Отзыв о посещении особняка Румянцева «Обучение в блокадном Ленинграде» Фото в комментариях
Война… Разруха, холод, голод и неопределенное будущее. Что может страшнее? Я искренне восхищаюсь мужеством и выдержкой блокадников.
В наши дни принято считать, что СССР было величайшим злом. Признаться я и сама того же мнения… была, до похода в этот музей. Теперь я задаюсь вопросом: а если бы у ленинградцев не было бы их идеологии, смогли бы они выжить? Отстояли бы они город? Или же сдались на «милость» врага? А случись сейчас подобное, стали бы мы делать то, что делали они?
Удивительно, но суровые условия блокады не нарушили полностью нормальный ритм жизни в городе. В сентябре 1941 г. Студенты 40 вузов начали занятия. Вся деятельность высшей школы Ленинграда была направленна на решение тех задач, которые выдвинула война. Учебные планы пересматривались в соответствии с сокращенными сроками обучения. Особое внимание уделялось качеству знаний. Во всех учебных заведениях занятия были построены так, что позволяли чередовать оборонную и академическую работы. Преподаватели широко практиковали систему месячных знаний, контрольных работ, консультаций, сдачи зачетов и экзаменов в течение всего учебного года.
Сегодня это может показаться невероятным, но самую тяжелую ношу несли дети блокадного Ленинграда. Когда загнулось кольцо блокады в городе оставалось 400 тыс. детей – от младенцев до школьников и подростков. Естественно, их хотели защитить в первую очередь. Всесторонняя забота о детях в тех условиях – подвиг Ленинградцев. Дети давали взрослым особую силу, поднимали на труд и на бой, потому что спасти детей можно было лишь отстояв город. Это было время с особой шкалой ценностей.
Шурик Игнатьев, трех с половиной лет от роду, 23 мая 1942 года в детском саду разрисовал свой листок беспорядочными карандашными каракулями, а посередине оставил белый овал в центре. Когда его спросили, что он нарисовал, Шурик ответил: «Это война, вот и все, а посередине булка. Больше ничего не знаю»
Дети были такими же блокадниками, как и взрослые. И погибали как взрослые: под артиллерийским огнем врага или голода.
Город не мог уберечь детей от недоедания, от истощения, но, тем не менее, для них делалось все, что было возможно. В разгар самой страшной первой зимы для детей были организованны новогодние утренники. Вот программа праздника: «Художественная часть. Встреча с бойцами. Танцы и игры у елки»
Все было выполнено, кроме активной части, истощенные дети просто не могли позволить себе так расточительно тратить энергию. Они не шалили, терпеливо ждали обеда. Представить сложно то, как дети радовались дрожжевому супу с кусочком хлеба, котлетки из крупы или из шпрот и такого «сладкого» киселя. Дети ели медленно, сосредоточенно, не роняя ни крошки. Они знали цену хлеба.
В конце октября 1941 г. 60 тыс. школьников 1-4 классов приступили к учебным занятиям в бомбоубежищах школ, а с 3 ноября к ним присоединились еще 30 тыс.
Нередко во время занятий раздавался вой сирены, возвещавшей об очередной бомбежке. Ученики быстро спускались в убежища, где занятия продолжались. Учителя имели по два плана работ: в нормальных условиях и в бомбоубежище. Преподаватели старались преподнести материал как можно интереснее. «К уроку готовлюсь по-новому, - писала осенью 1941 г. В своем дневнике учительница истории 239-й школы К. В. Ползикова, - Ничего лишнего, скупой ясный рассказ. Детям трудно готовить уроки дома; значит нужно помочь им в классе. Не ведем никаких записей: это тяжело. Но рассказывать надо интересно. Ох, как это надо! У детей столько тяжелого на душе, столько тревог, что слушать тусклую речь не будут. И показать им, как тебе трудно, тоже нельзя»
В декабре 1941 г. Было решено прекратить занятия, педагоги и ученики 39 школ решили самостоятельно продолжить обучение. Учиться и преподавать в условиях зимы было настоящим подвигом. Ученики и учителя сами добывали топливо, привозили его на санках в учебное заведение, следили за чистотой. В школах стало тихо: изможденные дети просто были не в состоянии заниматься активной деятельностью. Уроки длились по 20-25 мин. Больше не выдерживали ни учителя, ни дети. Записей не вели: замерзали не только руки, но и чернила. Во многих кабинетах не было даже стекол. Коллектив сидел плотно прижавшись друг к дружке как можно ближе к печке. Учеников, продолжавших заниматься в суровые зимы 1941-42 гг., называли «зимовщиками»
С начала действия Ладожской ледовой трассы – «Дорогой жизни» - десятки тысяч детей были эвакуированы из города.
Учеба шла, шла и пионерская работа: сбор подарков (папирос, мыла, карандашей, блокнотов) для бойцов ленинградского фронта.
Весной школьники жили «огородной жизнью»
Весной 1942 г. В опустевшие цехи предприятий пришли тысячи детей и подростков. В 12-15 лет они становились станочниками и сборщиками, выпускали автоматы и пулеметы, артиллерийские и реактивные снаряды. Что бы они могла работа за станками, для них изготовлялись деревянные подставки. На плакатах дети своими руками писали: «Не уйду, пока не выполню норму!»
Сотни юных ленинградцев получили награды: «За оборону Ленинграда»
Признаться мне стыдно за все нынешнее поколение, и за себя в первую очередь. Страшно представить, на что были бы способны те же самые дети, живя в тех же условиях, что и мы, в тех же условиях, что и я. Вряд ли они стали бы так же прожигать жизнь…
В наши дни принято считать, что СССР было величайшим злом. Признаться я и сама того же мнения… была, до похода в этот музей. Теперь я задаюсь вопросом: а если бы у ленинградцев не было бы их идеологии, смогли бы они выжить? Отстояли бы они город? Или же сдались на «милость» врага? А случись сейчас подобное, стали бы мы делать то, что делали они?
Удивительно, но суровые условия блокады не нарушили полностью нормальный ритм жизни в городе. В сентябре 1941 г. Студенты 40 вузов начали занятия. Вся деятельность высшей школы Ленинграда была направленна на решение тех задач, которые выдвинула война. Учебные планы пересматривались в соответствии с сокращенными сроками обучения. Особое внимание уделялось качеству знаний. Во всех учебных заведениях занятия были построены так, что позволяли чередовать оборонную и академическую работы. Преподаватели широко практиковали систему месячных знаний, контрольных работ, консультаций, сдачи зачетов и экзаменов в течение всего учебного года.
Сегодня это может показаться невероятным, но самую тяжелую ношу несли дети блокадного Ленинграда. Когда загнулось кольцо блокады в городе оставалось 400 тыс. детей – от младенцев до школьников и подростков. Естественно, их хотели защитить в первую очередь. Всесторонняя забота о детях в тех условиях – подвиг Ленинградцев. Дети давали взрослым особую силу, поднимали на труд и на бой, потому что спасти детей можно было лишь отстояв город. Это было время с особой шкалой ценностей.
Шурик Игнатьев, трех с половиной лет от роду, 23 мая 1942 года в детском саду разрисовал свой листок беспорядочными карандашными каракулями, а посередине оставил белый овал в центре. Когда его спросили, что он нарисовал, Шурик ответил: «Это война, вот и все, а посередине булка. Больше ничего не знаю»
Дети были такими же блокадниками, как и взрослые. И погибали как взрослые: под артиллерийским огнем врага или голода.
Город не мог уберечь детей от недоедания, от истощения, но, тем не менее, для них делалось все, что было возможно. В разгар самой страшной первой зимы для детей были организованны новогодние утренники. Вот программа праздника: «Художественная часть. Встреча с бойцами. Танцы и игры у елки»
Все было выполнено, кроме активной части, истощенные дети просто не могли позволить себе так расточительно тратить энергию. Они не шалили, терпеливо ждали обеда. Представить сложно то, как дети радовались дрожжевому супу с кусочком хлеба, котлетки из крупы или из шпрот и такого «сладкого» киселя. Дети ели медленно, сосредоточенно, не роняя ни крошки. Они знали цену хлеба.
В конце октября 1941 г. 60 тыс. школьников 1-4 классов приступили к учебным занятиям в бомбоубежищах школ, а с 3 ноября к ним присоединились еще 30 тыс.
Нередко во время занятий раздавался вой сирены, возвещавшей об очередной бомбежке. Ученики быстро спускались в убежища, где занятия продолжались. Учителя имели по два плана работ: в нормальных условиях и в бомбоубежище. Преподаватели старались преподнести материал как можно интереснее. «К уроку готовлюсь по-новому, - писала осенью 1941 г. В своем дневнике учительница истории 239-й школы К. В. Ползикова, - Ничего лишнего, скупой ясный рассказ. Детям трудно готовить уроки дома; значит нужно помочь им в классе. Не ведем никаких записей: это тяжело. Но рассказывать надо интересно. Ох, как это надо! У детей столько тяжелого на душе, столько тревог, что слушать тусклую речь не будут. И показать им, как тебе трудно, тоже нельзя»
В декабре 1941 г. Было решено прекратить занятия, педагоги и ученики 39 школ решили самостоятельно продолжить обучение. Учиться и преподавать в условиях зимы было настоящим подвигом. Ученики и учителя сами добывали топливо, привозили его на санках в учебное заведение, следили за чистотой. В школах стало тихо: изможденные дети просто были не в состоянии заниматься активной деятельностью. Уроки длились по 20-25 мин. Больше не выдерживали ни учителя, ни дети. Записей не вели: замерзали не только руки, но и чернила. Во многих кабинетах не было даже стекол. Коллектив сидел плотно прижавшись друг к дружке как можно ближе к печке. Учеников, продолжавших заниматься в суровые зимы 1941-42 гг., называли «зимовщиками»
С начала действия Ладожской ледовой трассы – «Дорогой жизни» - десятки тысяч детей были эвакуированы из города.
Учеба шла, шла и пионерская работа: сбор подарков (папирос, мыла, карандашей, блокнотов) для бойцов ленинградского фронта.
Весной школьники жили «огородной жизнью»
Весной 1942 г. В опустевшие цехи предприятий пришли тысячи детей и подростков. В 12-15 лет они становились станочниками и сборщиками, выпускали автоматы и пулеметы, артиллерийские и реактивные снаряды. Что бы они могла работа за станками, для них изготовлялись деревянные подставки. На плакатах дети своими руками писали: «Не уйду, пока не выполню норму!»
Сотни юных ленинградцев получили награды: «За оборону Ленинграда»
Признаться мне стыдно за все нынешнее поколение, и за себя в первую очередь. Страшно представить, на что были бы способны те же самые дети, живя в тех же условиях, что и мы, в тех же условиях, что и я. Вряд ли они стали бы так же прожигать жизнь…