Просьба. Выскажите свое мнение о 2 части рассказа.  За что поставили "плюс" и за что "минус".

Буду сильно благодарен.

Полет на первое небо в командный центр, где был развед.отряда, занял не более получаса, однако и это его не спасало от неминуемого опоздания. Спеша и расталкивая окружающих, он сломя голову поднимался по огромным мраморным ступеням, молнией ныряя в коридор, ведущий к арсеналу. Путаясь в рукавах, ремнях и застежках он поспешно облачался в боевой комплект. На ходу пристегивая обычный полуторный меч к поясу и обгладывая прихваченное из сада шестого неба яблоко, он ворвался на пункт сбора. Светловолосая ангел-хранитель, источник и объект теплых чувств Натаниэля по имени Дафна, радостно помахала ему рукой, подзывая к себе. Она была членом их отряда и лишним поводом для ангела участвовать во всех миссиях. Он уже был в паре шагов от нее, когда на его плечо упала чья-то тяжелая рука, оттягивая юношу назад и заставляя того от испуга подавиться куском яблока. Нервно сглотнув, Нат обернулся: он уже знал, кому сия длань принадлежит: архистратиг Джабрил, герой 8 битв против сил тьмы, талантливый войн и стратег, отважный солдат, бич лентяев и заноза в крыле Ната. Одного его сурового взгляда хватило, чтобы юный ангел осознал всю свою ничтожность и, удрученно потупив взор, пошел в противоположную сторону. Опытный командир знал рычаги давления: не явился на брифинг и опоздал – в конец строя, прочь от Дафны, занимающей следующее за Джабрилом место, в самом начале. Стоящий предпоследним Рем утешающе похлопал парня по плечу, лучезарно улыбнувшись Нату и за руку притянув на место подле. Нет худа без добра, ангел надежды на то и является им, потому что сможет всегда поселить лучик света даже в самом хмуром и безутешном сердце.

С прибытием опоздавшего сборы завершились, и вот полдюжины ангелов, расправив крылья, взмыли в воздух, направляясь к порталу в мир смертных. Натаниэлю стоило огромных усилий держать строй, не вырваться вперед из незримых границ и не обогнать своего командира, уж он то, естественно, знал, что за такое бывает. В яркой вспышке один за другим разведчики исчезли в портале, материализуясь в паре сотен метров над землей. С непривычки Нат начал было задыхаться, однако быстро пришел в чувства и продолжил полет: воздух мира людей был для него слишком тяжелым и неприятным. Он рассчитывал на обычный спокойный маршрут, на котором их отряд встретит от силы парочку слабых прислужников демонов, с которыми справиться даже молодой столетний птенец. До того дня, все так, собственно, и было…

Крики полные невыносимой боли были слышны за километры от деревни. Юноша, чьи волосы буквально пару часов назад переливались золотом под лучами райского солнца, были пропитаны запекшейся кровью, слиплись в уродливые сосульки и облепляли искаженное гримасой ужаса лицо. Через его согнутые пальцы на разрытую землю падали перепачканные чем-то бордовым и коричневым перья, за спиной его, вместо левого крыла, торчал страшный обрубок, со струящейся из рассеченных артерий ярко-алой кровью, другое же крыло было сломано сразу в нескольких местах и нелепо припадало набок, почти касаясь кончиками поверхности. Дафна сжимала пальцами мертвенно бледное лицо Ната, что-то громко крича и взывая к остолбеневшему ангелу, который не слышал ни слова. Создавалось ощущение, что вместе с крыльями его покинула вся его жизненная сила.

В тот день демоны посылали свои отряды авангарда далеко на север от своей опорной базы, захватывать и разведывать территорию на подступах к порталу на небеса. В задачу отряда Джабрила не входило сражение с противником, им нужно было только докладывать о происходящем. Однако, ангел-экстрасенсорик в их отряде по какой-то причине не заметил ощутимой угрозы в противнике, а уничтожение слабых демонов было легкой задачей для шестерых воинов света. Как выяснилось позднее, причина была в магии командира отряда противника, который мог скрывать свое присутствие, а заодно и дюжину демонов средней руки. Когда ангелы прибыли на пепелище, когда-то бывшее поселением, их мгновенно взяли в кольцо, отрезав все пути отступления, навязав сражение в неравных условиях. Они оставили с десяток людей в живых, а отчаяние и страх, волнами исходящие от их душ, послужили отличной приманкой.  (Продолжение в 3 части).

Когда наши войска воротились домой из-под Франции, то охочим сказан был отпуск на целый год. Годов с восемь из дому мне вестей не было никаких: не то померли все — Царство им Небесное, — не то живы; а пора была такая, что тут было не до писем. А что, сказал я землякам, пойду и я; денег, благодаря Бога, у меня много, потому что жалованье шло заграничное; хоть повидаться, поотдохнуть да порассказать, каков на свете Париж-город живет.

И пошел. С места наняли мы подводу, а нас было человек десять попутчиков; прошли верст двести, тут отделились от нас трое, а под конец, на границе своей губернии, Курской, осталось нас только двое земляков. Опять-таки наняли было подводу, да в Фатеже товарищ захворал, остался в больнице, а мне выжидать его не приходилось, и я пошел дальше. Одному подводу нанимать не по карману. Не привыкать стать нашему брату журавлем шагать, да и недалече. Я вскинул котомку за плечи, взял посох в руки да и пошел один путем-дорогой. Места не то чтобы знакомые, а все уж не так далеко: верст сто и всего-то от дому, — так и идти как-то стало веселее.

Настигли меня сумерки на большой дороге, за поворотом с фатежской на курскую; а пора была осенняя, глухая, темная: пришлось искать, где б преклонить на ночь усталую головушку. Тут по дороге было много постоялых дворов, и хотя нашему брату служивому эти постоялые дворы не больно сподручны, а выгоднее и спокойнее заходить в деревню к простым мужичкам, да уж делать было нечего, выбирать некогда. Я остановился да стал осматриваться, в которые бы ворота постучаться, навстречу мне идет какой-то, видно, зазывать вышел, да и говорит: «Что, земляк, не ночевать ли?.. Просим милости на хлеб на соль». Я, отозвавшись да отблагодарив, подошел, а он, разглядев, что перед ним служивый, и отворотил было от меня рыло-то: дескать, с вашего брата взятки гладки и за беспокойство поживы не будет!

— Ну, зазвал, — сказал я, — так уж не откидывайся, земляк: ведь я домой пришел, это моя губерния, а что проем — заплачу. Не бойся, на это станет: ведь я из заграничной армии.

Услышав это, он опять подался: стал поласковее; а известное дело, что в те поры все наши из-за границы приходили с деньжонками.

— Ну, — говорит, — с Богом, поди. Вон это двор мой. Скажи хозяйке, что я прислал; а мне надо еще тут побыть: не будет ли обоза; никак под горой кто-то покрикивает.

Вошел я в избу, помолился, поздоровался, гляжу — хозяйка не старая, видная, здоровая.

— Коли хозяин прислал, — говорит, — так с Богом, распоясывайся.

Распоясываться нашему брату служивому нечего: расстегнул шинель походную, да и вся недолга! Поразговорилась хозяйка и ласкова стала: то пожалеет за нужду военную, то пошутит да приголубит, про походы расспрашивает и какую кто поживу принес от француза.

— А кому какое счастье послужило, — говорю я. — Известно, что с бою взято, то и свято. Ну и жалованье царское шло нам серебром да золотом.

— Стало быть, и все вы богаты воротились?

— Иной, — говорю, — порастряс все там, то за французскими пунштиками, то с немцами бирки потрынкал, кто во что горазд, благо своя воля.

— Да уж от вашего брата, — говорит, — что путного ждать! что ж, и ты таким же гоголем домой пришел?

— Ну, — говорю, — кто Богу не грешен, царю не виноват, однако я был не из первых гуляк: не то чтобы все прокутил, а помнил и своих. Вот теперь и пришел домой, да коли даст Бог, застану кого в живых, а, надо быть, две сестры мои уж подросли, так я их и уважу, по червончику-другому им на приданое принесу.

Пришел хозяин, а хозяйка подала щей. Как я поглядел на него при огне, что-то больно не по нутру он мне показался. Сказано слово: «С черным в лес не ходи, с рыжим ночи не спи», а уж коли наш брат курский рыжий, так держи ухо остро! Ну, думаю, Господь с ним: мне только бы переночевать да спозаранку убраться.

Поужинал я, помолился, разулся и лег на лавке, а ночевал я у них один: видно, извозчика хозяин не успел зазвать. Засыпая, я только подумал, как-то завтра рассчитаюсь с рыжим. Ну да не пять же рублей он за свои щи слупит с нашего брата! известно, полтиной меди чист будешь, а больше не возьмет.

Уморившись с переходу, как я свалился, когда огонь погасили, так и уснул, только еще прочитал до половины молитву своему ангелу, архистратигу. Вдруг просыпаюсь ночью, таки вот словно кто меня студеной водой окатил, и сразу вскочил на ноги, гляжу — хозяйка вздула огонь да взяла в руки топор, а хозяин с ножом, да оба прямо идут на меня. Пропал я, стало быть, вот в какую берлогу меня Господь принес; а при мне нет ни даже щепочки, чем бы отбиться! И сам не знаю, как и с чего это во мне вдруг взялось, будто кто за меня вымолвил, только я, взмолившись хозяину, говорю: «Что ты делаешь! ведь я не один здесь, ведь нас тут целая рота, меня спохватятся!»

Хозяин мой как будто немного опешил, однако подошел вплоть.

— Поздно теперь, — говорит, — сказки сказывать!.. Какая рота? Молись, да и аминь тебе!

— Чего ты его слушаешь? — закричала хозяйка и сама кинулась на меня с топором.

Я только успел призвать на помощь ангела своего, святого архистратига, как кто-то шибко застучал в ставень, — молчок; а с улицы голос подал кто-то да еще шибче забарабанил.

— Кто там? — закричал хозяин, подняв надо мною нож, чтоб я не поспел крикнуть, между тем как проклятая баба опустила обух и прислушивалась.

— Кто? разве не слышишь?.. Не узнал голоса фельдфебеля? Аль заспался?

— Михайло Ларионов, ты, что ли?

Я, ни жив ни мертв, отозвался.

— Собирайся живее, — продолжал фельдфебель, — рота выступает. Чего зеваешь? Да живо! Не то я подыму!

Рыжий с хозяйкой задрожали, словно лист на осине, да оба разом пали мне в ноги, говоря: «Не погуби, ради Спаса святого, не погуби!..»

Я схватил котомку, сапоги, шапку и выскочил из избы, сам не помня как. Не могу понять по нынешний день, как я отпер впотьмах сенные двери, как растворил ворота либо перескочил через забор, — ничего не знаю. Выбежал на улицу — все темно, ни зги не видать, и никого нет. Я взмолился еще paз своему архангелу и пошел прямо, без оглядки, куда глаза глядят. Вышел на дорогу — отколе ни взялась тройка курьерская, скачет во весь дух прямо на меня: я едва только успел отскочить, да с перепугу закричал что есть силы.

— Стой, стой! — закричал курьер, военный офицер. — Стой! Никак мы кого-то задавили.

— Да чуть было не задавили, ваше благородие! — отозвался я.

— А ты кто таков?

— Служивый, ваше благородие, иду в домовой отпуск; ночь настигла, ваше благородие, сделайте отеческую милость, подвезите…

— Садись, — сказал добрый офицер.

Сели и понеслись. Покуда рассвело, так уж мы были верст двадцать за Курском. Тут я поблагодарил офицера и пошел своим путем в сторону.

— Да кто ж тебя спас от ножа и обуха? — спросили слушатели Михайла Ларионова. — Кто же постучался в ставень и сказался фельдфебелем?

— А вы и не догадались?.. Эх вы, маловерные! Вот то-то и есть! Кто на войне не бывал, тот досыта Богу не маливался! А кому же я взмолился? А кто за меня стоял, держал под своим покровом в сорока сражениях, от вступления французов матушку Россию до самого занятия Парижа?

«Архистратиг» Быль, рассказанная В. Далем