Рассказ "Последний выстрел".
Каждую последнюю субботу месяца я прихожу сюда и подолгу сижу в небольшом кафе. В обед приходит Майк, мы заказываем по большому сочному бифштексу и долго смакуем их, запивая вином, таким же старым как мы двое. Местный повар здорово их готовит, а вино нам разрешили приносить с собой, у них то нету таких древних вещей… Ох, простите, я не представился. Да, старость, забывчивый я стал уже. Меня зовут Кайл, а это мой штурман-бомбардир Майк. Мы пилоты-бомбардировщики. А вот там за окном, стоит наш старый друг, залатанный, местами с облупившейся краской, двухмоторный самолет. Это наш «Бленхейм». А кафе, где мы сидим, находиться на территории авиационного музея. После обеда, мы, как правило, усаживаемся на лавочке, что неподалеку от площадки, на которой застыл наш самолет. Мне кажется, местный охранник считает нам двумя поехавшими стариками, которые невесть почему, часами таращатся на этот музейный экспонат. Мы не обижается на этого молодого парня, он же не знает, что это наш самолет, стоит вон там. Порой мы долго сидим так, рассматривая его и вспоминая те дни, когда гремела война, рвались бомбы и умирали люди. Вторая мировая война… О ней много всего написано и рассказано и двое пенсионеров, хоть и летчиков в прошлом, не думаю что смогут рассказать что-то особенно новое, но одна история все же, достойна того, что бы ее описать. Хотя бы потому, что возле нас нету третьего, того кто 50 лет тому назад, сидел вон в том прозрачном блистере, кабине заднего стрелка. Мы сидим здесь, а его нету. Хотя он больше заслуживал быть здесь, чем мы двое вместе взятых. Его звали Питер и он был душей нашей троицы, удачливым по жизни, ему невероятно везло на той проклятой войне, а еще он стрелял просто божественно. Если вы слышали о таком парне как Джордж Берлинг, то вы поймете, о чем я говорю. Но, в отличии от Берлинга, наш Пит не был так знаменит. Но Пит умел стрелять из спарки пулеметов не хуже, чем Берлинг в кабине своего «Спитфаера».
В тот день наше звено, вернее то, что он него осталось, возвращалось с бомбардировки. Левый мотор самолета барахлил и мы были вынуждены плестись позади всех, так что вскоре порядочно отстали и фактически остались в одиночестве. Океан был как никогда тихим и красивым, смотря на лазурные переливы волн и блеск солнца, невольно забывалось, что идет война. Но крутить головой по сторонам, надо было постоянно, поэтому и я и Майк старательно впивались глазами в небо. Удерживая тянущий в сторону штурвал, я порой был вынужден отрывать взгляд от неба и с опаской, раз за разом смотрел на датчик топлива, словно от этого оно могло медленнее убывать. И когда я в очередной раз взглянул на приборную панель, в наушниках раздался, как всегда спокойный голос Пита: «Сэр, две точки на 7 часов, почти у самой воды». Выкрутив шею я постарался посмотреть туда, куда указывал Пит и наконец, с трудом различил два самолета. Как Пит их увидел, было конечно удивительным. «Сэр, два «крокодила» H6K.» - так же спокойно доложил наш стрелок. Да, это были несомненно они, две здоровенные четырехмоторные летающие лодки японцев. Несмотря на то, что они были далеко не спринтеры, наша птичка с подбитым мотором, тоже еле плелась, поэтому расстояние между нами постепенно начало сокращаться. Я понял, что боя нам не избежать, так как они, несомненно, нас настигнут. Японцы тоже заметили нас и поворачивали нам вслед. Ох, если бы не побитый мотор, мы легко бы смотались от них, благо наш самолет легко разгонялся до 400км по прямой. В свое время, он легко уходил от любых бипланов тех времен. Увы, когда началась война, наши «Бленхеймы» стали легкой добычей как для проклятых «Мессершмитов» так и для «Зеро». И словно в издевку над всем этим, мы сейчас не могли убежать от тяжелых, неповоротливых «крокодилов». «Пит, что с патронами?» - заговорил я, постоянно оборачиваясь в сторону настигавших нас противников. «Все ок, сэр, пусть подходят», - голос Пита звучал спокойно и, как показалось бы любому, даже вызывающе. Для нас же это означало, что в голове у нашего стрелка уже заработала та вычислительная машина, благодаря которой мы до сих пор еще летали и возвращались с заданий. Затем я краем глаза увидел, как мимо моей кабины пролетела трассирующая очередь. Расстояние было еще приличным, и японский стрелок видимо решил нас припугнуть, чем реально рассчитывал попасть. Мгновением позже огрызнулась верхняя турель нашего самолета, Пит тоже заметил стрельбу по нам. Сцепив зубы и прошептав : « Держись дружище, придется выжать из мотора все, что возможно», я стал виражить из стороны в сторону, не давая взять нас на точный прицел. А затем все смешалось в одну сплошную феерию. Японские стрелки явно не жалели патронов и трассеры раз за разом пролетали возле нас. Уставший, израненный «Бленхейм» из последних сил рвался домой и я всеми силами пытался не дать им нас обогнать, так как знал, что в хвосте «крокодилов» стояли авиапушки, которые быстро разнесли бы наш самолет в щепки. Турель Пита в свою очередь методично огрызалась короткими очередями и хотя я не мог оглядываться назад, я не сомневался, что его пули ложатся куда нужно. Один из японцев попытался нырнуть под нас, но Майк управляя нижней турелью дал ему четко понять, что такой ход не пройдет. «Один горит, сэр» - зашипело радио и я оглянувшись увидел, как одна из лодок, задымила сразу двумя двигателями довольно уверенно пошла к лазурной поверхности океана. Самолет все больше и больше заваливался на крыло, а из моторов уже вырывался огонь. Оценив его траекторию, сомнений в том, что он врежется в воду уже не оставалось. В этом время по кабине застучали пули, в стекле появилось сразу три пробоины, и массивная туша второго «крокодила» начала заходить на нас сбоку. Майк припал к нижней турели и очередями пытался не дать ему вырваться вперед. Турель Пита почему-то молчала. Выжав отчаянно штурвал, я каким-то чудом умудрился сам поднырнуть под японца и пролетел под ним буквально в метре, а брызги от разгоняемой воздушными струями воды, даже лизнули стекла нашей кабины. Затем старина «Бленхейм», тяжело ухнув, вынырнул вперед и вверх перед японцем. Ожила длинной, казалось отчаянной очередью турель Пита, а по корпусу снова застучали пули японца и вдруг резко стихли. «Сбит,сбит!» - закричал рядом со мной Майк. Отвернув в сторону, я увидел, как японец резко клюнул носом и рухнул в океан, взорвав спокойную гладь воды огромным всплеском. Мы с Майком наперебой закричали радостные возгласы и похвалы нашему великолепному стрелку. Но Пит не отвечал… Майк сорвав шлемофон бросился к нему. Минута, пока его не было, показалась мне длиннее любого из наших вылетов. Затем он вернулся и по его лицу я понял все…
Я до сих пор помню лицо Питера, каким я его увидел на аэродроме, когда все же посадил наш израненный, но непобежденный бомбардировщик. Он сидел как живой, в простреленном в многих местах блистере турели, все еще сжимая спусковые крючки пулеметной установки. Вся та же спокойная, уверенная улыбка, застыла на его лице, чудом не задетом пулями. Ему было всего 19. Как потом сказали техники, та очередь, которую он дал, была последней, патронов больше не осталось. А дальше, дальше была война, о которой, если честно, не очень хочется вспоминать. Мы не считаем себя героями и сидя вот здесь, возле небольшого кафе, рядом с нашим бомбардировщиком, я и Майк думаем только о двух вещах. О Питере и том, что бы никто, никогда больше не воевал. Никогда…
© Luisanna 2014г.
В тот день наше звено, вернее то, что он него осталось, возвращалось с бомбардировки. Левый мотор самолета барахлил и мы были вынуждены плестись позади всех, так что вскоре порядочно отстали и фактически остались в одиночестве. Океан был как никогда тихим и красивым, смотря на лазурные переливы волн и блеск солнца, невольно забывалось, что идет война. Но крутить головой по сторонам, надо было постоянно, поэтому и я и Майк старательно впивались глазами в небо. Удерживая тянущий в сторону штурвал, я порой был вынужден отрывать взгляд от неба и с опаской, раз за разом смотрел на датчик топлива, словно от этого оно могло медленнее убывать. И когда я в очередной раз взглянул на приборную панель, в наушниках раздался, как всегда спокойный голос Пита: «Сэр, две точки на 7 часов, почти у самой воды». Выкрутив шею я постарался посмотреть туда, куда указывал Пит и наконец, с трудом различил два самолета. Как Пит их увидел, было конечно удивительным. «Сэр, два «крокодила» H6K.» - так же спокойно доложил наш стрелок. Да, это были несомненно они, две здоровенные четырехмоторные летающие лодки японцев. Несмотря на то, что они были далеко не спринтеры, наша птичка с подбитым мотором, тоже еле плелась, поэтому расстояние между нами постепенно начало сокращаться. Я понял, что боя нам не избежать, так как они, несомненно, нас настигнут. Японцы тоже заметили нас и поворачивали нам вслед. Ох, если бы не побитый мотор, мы легко бы смотались от них, благо наш самолет легко разгонялся до 400км по прямой. В свое время, он легко уходил от любых бипланов тех времен. Увы, когда началась война, наши «Бленхеймы» стали легкой добычей как для проклятых «Мессершмитов» так и для «Зеро». И словно в издевку над всем этим, мы сейчас не могли убежать от тяжелых, неповоротливых «крокодилов». «Пит, что с патронами?» - заговорил я, постоянно оборачиваясь в сторону настигавших нас противников. «Все ок, сэр, пусть подходят», - голос Пита звучал спокойно и, как показалось бы любому, даже вызывающе. Для нас же это означало, что в голове у нашего стрелка уже заработала та вычислительная машина, благодаря которой мы до сих пор еще летали и возвращались с заданий. Затем я краем глаза увидел, как мимо моей кабины пролетела трассирующая очередь. Расстояние было еще приличным, и японский стрелок видимо решил нас припугнуть, чем реально рассчитывал попасть. Мгновением позже огрызнулась верхняя турель нашего самолета, Пит тоже заметил стрельбу по нам. Сцепив зубы и прошептав : « Держись дружище, придется выжать из мотора все, что возможно», я стал виражить из стороны в сторону, не давая взять нас на точный прицел. А затем все смешалось в одну сплошную феерию. Японские стрелки явно не жалели патронов и трассеры раз за разом пролетали возле нас. Уставший, израненный «Бленхейм» из последних сил рвался домой и я всеми силами пытался не дать им нас обогнать, так как знал, что в хвосте «крокодилов» стояли авиапушки, которые быстро разнесли бы наш самолет в щепки. Турель Пита в свою очередь методично огрызалась короткими очередями и хотя я не мог оглядываться назад, я не сомневался, что его пули ложатся куда нужно. Один из японцев попытался нырнуть под нас, но Майк управляя нижней турелью дал ему четко понять, что такой ход не пройдет. «Один горит, сэр» - зашипело радио и я оглянувшись увидел, как одна из лодок, задымила сразу двумя двигателями довольно уверенно пошла к лазурной поверхности океана. Самолет все больше и больше заваливался на крыло, а из моторов уже вырывался огонь. Оценив его траекторию, сомнений в том, что он врежется в воду уже не оставалось. В этом время по кабине застучали пули, в стекле появилось сразу три пробоины, и массивная туша второго «крокодила» начала заходить на нас сбоку. Майк припал к нижней турели и очередями пытался не дать ему вырваться вперед. Турель Пита почему-то молчала. Выжав отчаянно штурвал, я каким-то чудом умудрился сам поднырнуть под японца и пролетел под ним буквально в метре, а брызги от разгоняемой воздушными струями воды, даже лизнули стекла нашей кабины. Затем старина «Бленхейм», тяжело ухнув, вынырнул вперед и вверх перед японцем. Ожила длинной, казалось отчаянной очередью турель Пита, а по корпусу снова застучали пули японца и вдруг резко стихли. «Сбит,сбит!» - закричал рядом со мной Майк. Отвернув в сторону, я увидел, как японец резко клюнул носом и рухнул в океан, взорвав спокойную гладь воды огромным всплеском. Мы с Майком наперебой закричали радостные возгласы и похвалы нашему великолепному стрелку. Но Пит не отвечал… Майк сорвав шлемофон бросился к нему. Минута, пока его не было, показалась мне длиннее любого из наших вылетов. Затем он вернулся и по его лицу я понял все…
Я до сих пор помню лицо Питера, каким я его увидел на аэродроме, когда все же посадил наш израненный, но непобежденный бомбардировщик. Он сидел как живой, в простреленном в многих местах блистере турели, все еще сжимая спусковые крючки пулеметной установки. Вся та же спокойная, уверенная улыбка, застыла на его лице, чудом не задетом пулями. Ему было всего 19. Как потом сказали техники, та очередь, которую он дал, была последней, патронов больше не осталось. А дальше, дальше была война, о которой, если честно, не очень хочется вспоминать. Мы не считаем себя героями и сидя вот здесь, возле небольшого кафе, рядом с нашим бомбардировщиком, я и Майк думаем только о двух вещах. О Питере и том, что бы никто, никогда больше не воевал. Никогда…
© Luisanna 2014г.