Я.Черт 5⁠⁠

Начало

Одна душа.

Для меня это просто сдельная оплата нескольких часов грязной и выматывающей работы. Цифра на балансе. А для кого-то это целая вселенная. Его вселенная. Ключ к вечности. Двадцать таких вселенных я должен отдать каждый месяц в нижний банк, чтобы моя собственная продолжала существовать. Когда я на секунду задумываюсь об этом, мне хочется исчезнуть. Не быть. Но это слишком легкий выход для таких как я. Нет, я буду. Буду до тех пор, пока не исполню взятые на себя обязательства.

А потом мне приходит на ум вопрос, так ли я хуже непосвященных? Я ведь отдаю чужую душу, а они бессмысленно разменивают свою. Продают свое время за копейки. Работа, бытовуха, какая-то беготня, снова работа. Минуты складываются в часы, часы в дни и годы. И вот уже дряхлое тельце рассыпается в пыль, а за спиной ничего, кроме отданной кому-то за бесценок единственной и неповторимой жизни. Работа, бытовуха, беготня, снова работа. И обжигающая пустота. Так в чем ценность этой скукоженной до размеров однушки в Бутово вселенной? Может быть, оплачивая ею телепорт через половину города, я заключил по-настоящему выгодную сделку?

Скорость света и скорость звука значительно быстрее скорости запаха. Почему же распахнувшаяся реальность врывается в меня вонью мусора и мочи? И только через секунду я вижу кирпичную стену, ржавый мусорный контейнер размером с кузов камаза, синий куб подстанции с расходящимися в разные стороны толстыми тросами проводов. Все как я заказывал - какая-то подворотня, скрытая от посторонних глаз. Я сижу на земле в той же позе, в которой только что сидел в машине. Кот приземляется выпучив глаза и раскинув лапы, тут же выгибает спину и, вздыбив шерсть, пятится к стене. Геннадий мягко опускается на асфальт рядом.

Открываю карты в телефоне. Судя по спутниковому снимку - это задний двор здания по нужному адресу. Кирпичная стена здания пялится на меня обшарпанными квадратами окон и прыщами наружных блоков кондиционеров, а где-то за ней, по-видимому, ждет меня Димон. Метрах в десяти порыжевшая от времени и немного скособоченная плоская пожарная лестница поднимается на все четыре этажа и заканчивается на крыше. За подстанцией скрыт от глаз шлагбаум с будкой охраны, которую благодаря телепорту мне не нужно преодолевать. Во дворе еще несколько усталых кирпичных строения с ржавыми крышами. Рядом какой-то деловой центр, с другой стороны длинная двухэтажка с кучей кафешек и магазинчиков. Видимо, раньше НИИ был во всех этих зданиях, но все сдали в аренду, для научных исследований осталась только вот эта кирпичная развалюха.

Пишу коллеге: “Я на месте, на заднем дворе, скинь локацию”. Две серых галочки. Ну что ж, пока он занят нужно поискать путь внутрь.

Оглядываясь и, пригибаясь, крадусь к пожарной лестнице. Теперь меня видно из будки охраны, но там, вроде бы, пусто. Сажаю немного успокоивщегося котика на плечо, закидываю Геннадия за спину, и берусь за холодные и влажные перекладины. Осторожно поднимаюсь, лестница отвратительно скрипит от каждого движения. Жаль, что это не массивная конструкция из американского кино с широкими платформами и удобными перилами, а два железных уголка с круглыми перекладинами между ними, плотно прижатые к отвесной стене. Пыхчу и лезу, периодически оглядываясь. К счастью, двор пуст.

Медленно забираюсь наверх. На покрытой ржавчиной и кое-где прогнившей двускатной крыше нет ни опор, ни креплений. Зато в самом центре торчит небольшой кирпичный квадрат, скорее всего, ведущий с крыши на чердак. Тяжело дыша после тяжелого подъема аккуратно ползу к нему, периодически слегка скользя. Почерневшая от времени деревянная дверь закрыта навесным замком. Похоже, тут все будет просто. Легкий удар ногой, сгнившая древесина отпускает металические ушки, дверь с грохотом распахаивается. Замок остается висеть на другой стороне, продолжая выполнять свою, теперь уже никому не нужную, работу.

Спускаюсь по пыльным ступеням, изгаженным голубями. Внизу еще одна дверь, тоже закрытая, но на этот раз с другой стороны. Она еще более хлипкая, самая дешевая китайская, будто из картона. Экономят на бюджетных учреждениях у нас, конечно, отчаянно. Смотрю мессенджер, на последнем сообщении по-прежнему две серых галочки. Пишу: “Я на четвертом этаже. Заходить? Пришли заказ.” Одна серая галочка, вторая. Синеют! “Димон печатает” говорит мне мессенджер и сразу приходит сообщение: "Красный"

А за ним скриншот экрана. В заглавии, как обычно, большими буквами название заказа “Амнезия”, чуть ниже фото симпатичной голубоглазой девушки в очках, русые волосы убраны в пучок, взгляд серьезен, тонкие губы сжаты в напряжении. Рядом короткий текст:

“Анфиса Анатолиевна Скворцова, 31 год, лаборант отдела смежных разработок НИИ Энергоизысканий, филиал Атомэнергопроекта. Не замужем, детей нет. 01.05 получила доступ к закрытой информации. Доступ устранить, последствия ликвидировать.
Высокая сложность.
Оборудование: 1 ед. забытья
Награда: 5 э.е.
Подробности.”

Последнее слово выделено жирным шрифтом, не будь это скрином, можно было бы нажать и получить больше информации. Но жалеть не о чем, потому что сейчас не до того. “Красный” в сообщении Димона означает высокую вероятность провала, время идет на минуты и даже секунды.

Бью дверь ногой рядом с замком и легко пробиваю и тоненькое полотно из, кажется, спрессованной бумаги и картонных сот внутри. Нога застревает в проделанной дыре. Кот мявкает и больно впивается в плечо, умудрившись пробить когтями и ветровку и толстовку. Дергаю ногу назад, ботинок слетает со ступни и остается с другой стороны. Бью еще раз другой ногой. Все повторяется - еще одна дыра, а я теперь бос. Толкаю дверь плечом, изуродованное полотно легко поддается и распахивается.

Передо мной два испуганных лаборатна в белых халатах. Один смотрит то на меня, то на мой грязный ботинок, отброшенный распахнувшейся дверью ему под ноги. Выпучиваю глаза и ору:
-Анфиса! Где Анфиса!? Бабушка при смерти, помогите найти Анфису!

Один из лаборантов показывает рукой вправо:
-Кабинет 419. Но у нас эвакуация, вряд ли она…
-Спасибо! -хлопаю лаборанта по плечу и бросаюсь по коридору в сторону нужного кабинета.

Старый, кое-где прохудившийся и исцарапанный линолеум, потрескавшаяся краска на стенах, ржавые потеки на потолке - здесь делали ремонт примерно никогда. На расстоянии метров в десять друг от друга на стене мигают массивные красные лампы. Рядом прикручены круглые блины колонок, но они молчат. Может быть, бутафория, может быть, сломаны. Мне навстречу то по одному, то по двое идут сотрудники НИИ, кто-то в халатах, кто-то в рубашках и джинсах. Они провожают меня и черного пассажира на моем плече удивленными взглядами, но не вмешиваются.

416, 417, 418. Номер 419 на такой же безликой коричневой двери с бумажной имитацией дерева. Распахиваю и вхожу. Кабинет размером с кладовку заставлен стеллажами с папками, в нем с трудом умещаются два рабочих стола. На одном из них компьютер с огромным кинескопным монитором, над которым в нетерпеливой позе замерла девушка с фотографии и бьют по энтеру на посеревшей от времени клавиатуре.
-Вы что, изобрели машину времени?-спрашиваю первое, что пришло на ум.
-Минобрнауки изобрел,-ехидно отвечает Анфиса,-вы кто вообще? Приема нет, у нас эвакуация.

“Красный”. Почему красный? “Получила доступ к закрытой информации”.

-Немедленно отойдите от компьютера,-говорю, уверенно преодолевая пару метров до ее стола. Системник, не менее древний, чем пузатый монитор, жужжит и пыхтит под столом, бесстыдно развернувшись к посетителям неопрятным пучком проводов. Анфиса ойкает, когда я резко дергаю из корпуса витую пару, а за ней, на всякий случай, и кабель питания.
-Вы что себе позволяете?!-голос девушки дрожит.
-Спасаю вас от непоправимого. Я от них,-таинственно отвечаю я.
-От них?-переспрашивает Анфиса
-От них.-повторяю я еще более таинственно, стараясь как можно точнее повторить интонации Петра Александровича. Стоп! А может быть и он не знает, что это конкретно за “они”? Надо обдумать.
-Что за "они"?-девушка, в отличие от меня, совсем не хочет играть в эти игры. Я сразу теряю уверенность:
-Ну, они… сущности… про которые вы узнали…
-Что за бред?!-я ее только еще сильнее напугал. Все еще пытаюсь исправить ситуацию:
-Письмо, которое вы отправляли… Там информация…
-Какое письмо?! Я сохраняла дисер! Что вам надо?-она испуганно пятится к стене. Что-то тут явно пошло не так…

Слышу шорох за спиной, глаза девушки стекленеют. Голос Димона:
-Анфиса Анатолиевна, болотный газ из метеозонда попал в теплые слои атмосферы и отразил свет Венеры, в результате подстанция получила серьезную перегрузку и короткое замыкание сожгло ваш винчестер. Его забрали в ремонт, но извлечь информацию не смогли, очень жаль. Вы испытываете отвращение к своей диссертации, которую придется собирать снова из черновиков и записок, поэтому решили выбрать другую. Нет! Решили уйти из науки и преподавать танцы. В здании эвакуация, выходите во двор. Будьте счастливы.

Девушка безэмоционально выслушала эту тираду, кивнула и на негнущихся ногах вышла из кабинета. Я провожаю ее взглядом. Симпатичная. И такая милая. Когда она проходит мимо напарника, встречаюсь с ним взглядом. Он нахмурен и явно рассержен:
-Игорь, ты дебил? Я из-за тебя чуть на полтос не встрял!
Я в шоке:
-В смысле, из-за меня?
Димон кидает зло:
-А из-за кого? Ты где лазишь, договорились же!
Я пытаюсь прийти в себя:
-То есть ты взял повышенную сложность и полез ее выполнять, даже не зная, свободен ли я? И это моя вина, правильно понимаю?
Димон качает головой:
-Я хотел тебе помочь. Но на этом все, ты меня за собой не утащишь. Отойди, мне нужен винт.
Я делаю шаг в сторону:
-Ну мог бы спасибо сказать. Я телепортнулся и пришел как раз вовремя. Как раз благодаря мне ты не встрял!
Димон сидит на коленях перед системником и покачивает головой:
-Я отвлек охрану, сообщив о бомбе, я изучил здание и незаметно прошел внутрь. Ты пришел на готовое и выбил картонную дверь. Спасибо за помощь.
Он поднимает руку с флешкой:
-Диссер здесь. Она бы сунула его в карман и сбежала. Обуйся, герой.
Чешу в затылке. Да, про флешку я что-то подумал:
-А что там? Может, глянем?
Димон долго и внимательно смотрит мне в глаза. Потом медленно произносит:
-Как ты дожил-то до своих лет такой наивный? Хочешь, чтобы заказ разместили уже на нас?

Флешка вспыхивает в его руке, пластик плавится, вонючий черный дым въется к потолку плотной, тонкой струйкой.
-Винт отправится туда же. Удачи, Игорь. Работать парой было ошибкой, дальше каждый сам. Половину я тебе скину, когда получу.

Он отворачивается и продолжает возиться с системником. Обидно, но говорить больше не о чем. Я иду по пустому корридору вдоль мигающих красным ламп к распахнутой, изуродованной двери. Обуваюсь и спускаюсь по старой продавленной лестнице с облупившимися деревянными перилами. Кот поддерживающе мурчит мне в ухо. Вот кто никогда не откажется со мной работать. Выхожу на улицу мимо опустевшей будки охраны через главный вход. Перед зданием заполонили тротуар сотрудники НИИ. Среди них замечаю Анфису, которая растерянно трет лоб и виски. Хорошенькая. Что же она там наоткрывала такого революционного?

Уведомление. +2,5 души на счету, перевод от Димона. Точнее, 2,5 энергетические единицы, конечно. Яндекс затеял очередной дурацкий ребрендинг, в ходе которого старые понятные названия меняют на какую-то ванильную ерунду. Такими темпами скоро и черткоины переименуют в какие-нибудь я.баллы. Гребанный яндекс.

***

Серая земля, серые оградки, серый деревянный крест. Черный кот улегся на перекладину креста и с интересом наблюдает за мной умными серыми глазами. Даже без сумеречных линз, которые мне не особенно нужны во время простеньких заказов на сбежавших от вознесения, мир вокруг лишен красок. Серая земля падает на крышку дешевого серого гроба из дсп. Внутри - скрюченное, обезглавленное тело нарушителя. Алгоритмы яндекса мне благоволят, это уже третий такой заказ за ночь, а до рассвета еще около часа. Рутина, скукота. Выследил, заманил в такси, отвез на кладбище, помог упокоиться. И на новый круг. В другое время я плясал бы от счастья, заработав 4,5 души за ночь, но сейчас мой долг все еще огромен, очередная ночь подходит к концу, а вместе с ней тают и надежды расплатиться вовремя. Руки дрожат от усталости, в голове туман. Но закрывать смену пока рано.

Щелкаю в приложении поиск нового заказа. Дай “упокоение”! Дай “упокоение”! На экране “Сопровождение”... Ну, тоже неплохо. Последний заказ и можно наконец поспать.

На фото в описании какой-то хмурый курносый мальчишка с россыпью веснушек. Денис Андреевич Пирогов, 11 лет. Одержим. Сопроводить в пункт извлечения.
Награда: 50 ч.к.
Подробнее…

Наученный горьким опытом, щелкаю выделенную жирным надпись. Но там ничего интересного, одна вода. Сноска о родственниках, краткая биография, адрес… Парнишка живет с матерью, отца нет. Несколько дней назад игрался с друзьями в заброшке и наткнулся на шабаш отдыхающих на выходных бесов. Те разбежались кто куда, но один пьяный идиот не смог устоять перед мальцом. Мелкий проказник как раз на днях спер у матери из заначки три тысячи и потратил их на какой-то чудо-нож в контр-страйке, как у одноклассника, которому давно завидовал. Запах воровства и зависти был слишком силен и молоденький бесенок не смог противостоять искушениею. Насколько я знаю,  вселяться в грешников не то чтобы прямо запрещено. Это просто не поощряется, потому что чревато неожиданными последствиями. В этот раз проказник слишком долго валял дурака в теле школьника и теперь уже не может выбраться самостоятельно.

Ну что ж, поможем.

За двадцать минут добираюсь до места, беру Геннадия с котом и иду к двери подъезда очередной обшарпанной хрущевки. Код и из информации о заказе подходит, на третьем этаже воняющего старостью подъезда нужная дверь. Громко стучу, в 5:30 разбудить семью будет непросто. На удивление, торопливые шаги раздаются за дверью почти сразу. Детский голос из-за двери:
-Кто там?
-Доброй ночи. Денис, я за тобой.

Шорох ключа в замочной скважине, дверь открывается, на пороге стоит сердитый мальчишка с фотографии:
-Не шумите, пожалуйста. Мама со смены, спит. Дайте мне минут пятнадцать на сборы. Проходите.

Мальчонка разворачивается и уходит по узкому коридору квартиры, заставленному слегка косыми советскими платяными шкафами. Разуваюсь, аккуратно прикрываю дверь и иду за ним. На тесной кухоньке шумит, разогреваясь, электрочайник, шкворчит что-то в сковородке на плите, кипит кастрюля. Парнишка режет хлеб и говорит, не оборачиваясь:
-Сейчас хоть завтрак доделаю. Кофе будете?
-Буду, только водой поменьше плескай, у нас тут гидрофоб.
Денис оборачивается и с улыбкой смотрит на кота:
-Какой хорошенький. Боец!
Я киваю и аккуратно убираю кота под куртку:
-Давай, брат, погрейся.

Кот пристраивается у меня на животе, под курткой включается мурчательный моторчик, оставшийся снаружи хвост слегка покачивается и оставляет на джинсах мокрые разводы. Тем временем чайник отщелкивает, мальчишка насыпает по ложке якобса и сахара в две кружки и садится за крохотный столик рядом со мной. Кофе, конечно, отвратный, но я из вежливости немного отпиваю. Парнишка вздыхает и грустно произносит своим детским голосом со взрослыми интонациями:

-Жалко ее. Горбатится на трех работах и все равно считает каждую копейку. Старший сын в Москве учится на платном, младший - школьник с занозой в заднице. Старая мать в маразме, еще брат-алкаш - все у нее на шее. Знаешь, она каждый раз плачет, когда я накрываю на стол. Плачет и смеется. Целует меня все время, обнимает. Мне кажется, ей никогда и никто не готовил ужин. Посмотри там у себя в приложении. Можем даже поспорить, что ей никто и никогда не готовил ужин. Слушай, может дашь мне еще пару дней?

Отрицательно качаю головой.
-Ну давай может дождемся, когда она проснется? Хоть попрощаюсь.
Снова качаю головой. Отвечаю:
-Ты же понимаешь, что ничем хорошим это не закончится. Ты слетишь с катушек, нападешь на меня, я тебя порублю и останется твоя дорогая мамочка без сына. Не усложняй.
Мальчишка кивает и возвращается к плите:
-Ладно, 5 минут и идем.

Он ловко снимает со сковородки котлеты и раскладывает их по аккуратным пластиковым контейнерам, туда же отправляется пюре из кастрюли. Нарезает пару бутербродов с сыром и вареной колбасой, оставляет их на тарелке. Что-то пишет на квадратном стикере, приклеивает его к контейнеру. Управился ровно за пять минут, какой пунктуальный. Оборачивается:
-Ну все, идем.

И отправляется в прихожую. Я достаю кота из-под куртки, сажаю на плечо. Живот весь мокрый, а на улице станет еще и холодным. Цена дружбы!

Иду за мальчишкой. Тот ждет меня в ярко-оранжевой дутой куртке, уже обутый. Когда я выхожу, запирает дверь снаружи и молча идет вниз. Так же молча садится в машину, тоскливо смотрит в окно на серую пятиэтажку. Сажаю кота рядом с собой, Геннадия пристраиваю на сиденье и приоткрываю сумку, чтобы можно было легко схватиться за рукоятку. Предусмотрительно блокирую двери и только после этого трогаюсь. Малец все также грустно смотрит куда-то вдаль.

Едем не торопясь, слышу звук опускаемого сзади окна. Смотрю в зеркало на усталое лицо ребенка, он закрыл глаза, ветер слегка обдувает его взъерошенные рыжие волосы. Произносит, не открывая глаз:
-Как же вам, чертям, повезло. Вы почти как люди. Можете все чувствовать, можете свободно мыслить. Это так хорошо, а вы не цените. И люди не ценят. Говорят, человек - венец творения. У создателя действительно здорово вышло. Вот только чем моя мать заслужила такую судьбу? Может чувствовать, но только тревогу и боль. Может думать, но только о том, как протянуть еще один день. Как же все совершенно, как же все нелепо. Если бог действительно есть, то это чертовски талантливый тип с синдромом дефицита внимания.
-В смысле, если бог есть?

Мальчишка пожимает плечами и замолкает, наслаждаясь дуновением прохладного ветра на лице. Его бесовская сущность уже настолько слилась с душой ребенка, что он и сам, видимо, не понимает, где теперь граница.

Фонари погасли, горизонт за многоэтажками окрасился розовым, в город постепенно возвращаются цвета. Зеленовато-серый на мусорных баках, фиолетово-серый на вывесках и плакатах, серо-серый на усталых зданиях и тротуарах. Одинокие прохожие, редкие первые маршрутки. Через зеркало заднего вида мельком бросаю взгляд на своего пассажира.

Клыки, распростертая пасть, рык. Ярость!

Рву руль вправо, машина виляет, налетает на серый придорожный заборчик и проламывает его. Бьюсь грудью о руль. Пацан вылетает с заднего сиденья и врезается головой в бортовой компьютер. Бью его в висок, кот, улетевший под сиденье, с шипением выскакивает и вцепляется ребенку в ухо. Одержимый выворачивает руки под неестественным углом и хватает меня за шею, я хватаю за шею его. Душим друг друга, кот шипит и впивается пацану в щеку. Кровь брызжет по салону, заливая потолок и кожаную обивку. Мир мутнеет, легкие стонут от недостатка воздуха. Жму его шею сильнее, еще секунды и силы закончатся. Чувствую, как пальцы на моей шее слабеют, хватка теряет цепкость. Продолжаю давить. Теперь можно добить, теперь никто не осудит. Воздух врывается в легкие, сиплю и кашляю. Хриплю и душу.

Лицо ребенка передо мной. Исцарапанное, окровавленное, безмятежное. Делаю над собой усилие и разжимаю пальцы. Вроде, дышит. Не хватало еще убивать детей. Его руки в локтях вывернуты назад, ухо разорвано в клочья, он без сознания. Глажу кота, таращащегося на мальчишку, высоко выгнув спину и раскрыв с шипением пасть. Успокаиваю его. Отстегиваю ремень с сумки с Геннадием и связываю запястья одержимого за спиной. Отталкиваю его обратно на заднее сиденье. Тело мягко толкается в спинку и заваливается на бок. Выхожу из машины, осматриваю повреждения. Заборчик пригнут к земле, бампер лопнул и изогнулся, крыло искорежено и продавлено, осколки фары рассыпаны по асфальту. Колеса, вроде бы, целы. Возвращаюсь за руль, сдаю назад и по-быстрее уезжаю, пока не набежали свидетели.

Дышать все еще тяжело, горло горит, шея ноет. Надо было сразу его связать!

Доезжаю до места назначения, крохотная церквушка странно и чужеродно смотрится возле стоянки огромного торгового центра. Беру мальца на руки и несу внутрь. Там скромный алтарь, несколько икон, свежая белая краска на стенах. Привалившись спиной к одной из них на хлипкой табуреточке дремлет бородатый парень в футболке с гипножабой и потертых джинсах. Перед алтарем разложена дешевая раскладушка, рядом стоит моток толстой бечевки и ножницы. Говорю громко:
-Батюшка, это вам!

Парень вздрагивает, испуганно и сонно смотрит на меня. Через несколько секунд его взгляд проясняется, он привычным движением оглаживает бороду и отвечает хорошо поставленным басом:
-Спасибо, сын мой, я уж заждался. Укладывай дитя на ложе, да привяжи покрепче. Ох и досталось же ему!

Судя по лицу, ему лет двадцать пять. Он старается выглядеть значительно и сурово. Из-за спины он достает помятую синюю тетрадку с закладкой из конфетной обертки примерно на середине. Открывает, пробегает глазами:
-Так… молитва… святая вода… беснование. Да, беснование.

Достает телефон, набирает номер и ждет. Видимо, никто не отвечает. Я тем временем укладываю парнишку на раскладушку и в несколько слоев приматываю его запястья и ступни к алюминиевым трубам каркаса. Его переломанные руки болтаются безжизненными плетьми, сочащаяся из разодранного уха и лица кровь тут же пропитывает синюю ткань тонкого матраса. Не дождавшись ответа молодой батюшка  разворачивает телефон динамиком ко рту и говорит в зарядку:
-Кристиночка, дитя мое, отрока доставили. Что-то он совсем плох, как бы не вышло беды. Как скоро явишься?
Смотрит в телефон. Качает головой:
-Не видит… Ладно, сын мой, давай-ка тогда ты мне подсобишь. Спасем невинную душу. Доставай свои приспособления, готовься. Сейчас полезет бесовщина.
Меня немного удивляет такая бесцеремонность.
-Батюшка, я свою работу закончил. Мне второй раз с этим рубиться совсем не улыбается. А главное, зачем? Я вне работы толерантен к любым существам.
Батюшка смущается, отвечает уже не так уверенно:
-Ну как же, юноша… А если чадо отдаст богу душу? Он же совсем слаб.
Качаю головой:
-Не мое дело. Разве что подкините пару душонок, так сказать, на чай.
Священник широко раскрывает глаза:
-Нет, что ты, сын мой. Мы вашей валютой не пользуемся.
-Ну как-то вы же платите яндексу за заказ!
Священник оправдывается:
-Сие есть тайна великая, в коею я не посвящен. Епархия выдала мне поручение и я его исполняю во имя господа. Помоги мне во служении, не оставляй дитя во власти беса.

Вздыхаю. Бесы не особенно воинственные обитатели преисподней. Тем более этот будет обессилен после долгого пребывания в человеческом теле. Киваю:
-Ладно, батюшка, только из личной симпатии к вам. Потом обменяемся телефонами, вдруг понадобится ответная услуга.
Батюшка улыбается, мусолит в руках тетрадку:
-Спасибо, сын мой. Да воздастся нам по делам нашим.

Он садится на колени рядом с безмятежно сопящим ребенком, ежеминутно сверяясь с тетрадкой начинает что-то бормотать. Периодически брызгает вокруг из мятой пластиковой бутылки. На всякий случай отступаю на несколько шагов назад, чтобы на меня не попали капли. Кот с шипением сбегает из церкви. Одеваю сумеречные линзы, достаю Геннадия, пылающего белым огнем. Среди наступившей серости ярко горит белый сгусток внутри священника и мерцает голубым шар в груди ребенка, крепко опутанный пульсирующими бордовыми нитями. Нити, будто артерии и вены, вздрагивают при каждом ударе сердца. Ни бормотание батюшки, ни водные процедуры, кажется, не приносят никакого результата.

Я держу Геннадия прямо перед собой и вдруг замечаю, что в том месте, где до этого металл потемнел, теперь появилось две неровные полосы, будто капли масла стекли на несколько сантиметров вниз по лезвию. И пламя праведного гнева в этих местах почему-то не появляется. Никогда раньше такого не видел, огонь пробивается всегда, даже сквозь кровь и грязь. Нужно быстрее выяснить, что это, пока не стало хуже.

Священник тем временем кладет руки на грудь спящего Дениса, его ладони искрят небольшими белыми вспышками и бордовые вены, опутавшие голубое, будто мелкие змеи начинают шевелиться и расползаться в стороны. Ребенок распахивает глаза и кричит:
-Нет, дяденька, нет. Мне больно, дяденька, пожалуйста, не надо! ААА!

Несчастный вой, переходящий в плач, способен растрогать любого. Но не сидящего на коленях над телом ребенка священника. Он продолжает бормотать свое и, кажется, еще сильнее давит на грудь парнишки. Красные змеи расползаются в стороны, пытаются спрятаться с другой стороны голубого шара. На лице ребенка проступают морщины, губы раздвигают клыки, изо лба показываются небольшие рожки, он снова превращается в то существо, которое набросилось на меня в машине. Его начинает колотить, он сучит ногами и руками, алюминиевый каркас трещит и гнется. Руки батюшки остаются на груди трясущегося ребенка, но искрящиеся вспышки начинают обволакивать шар, разгоняя пульсирущие нити. Мальчишка с лицом беса начинает жалобно хныкать:
-Нет, пожалуйста, нет… У нее никого кроме меня нет, совсем никого. Этот мелкий засранец и дальше будет мотать ей нервы, а у нее ведь совсем слабое сердце. Пожалуйста, не надо! Я лучшее, что у нее было в жизни. Ну будьте же людьми!

Белые искры собираются в сплошное сияние, бордовые нити отскакивают и сливаются в пульсирующий клубок, который со свистящим звуком, будто от сильного порыва ветра, выскакивает из тела ребенка. И в отлетевшем потоке воплощается невысокий бес, рогатый и зубастый, бьющий по полу тонким подвижным хвостом. Я вскидываю Геннадия над головой, готовлюсь к битве. Но бес неподвижен. Он смотрит на меня печальными карими глазами Дениса. Затем белки наливаются желтым, зрачки сужаются. Это змеиный взгляд, полный злобы и ненависти. Бес щелкает пальцами и исчезает в клубах зловонного дыма.

Батюшка с облегчением вздыхает, в мятой тетрадке вспыхивают несколько листочков, моментально сгорают и разлетаются в стороны сизым пеплом. Священник листает тетрадь, оставляя на страницах черные отпечатки от измазанных в пепле пальцев.
-Так… теперь перейдем к врачеванию…

Он находит нужную страницу, кладет руку на лоб ребенку и снова что-то бормочет, старательно водя пальцем по строчкам крючковатых и неразборчивых символов.

Скрип двери позади, оборачиваюсь, все еще сжимая Геннадия в руках, на взволнованный и суетливый женский голос:
-Тоша, прости, там такая завару…

Знакомая блондинка в знакомой белой толстовке. Ее голубые глаза вспыхивают ненавистью, меч через мгновение оказывается в руках. Следующий миг и уже лежу на спине, раскинув руки. Геннадий со звоном падает рядом. На моей груди тяжелый ботинок, меч занесен над головой паладина. Как же быстро! Как же больно!

-Кристиночка, это свои! Свои!
Батюшка в испуге переходит с высокопарного баса на мирской баритон. Девушка с презрением смотрит мне в глаза, произносит распевно:
-Это… Никогда не будет своим. У него на руках кровь ангела, его праведник плачет. Мерзкий, хитрый черт!
-Дорогая, остынь. Этот приятный молодой человек помог мне с ребенком и прогнал беса. Для него не все потеряно, поверь мне,- во взволнованном голосе священника не осталось и следа недавней церковнославянскости. Девушка убирает ботинок с моей груди, прячет меч за спину. Произносит сквозь зубы, будто плюет:
-Свободен.

Я с трудом поднимаюсь на ноги и ковыляю на выход, спорить с этой машиной для убийства совсем не хочется. Батюшка догоняет меня в дверях, сует в руку визитку:
-Уговор есть уговор. Будет что-нибудь нужно - звони.

Сую визитку в карман и ковыляю к своей искореженной машине. Кот лежит на крыше и демонстративно вылизвается, сердито поглядывая на меня. Внимательно осматриваю тусклое пятно на Геннадии и две отходящие от него неровных бороздки. Мой праведник плачет. Теперь у меня есть вопрос к этому отцу Антону, но только когда вредной дамочки не будет рядом. Хотя я уже примерно понимаю, что он мне скажет. Важнее понять, что с этим делать.

Но это все потом. А сейчас в душ и спать!

Продолжение:
Я.Черт 6