Я.Черт 4⁠⁠

Начало

Черви лезут из ее пустых глазниц. Черви лезут из ее раскрытого рта. Черви лезут из носа, из ушей. Желто-коричневые, склизкие, переплетающиеся, копошащиеся. Падают на грудь сидящей передо мной в величественной позе графини. Расползаются по красному бархату нарядного бального платья, вьются по роскошным серьгам и бриллиантовому колье. Оставляют на бледной коже липкие грязные следы.

-Сударь, на вас лица нет!-голос графини беспокоен и взволнован.

Рядом с ней костюмы придворных замерли в почтительных позах. Дырявые, изъеденные молью сюртуки готовы рассыпаться в пыль, обувь в дырах, цилиндры, висящие в воздухе над воротниками, поблекли и треснули по швам. Темный бальный зал, освещен только тусклым светом из узких окон. Окна, потолок, стулья и столики покрыты паутиной и пылью. В центре танцуют кадриль посиневшие трупы в трухлявых камзолах и расползающихся платьях. В углу оркестр скелетов издает отвратительную какофонию ржавыми трубами и гнилыми скрипками. Вдоль стен посиневшие уроды мило беседуют с гниющими телами.

Кричу в ужасе:

-Вы все мертвы!

Клубок червей на лице графини складывается в насмешливую гримасу:

-А ты нет?

7 дней

-Я нет!- вскакиваю и бьюсь макушкой о твердое. Вокруг серая кожа, впереди бардачок и коробка передач. Кот смотрит с осуждением, зевает и снова закрывает глаза. Я задремал на заднем сиденье автомобиля. На часах полдень. Солнце красит белым небольшое скопление тучек, остальное небо темно-серое. По стеклам машины стекают крупные капли дождя.

Часа через четыре на смену. А можно не ждать! Открываю приложение, хочу нажать поиск. Понимаю, что сейчас выйдет какой-нибудь мусор, отказ от которого понизит активность. Да и смену открывать и закрывать несколько раз чревато тем же. Лучше привести себя в порядок, я весь покрыт кровью и грязью.

Дорога домой, душ, перекус и вот уже минус два часа. Пишу Димону в вотс апп: “Во сколько сегодня?”-ответа нет, напарник не в сети.

Торопиться некуда, наливаю молоко с кофе, коту просто молоко. Достаю Геннадия и кладу его на стол. Надеюсь ему нравятся наши молчаливые посиделки. Кот говорит “гылп, гылп”, молоко брызгает из миски на стол, капает с усов, скапливается забавной белой бородой на его морде. Я говорю “шлююпс”, всасывая горячее. Геннадий лежит и молчит. У него нет ножен, я кое-как приклеил металлическую полусферу от небольшого глобуса на дно сумки для штатива, а по сторонам пришил полосы плотной кожи, чтобы лезвие не рвало ткань. Геннадий - отличный компаньон, мы с ним знакомы не одну сотню лет и он меня никогда не подводил. Его рукоятка, впитавшая в себя декалитры крови за время нашей службы, неровно окрасилась где-то в черное, где-то в темно-каштановое. После смены я его тщательно вычистил, отполировал и наточил, так что теперь он сияет. Любуюсь игрой света на начищенном до зеркальности металле.

Игрой света?

В одном месте будто мутное пятнышко. Присматриваюсь поближе. Примерно в десяти сантиметрах от острия клинка небольшой участок, на котором свет отражается хуже. Как будто там я что-то не дочистил или неосторожно оставил отпечаток. Оттягиваю рукав толстовки и аккуратно протираю пятнышко. Оно не уходит. Вижу, что это не какой-то след, а сам металл будто поблек. Тру сильнее. Никакого эффекта. Это очень странно, обычно Геннадий будто сам помогает сбросить с себя лишнее и даже обычная мокрая тряпка убирает большую часть грязи. Надо посоветоваться с кем-нибудь грамотным.

Быстро собираюсь и выхожу в направлении meow бара, вдруг там Петр Александрович или кто-то еще из старой гвардии. Не знаю, сколько Петру лет, но когда я начинал, он уже был усталым и рассудительным дедом. На вид ему лет сорок, седина и проницательный взгляд вызывают доверие, а вот поведение выдает более почтенный возраст, чем кажется на первый взгляд. И голос у него скрипучий, старческий. Интересно, сколько ему на самом деле? В нашей профессии нередко встречаются люди примерно такие же на вид - неудовлетворенность прожитым и жгучая страсть к чему-то неосознаваемому часто толкает в распростертые объятья распорядителей людей в кризисе среднего возраста. И именно такие обычно отлетают вниз первыми, не могут перестроится под новые реалии. Распорядители получают процент с действующих договоров, так что заинтересованы в том, чтобы мы продолжали выполнять условия и стараются выбирать надежных клиентов. А вот этих великовозрастных инфантилов не очень ценят. Но везде есть планы и показатели, так что подписать пару дряхлеющих неудачников на вечную кабалу за пару чемоданов зелени - милое дело. Затрат на эти бумажки никаких, а циферки в отчетах растут.

Что-то шевельнулось у меня в сознании. Пусть с меня моему распорядителю перепадает не самый жирный процент, зато стабильный. К дяде Пете появился еще один вопрос.

В баре как всегда приглушен свет, в этот раз посетителей больше. Кот привычно прыгает к Анюте на стойку за молоком, я киваю ей и осматриваюсь.

За стойкой широкая спина Малыша в потертой косухе, голова склонилась к стопке так что виден только небольшой холмик бритого затылка над могучими плечами. На соседнем высоком стуле кругленький Карлевич что-то ему втолковывает. Эти двое неразлучников первыми попытались работать парами и у них отлично вышло. Сработаться сложно и награду приходится делить, так что мало кто выдерживает долго. Но с хорошим напарником выполнять заказы гораздо проще и ошибок получается меньше.

На диванчике в углу чернокожая Света болтает с Кастетом и Федей. Ее затянутая в  облегающий комбинезон фигурка будоражит даже мою одряхлевшую за сотни лет фантазию. Хороша, чертовка! Кастет распластался на небольшом стуле как хозяин вселенной. Ноги и руки развязно разбросаны в разные стороны, выражение лица снисходительно-насмешливо . Он так и не перерос синдром широкой спины и дворовые замашки, навсегда остался мелким гопником в абибасе. Федя смотрит с обожанием, ловит каждое слово и то и дело поправляет очки. Он давно вылечил зрение, но образ ботана тоже так и не смог сбросить. После подписания договора нам очень сложно меняться. Будто не только тело застывает в одном возрасте, но и личность заливают густым клеем и она теряет подвижность.

За столиком у окна какой-то новичок в бейсболке с плоским козырьком и огромных кроссовках пялится в телефон. На столе перед ним разбросаны три коротких ромбовидных клинка с обтянутыми кожей рукоятками и аккуратными кольцами под ними. Окружающие поглядывают неодобрительно, но с нравоучениями пока не лезут. Доставать оружие вне заказа - плохой тон.

Возле стены цедит какой-то коктейль грустная Полина и бессмысленно смотрит в пространство. Видимо, переживает очередное расставание с любовью всей жизни. Мелкая дворянка, пережившая в неразберихе гражданской войны разлуку с родными и смерть почти всех близких, упавшая с высоты на самое дно, но сумевшая выжить. До сих пор, будто девушка на выданье из дореволюционных романов, готовая в любой момент грохнутся в обморок от резкого звука или грубого слова. Не растерявшая за столько лет веру в вечную любовь, но каждый раз выбирающая для этой любви самых отпетых подонков и бесконечно страдающая то от унижений, то от домашнего насилия. Что не мешает ей быть безжалостной на заказах и с завораживающей элегантностью бить без промаха из аккуратного дамского револьвера Тамары.

За соседним столом Петр Александрович играет в нарды с Арсеном. Колоритный дед, на все случаи жизни имеющий житейскую мудрость или тост. Иду к ним. Судя по всему дядя Петя опять побеждает. Арсен кипятится и размашисто швыряет кости на доску:
-Ну дай, дай! Ааа, мать твою, что за проклятый день!
Выпадают 3 и 4, деду Арсену нечего двигать и он откидывается на стуле, сложив руки на груди:
-Опять не дает. Игорек, дорогой, посмотри что за игра. Не игра, а мучение!
Я пожимаю плечами:
-Завтра даст.
-Никогда не даст! Петя всю удачу себе забрал. Чем ты ее приманил? Скажи! Чем?
Петр Александрович хитро щурится:
-Ну бывает. Повезло немного, что ж поделать. Я не специально.
Дед Арсен встает:
-Ээээ! На, играй с ним. Зары заговоренные, клянусь!

Я занимаю место уходящего с ворчанием деда, начинаю расставлять шашки. Петр Александрович долго молча смотрит, опускаю глаза. Слышу тихий и расстроенный голос:
-С Толиком вышло неправильно.
Киваю.
-Мы люди, не забывай про это.
Тщательно выстраиваю аккуратную башенку из фишек на краю доски. Отвечаю:
-Мы люди без души.
Дядя Петя вздыхает:
-Это временно.
Теперь моя очередь пристально смотреть ему в глаза:
-Не уверен. Много закрывших кредит?

У него так мало морщин. Мы все привыкли считать дядю Петю стариком из-за седых волос, вздохов, кряхтения и уютного отношения к окружающим. Будто он и правда наш добрый дедушка, который всегда поддержит советом, утешит и подкинет деньжат на мороженое. А еще потому, что он всегда был здесь. Мы привязываемся к месту, поэтому в Питере практически нет коллег старше трехсот лет. И дядя Петя - такое исключение. Я не знаю никого, кто был здесь до него. И никто не знает. Во времена Пушкина в этом здании был трактир и, когда я первый раз ввалился сюда и заорал “Водки!”, комкая грязные листочки договора в одной руке и неловко придерживая Геннадия под тулупом другой, дядя Петя уже был здесь. Обыгрывал каких-то гусар в преферанс, с интересом и заботой поглядывая в мою сторону. Его взгляд совсем не изменился. Ему на вид лет сорок, но он обращается ко мне со стариковским песком в голосе:
-Мы люди, Игорь. Нельзя убивать людей, даже если тебе за это ничего не будет.

Киваю и снова опускаю глаза. Фишки расставлены, можно кидать кубики. Петр Александрович берет их в руку и бросает. Три кубика падают на правой половине доски. 6, 6, 6.
-Что за!?-поднимаю глаза. Передо мной каменный анфас Петра и два черных колодца вместо глаз. Вскакиваю со стула, не могу отпрыгнуть назад. Зависаю в воздухе и падаю в эти два колодца, которые вдруг становятся одним. Лечу, кувыркаясь и размахивая руками. Или не лечу? Барахтаюсь в невесомости?

Под ногами вдруг становится твердо. Шарю вокруг себя руками, но ничего не касаюсь.
-Открой глаза,-в голосе дяди Пети больше нет этого старческого песка, он повелителен и тверд.

Открываю. Мы среди бесконечной белой пустыни, солнца нет, но небо ярко голубое без единого облака. Передо мной в золотом нагруднике Петр Александрович, в его руках массивный прямоугольный красный щит и короткий меч, пылающий белым огнем, видимым без всяких линз. Его седой полубокс превратился в развевающиеся белые кудри и теперь лицо, ничуть не изменившись, стало на десять лет моложе. Передо мной могучий воин, дерзкий и суровый.
-Мы люди, Игорь. Нельзя убивать людей.

Он направляет в мою сторону меч.

Я в метре над землей, мои руки раскинуты вдоль деревянной балки, в запястьях торчат огромные ржавые гвозди, по которым хлещет кровь. Не могу пошевелить ногами, они неподвижны где-то внизу одна на другой. Лоб царапают какие-то шипы. Боли нет, только отдаленное ощущение давления в руках и ногах, будто в меня вкачали литр морфина.

Первый раз вижу гнев в глазах дяди Пети:
-Возможно, там тебе ничего за это не будет. Но этого “там” еще нужно дождаться. Поверь, я могу вывернуть наизнанку твое бездушное тело и выжать из него максимум боли не хуже, чем они там, внизу.

Обезболивающее постепенно отпускает. В запястья медленно просыпается боль. Голени ноют. Царапины на лбу щиплет от пота. Тело тяжелеет, каждый грамм отдается мукой в запястьях, на которые приходится весь вес тела. Боль разрастается к плечам, к груди, идет от ступней вверх к коленям и бедрам. Лоб - одна сплошная царапина, покрытая солью. Трясу головой, но вместо облегчения шипы только сильнее впиваются в кожу. Я весь боль. Пульсирующая, всепоглощающая. Закрываю глаза и остаюсь в пустоте, бордовой со всполохами ржавого. Слышу голос:
-Нельзя убивать людей. И почему мне это нужно объяснять? Игорь, ты же хороший мальчик. Надеюсь, понятливый. Чего нельзя делать?
Не могу говорить, думаю:”Нельзя убивать людей”

Я стою на песке и ощупываю себя. На запястьях ни следа от гвоздей, в теле ни намека на боль. На лице воина появляется знакомое заботливое выражение:
-Прости мне это маленькое представление. Мы для них мусор, расходный материал. Нужно хотя бы нам самим ценить и беречь друг друга. А теперь, если ты не возражаешь, доиграем партию.

Мир исчезает, я успеваю крикнуть:
-Не…
Мы за белым столом среди белизны.
-...еет!

Осматриваюсь. Белая бесконечность вокруг. Дядя Петя сидит на кремовом пластиковом табурете в том же золотом нагруднике, щит исчез, меч в ножнах на поясе. Белизна давит. В ней какие-то узкие черные полосы. Швы! Будто увидев новый рисунок в оптической иллюзии, я понимаю, что мы в маленькой белой комнатке. Швы - это углы стен и стыки между стенами и потолком. Петр Александрович смотрит вопросительно. Пытаюсь подобрать слова:
-Ну… эээ… Такие цвета. Там белый и голубой, тут чисто белый.
Вздох:
-Мне тяжело моделировать сложные конструкции, слишком много нужно держать в голове.
-Мы у вас в голове?
Усмешка.
-Грубо говоря, да.
-Никогда с таким не сталкивался…
-Ты много с чем не сталкивался. На нашем уровне энергию используют как в компьютерной стрелялке. Там,-он показывает пальцем вверх, потом вниз,-ею можно создавать новые реальности, ломать измерения, моделировать законы мироздания. Но ее всегда мало. Не только нам, но и им.
-Им?
-Им.

Я сижу в растерянности. Дядя Петя всегда казался умным и опытным, но все-таки  просто коллегой. Так же, как и мы, вкалывающим большую часть времени на кредит и не особо знающем о чем-то вне рабочих обязанностей. Оказывается, он очень не прост. О стольком хочется спросить! Нужно сосредоточится! Быстро говорю:
-Мне тоже жаль Толика, он мне нравился. Я не убийца, я просто пытаюсь выжить. Там случилась какая-то ерунда и я пытаюсь в ней разобраться. И для этого шел к тебе с двумя вопросами. Можно ли занять душ на платеж у своего распорядителя и что за пятно на Геннадии? Но теперь это кажется таким неважным. Хочется узнать о чем-то большом. Об истинном устройстве мира.
-Где-то я это уже слышал. Не об этом ли пел распорядитель при подписании договора? Обещал, что мы узнаем об истинном устройстве мира. Мои знания не намного больше того, что дал он. И они тоже неполны. К тому же, знания нужно заслужить. А что сделал для этого ты? Убил доверчивого приятеля?
Бью по столу кулаком:
-Да хватит! Мне самому тошно! Это вышло случайно!
Дядя Петя усмехается:
-Случайно? Ты шел-шел, упал и случайно насадил друга на своего крепкого Генку?
Шлепаю себя ладонью по лицу:
-Не знаю! Аффект… наваждение перевертыша… страх перед преисподнией… все вместе!
Петр Александрович больше не усмехается:
-У тебя, Игорек, есть шанс отработать и вернутся. А у него этого шанса больше нет, ему больше некуда возвращаться. Считается, что души непосвященных ждут страшного суда, пока их энергией распоряжается банк. Толик уже дождался, он уже осужден. Его прямо сейчас рвут на части внизу, выдавливая крохи долга, который никогда не закрыть. В полном соответствии с договором.
Сжимаю кулаки до боли. Хрипло произношу:
-Гребаный яндекс всегда прав. Тогда почему он послал Толика на изоляцию, а не на захват? Почему предложили жалкие полдуши за заказ? Алгоритм должен был все просчитать!
Петр Александрович задумчив:
-Вот это хороший вопрос. Вот это по-настоящему хороший вопрос. Ты знаешь, что в вопросе содержится половина ответа? Нужно только услышать эту половину. Я пока не слышу, но я буду повторять твой вопрос и слушать. Тебе пора.

Я на секунду завис и падаю. Все вертится. Отлетает стул. Твердый пол. Рядом чьи-то ноги. Вздохи. Голоса. Лежу на полу у столика знакомого meow бара. Надо мной склонился удивленный дед Арсен:
-Ты что, брат?

Неуклюже поднимаюсь. О штанину трется мокрый кот, оставляя влажные полосы. Что-то многовато полетов и падений в последнее время. Я слишком стар для всего этого…

Дядя Петя сидит перед доской с нардами и добродушно улыбается:
-Игорек, дорогой, ты чего?
Ставлю стул у стола, опираюсь на него, пытаюсь отдышаться:
-Что-то поплохело…

Арсен дружески хлопает по спине:
-Ничего-ничего, работа нервная. Все болезни в голове, дорогой. Посиди с друзьями, выпей вина, потанцуй с красивой женщиной и все пройдет. Это я тебе говорю!
-Спасибо,-сиплю, все еще пытаюсь прийти в себя,- Давно хотел взять выходной. Вот накоплю на взнос и посидим.
-Эээ… Так ты никогда не отдохнешь. Всех денег не заработаешь!
-Деньги мне без надобности… Дядя Петя, по Геннадию…
Петр Александрович смотрит так же доброжелательно, но слегка покачивает головой:
-Нет-нет. На сегодня хватит вопросов. Знания нужно заслужить, помнишь? Сделай что-нибудь достойное, Игорек, и возвращайся.

Он поворачивается от меня парню с ромбовидными кинжалами, с интересом наблюдающим за происходящим с другого конца зала.
-Эй, новенький! Иди сюда, сыграем в го, познакомимся.

Непривычно видеть доброго дядю Петю, который не хочет с тобой общаться. Не припомню, чтоы когда-нибудь такое было. Эталон отзывчивости и терпения, готовый всегда выслушать и поддержать, просто смотрит сквозь меня и всем своим видом показывает, что разговор окончен.

Новенький садится на мое место, а я в свою очередь, иду в другой конец зала под удивленными взглядами и сажусь за его столик. Анюта забирает грязную чашку и вопросительно смотрит.
-Можно мне капучино и молока для кота?

Анюта кивает и уходит. К соседнему стулу прислоняю сумку с Геннадием. На стол забирается кот и призывно распластывается. В задумчивости чешу ему пузико. С Петром пока тупик, вопрос по Геннадию подождет, важнее сейчас проработать идею с распорядителем. Или занять душ у еще какого-нибудь мажора. Нужно только найти того или другого. Листаю список контактов в телефоне. За две сотни лет я оброс какими-никакими связями. К сожалению, почти все они горизонтальные - коллеги, приятели, собутыльники. С сильными мира сего у таких как я не так много возможностей познакомиться и тем более подружиться: верхние смотрят на нас, как на краснокнижных тараканов. Очень хочется просто раздавить, но запрещено. Нижние относятся как к крепостным золотарям. Вроде нужны, но дружбу с этими вонючками водить точно не стоит. Петр прав, у нас есть только мы сами.

Взгляд задерживается на букве Г. “Гриша ор”. Вот оно! Набираю ему сообщение в официальном мессенджере ада: “Привет, это Игорь Ч. Надо увидеться, когда тебе удобно?”. Вайбер несколько секунд тупит, потом под сообщением появляется две серых галочки. Ну что ж, ответит, когда прочитает.

Оракул. Если кого-то и просить помощи в поиске, то его. Мы познакомились на битве экстрасенсов лет десять назад. У меня был заказ на вовлечение, один из немногих, что я провалил. В последнее время небесная энергия вокруг бурлит и пенится, ее используют все чаще и активнее. На безоблачном небе с помощью призрачных линз можно увидеть голубоватые всполохи и мерцания, будто северное сияние поменяло цвет среди давящей серости. Раньше этого не было. Говорят, пару тысяч лет назад, в самом начале нашей эры, небесной энергией пользовались единицы. По слухам, сам Люцифер блуждал по тверди будто обычный демон и собирал души. А теперь и падшие здесь нечастые гости, все отдано на аутсорс, небесной энергии стало так много, что все больше непосвященных ее ощущают, а иногда даже могут ей по-своему управлять.

Гриша рассказывал, что ощутил это внезапно. Он сидел в палате рядом с умирающей от рака матерью и что-то рассказывал этой иссушенной болезнью маленькой фигурке, большую часть времени спящей под сильнейшими обезболивающими. Это было похоже на сеансы у психолога. У него совсем никого не было, ему не с кем больше было обсудить свои горести и радости. Он просто говорил и сам этот процесс помогал что-то понять. Приходил и говорил, а она слушала и молчала. Она всегда внимательно слушала, он это знал наверняка. Но однажды она перестала слушать, воздух над ее головой заколебался, уплотнился, завис небольшим лазурным сгустком. Гриша откуда-то знал, что так и должно быть. Он аккуратно поднес руку к светящемуся шару и тот поплыл навстречу. Он дотронулся до этого голубого свечения и ощутил, как оно растворяется в его ладони. Было тепло и немного щекотно.

А потом в его голове кто-то сказал:
-И что ты здесь просиживаешь штаны? Лучше бы восстановился в институте. Может, вышло бы наконец что-то путное. Тридцать лет, а все за игрушками своими целые дни просиживаешь. Спина колесом, руки спички. Стыдно смотреть! Кому ты такой нужен, кто на тебя позарится? Мать всю жизнь на тебя положила, а ты…”

-Аааа…-как-то неуверенно и протяжно прошептал Гриша. Словесный поток не останавливался, но стал немного тише. А потом он увидел. Будто вся жизнь за секунду пронеслась перед глазами. Только не его. Эти картинки он видел впервые. Гриша попробовал вернуть ускользающий калейдоскоп видений. Тот послушно остановился и пошел в обратном направлении. Будто искаженные темно-синим фильтром кадры палаты, несуразный бородач на стуле у кровати, к которому ощущались раздражение и досада. Следующий кадр - усталый лечащий врач, вызывающий доверие и надежду. Новый кадр - потолок палаты. Кадр -капельницы. Кадр - боль. Кадр - операционная. И быстрее - боль, трещины стен палаты, бесячий бородач, боль, линолеум коридора, боль, врач, потолок, боль, бородач, потолок, врач, боль, потолок, скорая, пропахшая мусором и котами квартира, боль, бородач приносит еду, коты, мусор, боль, деревья за окном, час суда, воскресный вечер, новости, боль, соловьев лайф, новости, ненависть, ненависть, ненависть, бородач что-то спрашивает, боль, соловьев, новости, ненависть, ненависть, боль, ненависть, бородач, коты, боль, деревья за окном. Гриша ускорил обратную перемотку. Бородач, боль, коты, соловьев, ненависть сменяют друг друга в ускоряющемся мельтешении кадров. Синий фильтр становится немного светлее. Дача, огород, боль, трамвай, бородач, ценник на молоко, ценник на гречку, боль, новости, бабки на лавке, качающиеся на ветру деревья, коты, боль, бородач, дача, огород, бородач, кладбище, отчаяние, бородач у постели старика, врач, больница, коты, дача, бородач, стонущий старик на кровати, коты, бабки у подъезда. Гриша сделал еще быстрее. Два бородача в комнате, один помоложе сгорбился за компьютером, другой старше читает газету. Синий фильтр становится мягче, появляются теплые тона. Дача, огород, трамвай, плита. Бородач больше не бородач, а сын и бороды у него нет. Старик больше не бородач, а муж, тоже без бороды. Дача, огород, кухня, сын, муж, уборка, кухня, дача, муж, дача, огород, сын, муж, кухня, уборка, дача, сын, огород, кухня, уборка, муж, сын, дача, огород, кухня, уборка. Кем он будет, когда вырастет? Институт бросил, сидит за компьютером целый день… Синий фильтр пропал, изображение блеклое, но естественное. Кухня, готовка, дача, огород, муж, сын  поступает в институт, сын на выпускном в школе, гордость, кухня, готовка, дача, огород, сын, муж, кухня, уборка, уроки, кухня, уборка, уроки, муж, сын, кухня, уборка, уроки, муж, сын, кухня, уборка, уроки, кухня, детский сад, кухня, уборка, детский сад, муж, сын, уборка, кухня, сын, муж, уборка, кухня, сын, муж, уборка, кухня, подгузники, врач, коляска, опрелости, подгузники, медсестра, уборка, кухня, купание малыша, палата, медсестра, младенец, любовь, любовь, любовь, любовь, любовь, любовь, любовь… Гриша взвыл и остановил проектор. Обхватил голову и горько заплакал. Голос на фоне продолжал шептать упреки. Гриша внезапно успокоился, он будто получил шестое чувство - чувство энергии. Он понял, что нужно делать. Напрягся, распахнул ладонь и с нее сорвался небольшой голубой сгусток, взлетел к потолку,  растворился. Голос затих, калейдоскоп исчез. А чувство энергии осталось.

С тех пор он мог читать расползающиеся потоки небесной энергии других людей. Пытался немного заработать на телевидении, но там оказался не нужен. Когда есть сценарий и все четко прописано, важны приятная внешность и навык хорошо держаться в кадре, а не умение видеть. Я должен был убедить его поменьше демонстрировать публично свои способности и заполнить несколько анкет, а затем передать его другому отделу для более глубокой проработки. Но он прочитал меня и предложил иногда выпивать пивка в уютном баре, а анкеты порвал. Этот провал стоил мне 5 душ, которые я еле успел добрать до даты очередного платежа. С тех пор мы не виделись, но несколько раз созванивались. Я пытался в общих чертах объяснить ему жизнь по эту сторону, не сильно вдаваясь в детали. Ну что ж, пора наконец принять предложение и выпить пивка. Теперь его очередь отвечать на вопросы. А вот и сообщение с коротким “Жду” и адресом. Это за городом, интересно. Смотрю на часы. Три. Туда минут сорок. Плюс разговоры, то-се. Успею начать смену в пять.

Пробки и светофоры воруют час. Я перед высоким забором из желтого кирпича. Звоню в звонок у небольшой кованой калитки. Щелкает замок, толкаю дверь, иду по узкой дорожке мимо основательного трехэтажного дома. У подножия помпезной парадной лестницы с пошлыми львами стоит то ли дворецкий, то ли швейцар в элегантном черном костюме. Он делает мне приглашающий жест и с чувством собственного достоинства поднимается на все двадцать ступеней мраморной лестницы, открывает мне покрытую коваными розами тяжелую дверь.

-Вам тут не скользко зимой?- спрашиваю, чтобы что-нибудь спросить. То ли дворецкий, то ли швейцар молчит. Вхожу и попадаю в плотный поток электронной музыки с жужжащими в самом сердце басами. Небольшая прихожая с добротным паркетом и красным бархатом на стенах, а за ней огромный зал. Окна занавешены, под потолком крутится диско шар. Во моменты вспышек света получается осмотреться. Количеству золота на стенах и потолке позавидовал бы цыганский барон.На вышитых золотой нитью диванах целуются симпатичные девушки, в широких креслах развалились напомаженные парнишки. В центре зала танцуют полуголые парочки. Густая смесь запахов кальяна и травы кружит голову. Дворецкий делает приглашающий жест и проходит вдоль стены к массивной двустворчатой деревянной двери, украшенной также помпезно и безвкусно, как и все вокруг. С видимым усилием толкает дверь и зовет зайти. За дверью широкий коридор и еще одна огромная дверь. За ней полутемный кабинет. Кажется, кто-то взял мешок с баксами, кинул его в проходящего мимо прораба и потребовал сделать хорошо на все деньги. Резные колонны, бархатные обои, широкий стол из красного дерева, кожаные кресла для посетителей, шкаф с муляжами книг до самого потолка, лампы, ручки, ковры буквально кричат о своей дороговизне. Гриша в шелковом халате полулежит на невысокой кушетке с головами львов на ручках, инкрустированной красными и синими драгоценными камнями. Он сильно похудел и осунулся с нашей последней встречи, жирные волосы всклокочены, жидкая борода до пояса спуталась и стала похожа на старую дырявую мочалку. Подхожу к нему, протягиваю руку. Он лениво пожимает ее и несколько секунд молчит, полузакрыв глаза. Потом медленно и устало говорит:
-С мечом не помогу, не мой профиль. По распорядителю мне нужно что-то со следами энергии. Принеси ваш договор.

Оракул есть оракул. Не знаю, насколько глубоко он меня прочитал, но задавать вопрос о местонахождении распорядителя мне не пришлось. Странно видеть, как пусть и угрюмый, но любознательный парень с горящими глазами за несколько лет превратился вот в этого бомжа среди ненужной роскоши. Вдыхаю, чтобы сказать, но Гриша заговаривает раньше:
-Это для тебя несколько лет. Я прочитал десятки тысяч людей. Возможно, сотни тысяч. Я прожил их от начала до конца. Я так боялся жить свою жизнь, что стал жить чужие. И умер. Меня давно нет, я почти не помню, кто я и чего хочу. Иронично, не правда ли? Вроде бы, тысячи жизней назад мне хотелось всем показать, что я чего-то стою. Мне хотелось жить в роскоши, хотелось бесконечного праздника. Парочка встреч с достаточно обеспеченными непосвященными, пара трюков с предсказаниями и деньги больше не проблема, в моем доме всегда вечеринка как у самых отбитых рокннрольщиков. Тысячи жизней назад мне это было важно. Теперь нет. Вы все одинаковые, вы все скучные. Я помогу тебе, потому что тому, старому мне, этого бы хотелось. Он был благодарен тебе за то, что отпустил его на свободу. Уходи, я устал.

Сзади скрипнула открывающаяся массивная дверь. Прием окончен. Он продлился намного меньше, чем я планировал. Выхожу из особняка и глубоко вдыхаю влажный осенний воздух. Голова немного кружится после духоты и кальянного дыма с примесями. Как же хорошо! Сажусь за руль. Кот зевает и сонно смотрит на меня. Чешу его мокрую шерсть:
-Вот так, братишка. Бывает и так. Давай-ка метнемся к тайнику, откопаем договор и привезем сюда, пока Гришка совсем не расклеился.

В кармане настойчиво жужжит телефон. Достаю, на экране несколько непринятых и десяток сообщений от Димона с периодичностью в 5-10 минут: “Давай в 4”, “Ты где?”, “Я взял амнезию, халява, подтягивайся на Бабушкина 1”, “Ты едешь?”, “Сука!”, “Желтое предупреждение, я захожу сам” сообщение от 17:19. Смотрю на часы, 17:32. Как? Я зашел в особняк около четырех, как я мог там пробыть полтора часа!?

Вбиваю в навигатор адрес. Показывает двадцать пять минут до места. Надо уже сменить это корыто на нормальную тачку! Маскировка - это, конечно, хорошо. Но в таких форс-мажорах нужна не маскировка, а скорость. Захожу в приложение магазина и тыкаю розовый овал, обведенный красным. Стоимость - 1 душа. Как же дорого! Надеюсь, окупится. Приходит сообщение о списании, над значком телепорта появляется единичка. Придерживаю кота и сумку с Геннадием, вывожу аккуратные круги по схеме на экране, представляю в голове безлюдный переулок возле Бабушкина 1.

Разработчикам мое почтение, после предоплаченных карт заклинаний, которые мы раньше искали по немногочисленным точкам продажи, такой способ взаимодействия с небесной энергией - огромный рывок вперед. Я уж не говорю про талоны аднаркома в тридцатых, которые нужно было ждать неделями и заготавливать впрок. А платеж никто не отменял, вот и крутись как хочешь. С другой стороны, тогда наши услуги ценились выше, за несколько успешных заданий получалось закрыть платеж. Можно было нормально подготовится, не торопясь обдумать план действие, отложить душ на черный день. Теперь это бесконечная гонка, по два, а то и три копеечных задания за ночь и любой провал означает катастрофу, потому что все заначки давно проедены. Гребаный яндекс.

Заканчиваю чертить в воздухе узор. Мир мерцает и меркнет.

Продолжение