Оренбургский ретродетектив. Серия 6: как казачка «вступила в любовную связь» с женатым казаком и оказалась в тюрьме за «убийство»
Сегодня мы расскажем о преступлении, совершенном в почти 130 лет назад. Тогда оно наделало немало шуму, к расследованию было приковано внимание публики: еще бы, сюжет классический: убийство незаконнорожденного ребенка, как в «Графе Монте Кристо», только действие происходит не в далекой Франции, а в обычной казачьей станице на окраине Оренбургской губернии, сообщает Урал56.Ру.
В отличие от предыдущих выпусков ретродетектива, в этом мы не станем указывать фамилий фигурантов уголовного дела, и даже названия поселка, где произошло преступление, не назовем: этот населенный пункт существует до сих пор, и там сейчас могут жить потомки людей, о которых пойдет речь.
«Вступила в любовную связь с казаком»
В поселке *** Кваркенской станицы Орского уезда Оренбургской губернии жила «казачья девица» Анна Ш. Уже после того, как она совершила преступление и была заключена в тюрьму, врач-эксперт, осмотрев ее, сделал такую запись, которую затем подшили к уголовному делу:
Врач, производивший освидетельствование подсудимой, нашел, что нижние конечности ея развиты плохо, длина ног не соответствует туловищу, движение ног не полно, на ноги встать не может, но может передвигаться с помощью рук.
То есть Анна была инвалидом – то ли от рождения, то ли от полученной в детстве травмы, и почти не покидала дома. Неудивительно, что и замуж она не вышла: в те времена жену подбирали покрепче, поздоровей, чтобы и за скотиной ухаживала, и в поле мужу помогала, и вообще не была обузой – казаки, хоть и имели существенные привилегии по сравнению с крестьянами, занимались тем же крестьянским тяжелым трудом, так же пахали землю… И жениться на невесте, которая по дому едва передвигается, желающих не было. В общем, Анна в свои 27 лет (возраст по тем временам весьма солидный) ходила в старых девах и жила в доме своего брата Василия.
17 июня 1892 года в поселке было почти пусто: все разъехались по лугам косить сено, остались больные, да старики, да малые дети. Одна девчонка, заигравшись на улице, потерялась, и мать, Матрена К., отправилась искать ее. Заглянула она и в дом, где жила хромая Анна. Та была одна, причесанная, принаряженная («во французском красном платье», как после отметила свидетельница), пила чай. Но лицо ее показалось Матрене странным – бледное, и выражение такое, «будто после родов». К тому же у нее на платье в районе груди Матрена заметила мокрые пятна – молоко просочилось.
Дочку свою казачка отыскала где-то в другом месте и привела домой, но вечером, когда семья собралась ужинать, сообщила «своим семейным», что Анна, которая, вроде бы, и беременной не была, кажется, родила. На ужине присутствовал сосед, казак Василий Т. Он воспринял слова Матрены серьезно и сразу отправился к поселковому атаману. Тот, захватив урядника (то ли имеется в виду полицейский урядник, был такой чин в царской полиции, то ли урядник казачий – унтер-офицер, выслужившийся из простых казаков, кто-то вроде нынешнего прапорщика) отправился к Анне.
Та поначалу отпиралась: какие еще роды, с чего бы? И замужем ведь не бывала… Но, когда ее припугнули врачом – он-то разберется, рожала ли, нет ли – Анна расплакалась и все рассказала. Почти все.
Девица Анна Ш. объяснила, что, живя в доме своего брата Василия, она вступила в любовную связь с казаком К., от чего и забеременела в первых числах октября 1891 года. Беременность свою она от стыда скрывала. 16 июня брат и сноха были на покосе, к ней без ея приглашения пришла мещанка Татьяна Б., при которой она и разрешилась, потеряв сознание, не слыхала даже, кричал ли ребенок. Роды были в сарайчике. После родов Б. ее перенесла из сарайчика в избу, она легла на печку и забылась. Когда же пришла в чувство и спросила о ребенке, Б. ответила, что ребенок унесен в каменный амбар, завернут в одежду и успокоен, но, вероятно, задохнулся, так как положили его под одежду. Вечером в тот же день Татьяна Б. в присутствии ея зарыла младенца в землю под сусеком.
Анна провела атамана в амбар и показала то место. Атаман послал за понятыми – тремя казаками того же поселка – и велел рыть землю. Откопали мертвого младенца. Послали нарочного в уезд – в Орск, к начальнику полиции. На место выехали профессиональные сыщики.
«Младенец мужского пола по рождении дышал»
Медицинский эксперт, исследовавший труп младенца, сделал заключение: ребенок, безусловно, родился живым, в легких его содержался воздух (то есть первый вдох он благополучно сделал), но вот смерть его наступила вовсе не от груды наваленного тряпья, как утверждала мать, а от удара тупым предметом по голове:
Младенец мужского пола, телосложения хорошаго и правильнаго, длина тела 11 вершков [49 сантиметров], вес 7 ½ фунта [3 килограмма], обе теменныя кости расколоты. Врач пришел к заключению, что ребенок доношен, жизнеспособен, по рождении дышал и вскоре после рождения был насильственно лишен жизни ударом по голове тупым орудием.
Следователь тем временем допрашивал свидетельницу (или соучастницу?) преступления – ту самую Татьяну Б. Хоть и жила она в казачьей станице, формально считалась орской мещанкой, для сословного общества Российской Империи это было важно. Мещане – это городские жители низшего разряда: не дворяне, не купцы, в основном – мелкие ремесленники… И вот что Татьяна Б. сообщила следствию:
Живя по соседству с Василием Ш., она очень часто ходила к жене и сестре этаго последняго. О беременности Анны Ш. ей было неизвестно. 16-го июня она приносила в дом Ш. горшки. По выходе из избы, где она мыла горшки, увидела в сарайчике Анну Ш., под краем подола которой виднелась голова ребенка. Анна Ш. сказала, что ей пришло время родить и уверяла, что ребенок будет непременно мертвым. Когда он оказался живым, Ш., схватив ребенка одной рукой за лицо, другой рукой с бранью три раза ударила его по голове. Она, испугавшись, стала бегать по двору и хотела бежать на улицу. Ш. же говорила, что она зарежется, и просила никому о случившемся не говорить. Потом она опять подошла, взяла детское место [т.е. плаценту] и зарыла его на заброшенной погребице. Вскоре ушла. Что сделали с ребенком во время ея отсутствия, ей неизвестно, в тот же день со своим мужем уехала в поле. О случившемся никому не говорила с испуга и по неопытности.
Показания Татьяны подтвердились словами многочисленных свидетелей, что косили сено на соседних с ее мужем делянках: все подтверждали, что на луг она явилась почти сразу после происшествия, в то время как сам процесс закапывания маленького трупика, было установлено в ходе эксперимента, занял бы немало времени:
…сусек, деревянная настилка котораго не доходит до земляного пола на ¼ аршина [18 см]. Под настилкой сусека оказалась яма цилиндрической формы в виде колодца, где и был найден труп младенца. Такую яму могли вырыть только лежа и только одной рукой, и не меньше, как в полчаса.
Таким образом, у Татьяны обнаружиловь убедительное алиби. Оно оказалось как нельзя кстати: Анна, отводя вину в убийстве от себя, заявила, что тот самый удар тупым орудием ребенку нанесла соседка: дескать, стукнула его вальком (деревянная колотушка, с помощью которой стирали белье: клали мокрую вещь на камень и с силой били по ней). При этом было непонятно, как Татьяна успела бы, закопав тельце, прибежать на покос, а главное, с чего бы ей убивать чужого ребенка: не ее ведь позор, она вообще отношения к этому всему не имела…
Ту самую плаценту (ее, кстати, нашли тоже – была наспех присыпана землей в старом заброшенном погребе) тоже нашли, и вот она-то стала серьезной уликой против женщины, переведя ее из разряда свидетельниц в разряд укрывательниц – помогла устранять следы, значит, тоже виновата.
«Заключить в тюрьму сроком на три года»
Обвинительное заключение по громкому и резонансному делу 30 августа подписал сам товарищ (то есть заместитель) губернского прокурора. Этот документ он окончил словами:
Разсмотрев вышеизложенное, я нахожу, что… Анна Ш. 15 июня предумышленно лишила жизни своего незаконнорожденнаго ею сына вскоре после его рождения, а Татьяна Б. – в том, что, присутствуя при родах и имея возможность предупредить преступление, заведомо допустила содеяние онаго, а затем принимала участие в сокрытии и устранении следов преступления.
Суд состоялся 29 сентября 1892 года. Председатель Н.Н. Лапов, члены палаты уголовного и гражданского суда Н.У. Кузьмин и И.И. Масленников согласились с доводами обвинения и признали убийцей Анну:
Анна Федорова Ш., 27 лет, казачка Орскаго уезда станицы Кваркенской поселка ***, уличена в преступлении, предусмотренном 2 ч. 1454 ст. Уложения о наказаниях [убийство с обдуманным заранее намерением или умыслом, если убийство учинено не одним лицом, а несколькими, по предварительному между ними на сие соглашению], но в виду тех мотивов, которыми подсудимая могла руководствоваться при совершении вышеозначеннаго преступления, и того болезненнаго состояния, в каком она находилась, избрать для подсудимой наказание: лишить всех особых прав и преимуществ и заключить в тюрьму на три года с последствиями по 48 ст. Уложения [по освобождении отдаются под особый надзор местной полиции, на два года, и в продолжение сего времени не могут переменять места жительства и удаляться от онаго без особеннаго на каждый раз дозволения полиции].
Таким образом, суд проявил снисхождение к убийце: принял во внимание ее моральное состояние в момент совершения преступления, да и физическое тоже… Ей дали относительно небольшой срок, после которого позволили вернуться домой – хоть и под строгий надзор полиции. При этом, конечно, лишили всех привилегий, полагавшихся ей как представительнице казачьего сословия…
А вот Татьяну признали не совершавшей убийства: в приговоре ее вину обозначили статьей 1455 («убийство умышленное, но без обдуманнаго заранее намерения») через 14 («прикосновенными к делу и преступлению признаются укрыватели, то есть те, которые, не имев никакого участия в самом содеянии преступления, только по совершении уже онаго заведомо участвовали в сокрытии или истреблении следов его»). При этом наказали ее куда суровее, чем Анну:
Татьяну Федорову Б., 25 лет, мещанку города Орска, лишить всех прав состояния и сослать в каторжныя работы на четыре года с последствиями по ст. 25 Уложения [потеря прежних прав семейственных и прав собственности, а по прекращении сих работ, за истечением срока или же по другим причинам, поселение в Сибири навсегда].
То есть укрывательница отправилась на каторгу, на самые тяжелые работы в кандалах; при этом муж и дети имели полное право от нее отказаться, и муж получил бы развод, в том числе и церковный, и возможность жениться на другой; все имущество ее, как после смерти, переходило к наследникам. По окончании 4 лет каторги она не имела права вернуться домой и становилась на ссыльной – специальное учреждение в Тюмени по освобождении определяло ей место жительства, где она могла бы заняться обычной работой, создать новую семью, но покидать этого места уже не имела права до самой смерти.
Автор: Павел Лещенко.