Земский доктор⁠⁠

Меня зовут Вадим, и эта история произошла со мной в 1980 году. Тогда я только-только закончил медицинский институт и, полный юношеского идеализма, отправился исполнять мечту всей своей жизни. Мне никогда не хотелось работать в шумных городских больницах. Нет, я мечтал помогать людям там, где медицина была скорее роскошью, чем данностью — в маленьких, забытых богом деревнях. Мой выбор пал на крохотное село Черноречье в Тамбовской области, куда я и прибыл по распределению, чтобы открыть первый фельдшерский пункт.

Здесь не было городского шума и суеты. Воздух был чист, а люди казались простыми и добродушными, жили одной большой семьей. Но была одна вещь, которая меня сильно коробила. Из-за недостатка цивилизации местные жители были невероятно суеверны. После десяти вечера на улицах не было ни души. Ни единой. Они свято верили, что по ночам из реки выходит нечисть и бродит по деревне в поисках запоздалых путников.

Я, как человек науки, в эти сказки, конечно, не верил, но понимал, что переубедить этих людей будет делом не одного года.

В одну из ночей мне никак не спалось. Духота в комнате давила на виски, и я решил немного прогуляться, подышать свежим воздухом. Выйдя на крыльцо, я был поражен. Деревня вымерла. Абсолютная тишина, что казалось, будто здесь никто и не живет вовсе. Меня это даже позабавило — надо же, как сильно они боятся своих выдуманных призраков. Я медленно побрел в сторону реки, откуда тянуло прохладой. Легкий ветерок приятно холодил кожу и шелестел в листве старых ив, словно напевая какую-то колыбельную. Мне стало так хорошо и спокойно, что возвращаться домой совершенно не хотелось.

Я и сам не заметил, как дошел до самого берега. Река, черная и гладкая, как стекло, неподвижно лежала в своих берегах.

И тут я это услышал. Тихий женский плач.

Кто бы это мог быть в такой час? Все село сидит по домам, заперев двери на все засовы. Я с недоумением пошел на звук. У самой воды, спиной ко мне, стояла женщина, закутанная в большой темно-зеленый ситцевый платок, наброшенный на голову. Она вся содрогалась в беззвучных рыданиях.

— Эй! — осторожно позвал я. — Послушайте. Не плачьте. Что у вас случилось? Почему вы здесь одна в такое время?

Она не обернулась. Ее плечи продолжали мелко дрожать.

— А что мне делать, барин? — сказала она с надрывом в голосе. — Муж мой… он обманул меня. Привел в дом другую женщину. А когда я сказала ей убираться, он… он выгнал меня. Просто выставил за дверь. Куда мне теперь идти? Как жить?

— Что за дикость такая? — возмутился я. — Если ваш муж так поступил, нужно идти к председателю. Он должен его наказать!

— Никто его не накажет, — горько усмехнулась она сквозь слезы. — Тут мужики главные. Женщину здесь никто слушать не станет. Мне теперь один путь… в эту реку.

— Перестаньте говорить глупости! — я подошел ближе к краю воды. — Самоубийство — это не выход. Пойдемте со мной. Я вам помогу. Я сам поговорю с председателем, я — врач, меня послушают. Увидите, ваш муж еще на коленях будет просить у вам прощения. Пойдемте.

Она молчала с минуту, словно взвешивая мои слова.

— Хорошо, барин, — наконец прошептала она. — Вы идите вперед. Я за вами.

Она так и не обернулась. Я пошел по тропинке обратно к деревне, а она последовала за мной. Я не видел ее, но отчетливо слышал тихие шаги босых ног. Этот звук был единственным доказательством того, что я не один в этой ночной тьме. Мы отошли от реки уже на приличное расстояние, когда я спохватился.

— Простите, я совсем забыл спросить. Как вас зовут?

Ответа не последовало. Только все те же монотонные шаги.

— Я спрашиваю, как вас зовут? — повторил я громче.

Тишина. Звук шагов резко прекратился. Я обернулся.

За мной никого не было.

Тропинка была пустая. Я стоял один посреди поля, и холодный пот прошиб меня с головы до ног. Я ведь только что слышал ее шаги… Как она могла исчезнуть так внезапно?

Вдруг тяжелая рука легла мне на плечо. Я вскрикнул и отскочил в сторону.

— Ты чего орешь, мил человек? — передо мной стоял коренастый мужик с обветренным лицом и хитрым прищуром. — Ночью гуляешь? Видать, приезжий. Не знаешь, что у нас в это время по домам все сидят.

— Да, я… я новый врач, — пролепетал я, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. — А вы кто?

— Роман я. Дом мой тут рядом. Увидел, как ты мечешься, дай, думаю, спрошу, что стряслось.

— Я был не один, — выпалил я. — Со мной была женщина. В зеленом платке. Она просто… растворилась в воздухе! Вы ее не видели? Может, вы знаете, кто это?

Роман хмыкнул и покачал головой.

— Парень, ты лучше этим не занимайся. А то завтра местные бабы тебе все космы повыдергают за то, что ты их разглядываешь. У нас тут каждая вторая в зеленом платке ходит. Кто ж их разберет?

— Да не шутите вы так! — взорвался я. — Она сказала, что муж выгнал ее из дома! Ей нужна помощь!

— Похоже, у тебя самого голова не в порядке, раз тебе мерещится всякое, — Роман стал серьезным. — Послушай меня, доктор. Я тут с рождения живи и точно знаю, что в это время ночи ни одна живая душа — ни мужик, ни баба — на улицу не выйдет. И уж тем более никто никого из дома не выгонит. Самое лучшее для тебя сейчас — это пойти домой и лечь спать. Пока кто-нибудь не принял тебя за призрака, что по ночам бродит.

Спорить с ним было бесполезно. Он смотрел на меня как на сумасшедшего. Я развернулся и побрел к своему дому. Но уснуть в ту ночь я так и не смог. Образ женщины в зеленом платке не выходил у меня из головы. Где она сейчас? Что с ней стало?

Следующей ночью я лежал в кровати и не мог найти себе места. А что, если она снова там? У реки? Что, если она все-таки решится на отчаянный шаг? Я должен проверить. Должен убедиться, что с ней все в порядке. Эта мысль была навязчивой, почти как приказ. Подчинившись этому странному порыву, я снова оделся и пошел к реке.

И она снова была там. На том же самом месте. Так же тихо плакала, отвернувшись от меня.

— Это снова вы, — сказал я, подходя. — Я же вчера просил вас пойти со мной. Я обещал помочь.

— Обещали, барин, — в ее голосе было еще больше отчаяния. — Только никто мне уже не поможет.

— Вы мне не верите. Но я действительно могу. Пойдемте сейчас ко мне домой, переночуете, а утром мы вместе пойдем в сельсовет. Ну же. Кстати, простите, я ведь так и не узнал вашего имени.

— Матрена, — прошептала она.

И в тот же миг порыв ветра сорвал платок с ее головы.

То, что я увидел, заставило меня вздрогнуть. Вместо женского лица на меня смотрела разбухшая серая маска, какую можно увидеть только у утопленника, пролежавшего в воде не одну неделю. Кожа обвисла, обнажая почерневшие кости челюсти. А глаза… они были словно затянуты полупрозрачной белесой пленкой, как у дохлой рыбы, и из-под этой пленки на меня смотрела сама смерть.

Я хотел закричать, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Ужас парализовал меня. Я просто стоял и смотрел на это чудовище, не в силах отвести взгляд. Животный, первобытный инстинкт, который до этого момента был мне неведом, наконец, вырвался на свободу. Он сломал ледяные тиски, сковавшие мое тело, и заставил меня развернуться.

Я бежал. Не оглядываясь.

Я не слышал звука погони, но чувствовал ее каждой клеткой. Чувствовал ее холодное, смрадное дыхание на своем затылке. Воздух рвал легкие, ветки хлестали по лицу, но я не замечал ничего, кроме всепоглощающего желания оказаться как можно дальше от этого берега. И тут я почувствовал это. Ледяное прикосновение к шее. Не удар, нет. Это было похоже на то, как если бы к моей коже приложили кусок мокрой тряпки. Острая, жгучая боль пронзила меня до самого позвоночника, и я, споткнувшись, рухнул на землю.

Я пытался ползти, отчаянно загребая руками сухую, пыльную землю. Я ждал, что сейчас гнилые пальцы твари сомкнутся на моей лодыжке и утащат меня обратно, в черную воду… Но вместо этого я снова услышал знакомый голос.

— Эй, доктор, ты чего? Опять ночные забеги устраиваешь?

Надо мной, протягивая руку, стоял Роман. Я вцепился в его ладонь, как утопающий, и он легко, одним движением, поставил меня на ноги.

— Она… она там! — задыхаясь, прохрипел я, указывая дрожащим пальцем в сторону реки. — Матрена… Ее лицо… это не человек! Это призрак! Утопленница!

— Ну вот, опять ты за свое, — добродушно хмыкнул Роман, отряхивая с моей спины налипшую землю. — Говорил же я тебе, сиди дома по ночам, здоровее будешь. А то так и будешь на призраков натыкаться.

— Вы не понимаете! Она напала на меня! — я дотронулся до шеи. Пальцы стали липкими и темными от крови. — Вот! Смотрите!

Роман прищурился, вглядываясь в рану на моей шее. Его лицо впервые за все время нашего знакомства стало серьезным.

— Да уж, — протянул он. — Похоже, ты не шутишь. Значит, Матрена все-таки тебя отметила.

— Вы… вы ее знаете? — прошептал я, не веря своим ушам.

— Весь поселок ее знает, — вздохнул Роман. — Матрена… она женой нашего председателя была, Петровича. А Петрович мужик был видный, но бабник жуткий. За каждой юбкой волочился. Матрена все знала, все терпела, куда ей было деваться? А однажды ночью Петрович привел в дом молодую, городскую, и заявил, что теперь она будет здесь хозяйкой. Матрена взбесилась, конечно, попыталась выгнать эту девку. Так Петрович ее саму избил и за порог вышвырнул, в чем была.

Он замолчал, достал из кармана пачку папирос, закурил.

— Она побежала в правление, к мужикам нашим, за справедливостью. А те что? Посмеялись только. Сказали, мол, мужик — хозяин, имеет право. Прими и смирись, говорят, так теперь заведено. А один старый хрыч, из партийных, и вовсе ей предложил к нему в дом жить идти, раз муж выгнал. Бесстыдник… Матрена поняла, что правды ей не найти. Пошла на реку… и шагнула в воду. Вот так и не стало ее.

— Какой ужас… — прошептал я.

— Это еще не конец истории, — продолжил Роман, выпуская в ночное небо кольцо дыма. — Через пару дней, после того, как Матрена исчезла, Петровича и того самого партийного хрыча нашли в реке. Утонули. Оба. Говорят, это Матрена их к себе забрала.

С тех пор, говорят, она ночью на берегу сидит, плачет. И горе тому мужику, который к ней с дурными мыслями подойдет. Живым еще никто не возвращался.

Кстати, я слышал, сегодня ночью еще одного бедолагу нашли.

— Еще… еще одного? — у меня внутри все сжалось от страха.

— Ага, — кивнул Роман. — Пойдем, глянем, чья сегодня судьба оборвалась.

— Нет! — я отшатнулся. — Я туда больше ни ногой!

— Да не дрейфь ты, доктор, — он по-свойски хлопнул меня по плечу. — Я же с тобой. Да и наши призраки дважды за ночь не нападают. Шучу. Пойдем, интересно же.

Не знаю почему, но я пошел. Возможно, шок от пережитого притупил инстинкт самосохранения. Или же спокойная уверенность Романа каким-то образом передалась и мне. Мы молча шли по той же самой тропинке, и вскоре снова оказались на берегу.

Тело лежало у самой кромки воды, запутавшись в водорослях. Оно было одето в точно такую же одежду… как у меня! Голова утопленника лежала лицом вниз.

Что-то заставило меня подойти ближе. Какое-то жуткое, болезненное любопытство. Дрожащими руками я протянул руку и перевернул тело.

Из-под водорослей на меня смотрело мое собственное лицо! Глаза были открыты и полны ужаса. На шее, в том же месте, где у меня была жгучая боль, зияла рваная, почерневшая рана.

Я отшатнулся, закричал, но звука от крика не услышал. Я смотрел на свои мертвые глаза, и мир вокруг меня начал плыть, теряя очертания.

— Говорил же я тебе, доктор, — раздался за спиной спокойный голос Романа, но в нем уже не было ни капли прежнего добродушия. Он был холодным, как речная вода в ноябре. — В нашем поселке по ночам бродить нельзя.

Я медленно обернулся.

Роман стоял все там же, но он изменился. Его одежда промокла и обвисла, с нее стекала черная, пахнущая тиной вода. Лицо его стало серым и одутловатым, а глаза… на них была та же белесая, рыбья пленка, что и у Матрены.

— Роман Петрович, — все также холодно произнес он. — Будем знакомы, доктор.