откуда вы знаете, какой бог главный?
- Что? – икнул Павел.
- Все говорят, что бог один, но у каждого он свой и конкретный. А религия – как бесплатное приложение. Общие правила пользования.
- А вы верите? – Павел с трудом подбирал слова и они ему не нравились. – Верите в кого-нибудь… из богов?
- Я не хочу верить. Я хочу знать.
Павел косился на меня и продолжать теологическую беседу не спешил. Я махнула рукой, икнула, убрала бутылку с коньяком в сумочку, расстегнула пальто и устроилась поудобнее в кресле.
- Я уже не боюсь лететь. По крайней мере, сейчас. Не могу сказать, что я кристально трезва, но не такая пьяная, как вы, должно быть, думаете. Вы меня просто заговорили, а я выведала вам все свои тайные мысли. Вы психолог?
- Почти.
- Это как? Так бывает?
- Всякое бывает.
- Да, чего только не бывает, - усмехнулась я. – Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. А вам не жарко?
Наверное, после этой фразы я уже уснула.
Во сне я видела себя Марией – Магдалиной, а Христом был Павел. Я оплакивала Павла – Христа и вдруг услышала какой-то знакомый, низкий и глубокий голос: « Не плачь, Марленикен»… Я подняла голову и вздрогнула. Передо мной стоял человек в песочном костюме. Я спросила его: « Кто ты»? А он ответил: « Тот, которого ты ждешь». Я снова спросила: « Как твое имя»? А он усмехнулся и воскликнул: « А ты угадай»! И я стала гадать: « Шварц? Ганс? Гейнрих»?.. После каждого названного мной имени, человек в песочном костюме стучал палкой по кресту, на котором висел распятый Павел – Христос, и говорил: « Не верно»… Потом я спросила: « А может, ты – Румпельштильцхен»? Человек в песочном костюме начал смеяться. Сначала тихо. Потом громче. Еще громче. И, захлебываясь смехом, крикнул: « Не угадала! Не угадала! Ты не знаешь, кто я! Не помнишь, кто я»!..
… Мне стало холодно… И я проснулась… Резко открыла глаза и увидела Павла, склонившегося надо мной.
- С вами все в порядке? – спросил он.
- Да… Извините…
- Ничего…
Павел откинулся на спинку своего кресла.
- А что вам снилось?- спросил он.
- Сказка.
- Да?
- Да. Сказка братьев Гримм. Румпельштильцхен.
Я повернула голову и посмотрела на Павла. Он быстро застегнул верхние пуговицы своего пальто. Может, мне показалось со сна, что на его шее колом стоит белый воротничок священника…
*** *** ***