Женский поэтический текст и онанисты русской псевдокультуры. Ч. 3

Часть 2. Художники и горожане

Мокрые антенны задрожали,

Фонари под тяжестью дождя согнулись.

Греются на кухнях горожане,

Прячась от печали стылых улиц.

<…>

Тонкими мазками, осторожно,

Раздуваю ветер, разгоняю воду.

Я сегодня занят, я художник,

Я рисую город в непогоду.

Лучше бы, конечно, солнце, утро,

Только в жизни чаще слякоть и дождь.

– Владимир Ланцберг

В конце восьмидесятых – первой половине нулевых у нас блистали популярные поэты-песенники, которые от лица женщин расписали всю их горькую долю от начала и до конца. Под лёгкую музыку Дмитрия Чижова, Юрия Варума, Аркадия Укупника, Игоря Крутого, Сергея Коржукова, Александра Шульгина, Олега Молчанова, Виталия Окорокова... Это были не редкие всполохи на фоне песен о большой и чистой любви, как в зрелом Советском Союзе, а действительно массовый и глубокий удар по глупейшему русскому простодушию.

Вадим Шагабутдинов, «Твои глаза» (исполняла Анжелика Варум):

Для нас двоих сирень кипела в мае,

От глаз твоих сходила я с ума.

Но лишь теперь с тоскою понимаю:

В своей беде виновна я сама.

О, Боже мой, как ошибалась я,

Ты не любил меня на самом деле.

Всё время говорил: «душа моя»,

Но думал исключительно о теле,

Моём невинном теле, ну что ты, в самом деле!

Я не прощу тебя, готовься к бою.

Добился ты того, чего хотел.

Готова я пожертвовать собою,

И тем спасу десятки душ и тел.

Это начало. А распространённый конец зафиксировал Дмитрий Чижов в песне «Полтергейст» (исп. Татьяна Морозова).

Не звонит телефон,

Город спит и видит свой десятый сон,

На душе пустота,

И уже не помогает красота.

Вот кровать, подхожу,

Надо лечь, но не могу лежать, сижу,

И от одиночества-а-а

Сейчас заплачу или закричу.

А сзади тенью по стене

С топориком в руках

Карабкается по спине

Ползучий липкий страх.

Бегут мурашки, скрипит паркет, и в пальцах лёд,

И кто-то рядом есть, он явно здесь,

В спальне бродит взад-вперёд

Мрачный полтергейст.

Страшно сидеть одной...

Ну и парочку других случаев.

Дмитрий Чижов, «Стаканчик бренди» (исп. Марина Хлебникова):

Ночь. Свечи на столе.

Взгляд напротив, не родной ещё пока.

Но – бренди в хрустале.

Мы не против пригубить ещё слегка.

Пусть давным-давно

Знаю я сама:

Это всё сплошной самообман.

<…>

Две тени на стене

Постепенно превращаются в одну.

Михаил Танич (1923 – 2008)[1], «Батюшка» (исп. Любовь Успенская):

Пойду покаюсь батюшке, мол, батюшка, грешна,

Уже и двадцать минуло, а я не влюблена.

А он и скажет, батюшка: «Да разве ж это грех?

Не просто выбрать милого из всех, из всех, из всех».

Пойду покаюсь батюшке, поставлю семь свечей,

Чтоб милый мне бы встретился, да чтобы был ничей.

А то ведь за женатого мне, Господи прости,

Опять придётся каяться и к батюшке идти.

Аркадий Славоросов (1957 – 2005)[2], «Занзибар» (исп. Ирина Волконская): «Я поеду в Занзибар... Чёрных мальчиков люблю», «Я покину Занзибар... Белых мальчиков люблю».

Словом, как сказал поэт Симон Осиашвили, все мы бабы – стервы...

Прорисовали песенники девяностых и другую сторону женской искренности:

Симон Осиашвили, «Бабы-стервы» (исп. Ирина Аллегрова): «Что-то, милый, на меня ты больно сердишься, Ну подумаешь, монашкой не жила». Это значит: Да ты, милый, традициями оброс. Сам-то, видать, жил тем ещё расстригой или ослом, а теперь для дома, для семьи ему девственницу подавай.

Дмитрий Чижов, «Чашка кофею» (исп. Марина Хлебникова):

А про тебя говорят – у него талант

Гораздо больше, чем у других.

Ведь ты ж поэт и художник, и музыкант,

А я, да сколько их нас таких...

Но ты ж ещё молодой, ты ещё страдаешь ерундой,

Ты же называешься звездой только из лести.

Кирилл Крастошевский: «Не стесняйся, плут, обними меня, Чтоб понять тебя мне не надо дня» («Городской шалман», исп. Л. Успенская). Юрий Дружков («Вишнёвая девятка», исп. группа «Комбинация»): «Я посмотрю в твои глаза, Увижу в них, кто ты такой». И ваще, мне надоело врать, шо у тебя большой...

Женские слёзы тоже лились из магнитофонов и радиоприёмников водопадами. Порой афористично. «Ты прошёл через жизнь, а ушёл через дверь» (К. Крастошевский, «Другая женщина», исп. А. Варум), «Ты меня так целовал, Так изысканно обманывал, так больно предавал» (А. Славоросов, «Обычные дела», исп. Валерия) и так далее.

Это было творчество свободных людей. С поворотом к нравственности (середина 2000-х) русский народ стал слагать и слушать совсем другие песни. Никакого реализма: унылые тексты о традиционных семейных ценностях, унылым голосом и под унылый мотив. Яркий тому пример – группа «Сборная Союза». Приведём далее несколько характерных фрагментов из творчества её лидера, поэта и композитора Евгения Журина.

Вот закончится день-деньской,

Я с работы приду.

Вот закончится день тоской,

Утешение найду

Я в объятиях той одной,

На которой женат.

Если мне повезло с женой,

Я же не виноват.

Я к жене спешу с работы, дома ждёт меня она.

Нежно целовать охота мне тебя, моя жена.

«Повезло тебе с женою», – говорят мои друзья.

«И моей жене со мною», – скромно отвечаю я.

Мне нравится, мне нравится, мне нравится,

Что ты такая у меня красавица,

В себе уверенная и спокойная,

И по характеру меня достойная.

Я сразу это понял, ты везучая,

Со мною повезло, во всяком случае.

И ты меня не пачкаешь косметикой,

Питая сексуальной энергетикой.

На штучки-дрючки женские не падкая.

Я наблюдаю за тобой украдкою.

<...>

Мне нравится, что ты такая умная,

Тактичная, негрубая, нешумная,

Словами понапрасну не кидаешься,

Не пьёшь, не куришь и не матюгаешься.

Это всё сплошной взаимо- и самообман, «а чё-чё, играем-играем». Как тут не вспомнить пародию Юлия Кима на Александра Вертинского:

И в Москве, и везде, с кем бы мы ни граничили,

И в ненастье и в вёдро, и вновь, и опять,

Герцогиня во всём соблюдала приличия, –

Вот чего у неё не отнять!

И среди дикарей, чьи ужасны обычаи,

И в узилище мрака, и в царстве теней,

Герцогиня во всём соблюдала приличия, –

Вот чего не отнимешь у ней!

Даже будучи демоном зла и двуличия,

Предаваясь разврату и водку глуша,

Герцогиня во всём соблюдала приличия, –

И не кушала спаржу с ножа

Никогда!..

Вернёмся к пародиям Евгения Журина на поэзию.

На гастроли еду, не на войну,

Что ты плачешь, не пойму.

Ты давай, не унывай, ну гуд бай,

На прощанье целоваться давай.

Я тебя люблю, не переживай,

На вокзал не провожай.

Такая рифмовка, что лучше было с любимой попрощаться коротко. Вай-вай-вай. Ты кто такая? До свиданья давай. Здесь вспоминается «Пора в дорогу» барда Владимира Ланцберга:

Пора в дорогу, старина, подъём пропет!

Ведь ты же сам мечтал услышать, старина,

Как на заре стучатся волны в парапет

И чуть звенит бакштаг, как первая струна.

Дожди размоют отпечатки наших кед,

Загородит дорогу горная стена,

Но мы дойдём – и грянут волны в парапет,

И зазвенит бакштаг, как первая струна.

Послушай, парень, ты берёшь ненужный груз –

Ты слишком долго с ней прощался у дверей.

Чужими делает друзей слепая грусть,

И повернуть обратно хочется скорей.

Пойми, старик, ты безразличен ей давно,

Пойми, старик, она прощалась не с тобой.

Пойми, старик, ей абсолютно всё равно –

Что шум приёмника, что утренний прибой.

А если трудно разом всё перечеркнуть,

Давай разделим пополам твою печаль.

И я когда-то в первый раз пускался в путь,

И всё прощался, и не мог сказать «прощай».

Ну что ж, пойдём, уже кончается рассвет,

И ты же сам мечтал услышать, старина,

Как на заре стучатся волны в парапет

И чуть звенит бакштаг, как первая струна.

Всех нас, едва забрезжится важное в жизни событие, сулящее духовный рост, так и тянет во что бы то ни стало вместо роста получить удар вагинальным символом в бубен. Вляпаться в какой-то совсем никудышный любовный треугольник. Слепая грусть это ещё легко отделался. Можно вообще очередную горную стену не одолеть...

Ну и конечно, Журин исповедал такое своё чувство:

Русская народная великая страна,

Гордая, свободная, нам Господом дана.

Много сотен лет Россия-матушка живёт,

Никогда Россия не умрёт!

Там, где русские, там всегда

И победа на всех одна,

Если Родина, значит, мать.

Русских нельзя сломать!

Там, где русские, там душа.

Каждый русский – кузнец-Левша.

Душу русскую не убить!

Русских не победить!

Да русские сами себя победят. Фаллическими и вагинальными символами до смерти друг друга заколотят.

Аркадий Славоросов, «Туман» (исп. Инна Маликова):

Наши чувства, как туман,

Не видно, где ошибка, где обман,

Кто прав, кто виноват

И кто от счастья был сильнее пьян.

<…>

Назначено судьбой

Заблудиться нам с тобой.

***

Красиво плывут. Наши салонные львы, куртуазные суслики и великосветские бонобо в целомудренных купальниках. За что их так Ярослав Гашек?.. Вот и с точки зрения Яны Дягилевой из-за духоскрепцев культура запросто может накрыться силуминовым кадилом. Получить роковой удар настоящим фаллосом по лбу. А натурал Евгений Журин знай себе поёт про непобедимую русскую Русь. Хотя не в одном стихотворении Яны образ женщины, которой не дают говорить или действовать, связан с полыхающим домом.

«Гори, гори ясно»:

На дороге я валялась, грязь слезами разбавляла

Разорвали нову юбку да заткнули ею рот

Славься, великий рабочий народ

Непобедимый могучий народ

Дом горит – козёл не видит...

И второе – элегия. Глубоко русская как по напевности, так и по образному ряду:

Отпусти, пойду. За углом мой дом

Где всё ждут, не спят, где открыта дверь,

Где в окно глядят и на шум бегут

На простом столе лампа теплится.

Отпусти, пора. Ждёт Печаль – сидит

В печку щепочку бросит – склонится,

Вскинет голову – ветер прошумел

Тронет бороду, глянет в сторону

Отпусти, прошу. До угла верста

Пробежать в ночи, не запутаться

У ворот Печаль встанет сгорбленным

Старичком седым да понурится

Отпусти, молю – печка топится

Уголёк упал на досчатый пол,

Опрокинулась лампа яркая,

Занялась огнём занавесочка

Отпусти скорей – дом в огне стоит!

Брёвна рушатся – искры сыплются,

А Печаль бредёт, чает встретиться

Всем прохожим в глаза заглядывает

Отпусти меня – побегу туда

Он в дыму идёт, задыхается,

Пепел по ветру подымается

Да в глаза летит воспалённые.

Отпусти, злодей, что ж ты делаешь?!

Подвернулась нога на камушке,

Нету силы встать, чем дышать ему?

Полечу стрелой – может, выживет

Отпусти...

Хорошо теперь – больше некуда

Больше не к кому, да и не зачем

Так спокойно, ровно и правильно

Всё разложено по всем полочкам,

Всё развешано по всем вешалкам

ВСЁ.

Есть у Яны и про гадкий духоскрепный разврат: «Православная пыль, Ориентиры на свет – соляные столбы». Это из «Ангедонии». Соляным столбом, как известно, стала жена Лота, загрустившая по Содому. Такие у духоскрепцев реальные примеры для подражания – сладенькие иларионы алфеевы и манерные артемии владимировы, знатные проповедники ртом.

При этом трудно не заметить, что педагог высшей категории, завкафедрой гомилетики Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета протоиерей Артемий (Владимиров) преподаёт также в Академии ракетных войск, трудится старшим священником и духовником Алексеевского женского монастыря, входит в состав Патриаршей комиссии по вопросам семьи и защиты материнства. Ракетчикам он читает, кажется, введение в православное мышление и пропедевтику в православную этику. Хочется надеяться, что уж в женском-то монастыре ему вставляли фитиль по поводу его манерности.

[1] Один из крупнейших поэтов-песенников СССР и РФ, участник ВОВ, кавалер орденов Красной Звезды и Славы III степени. В 1947 г. Танич в частном разговоре обмолвился, что немецкие радиоприёмники и автодороги качественнее советских, и загремел в лагерь на 6 лет.

[2] Поэт и писатель, один из наиболее значительных представителей хиппи. Впрочем, культуролог Валерий Байдин на страницах журнала «Русский мiръ» радовался, что многие наши «дети цветов» отвернулись от Славоросова к подлинной свободе, той, которую несёт всем ортодоксальное русское православие [13].

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.