Я жду людей. А прилетают птицы
Рассказ, написанный в соавторстве с другом. Продолжение рассказа «Приказов верить в чудеса не поступало». В рассказе ведется повествование от двух героев. В главах будут встречаться флешбеки, которые будут выделены линиями. Название рабочее: цитата части стихотворения, взятого со страницы Стих.ру от автора Кот Басё. Эпиграфом к первой главе и ко всему рассказу выступает отрывок из другого стихотворения того же автора.
I: http://pikabu.ru/story/_2089080
II: http://pikabu.ru/story/_2093904
III: http://pikabu.ru/story/_2096862
IV: http://pikabu.ru/story/_2098670
V: http://pikabu.ru/story/_2102856
__________________
VI
Он выскочил из-за угла дома, поскальзываясь на влажной листве. Виктор едва успел подхватить его. Запыхавшийся, раскрасневшийся, мальчишка крепко вцепился в рукава куртки, заглядывая Осипову в глаза.
– А вы… дядь Вить, а вы знаете, что вы мой папа?
Виктор стиснул зубы, посмотрел поверх головы Степки, искал глазами Лену, которая должна была обязательно где-то появиться. Но ни её, ни кого-либо ещё не было. И вернулся взглядом к мальчишке, криво улыбаясь. Он опустился перед ним на корточки, взял маленькие ладошки в свои и хрипло выдохнул:
– Знаю.
Степка вырвал руки обнимая мужчину за шею, Виктор поднял его, прижимая к себе, желая только, чтобы мальчик не почувствовал, как от страха колотится сердце. Однажды он его уже потерял.
_____
– Сынок, общество это дрянная структура, прогнившая насквозь. Это дерьмовый мир, Витюш, дерьмовое время.
– Степан! – мама тогда осуждающе смотрела на мужа, ласково касаясь волос сына рукой.
– Что? Это ж правда, как есть. Он это знать должен.
– Я понимаю… Но выбирай выражения.
*
– Пап, когда вы улетаете?
– Десятого, Витюш.
– А вернётесь?
– Не знаю, сынок, не знаю…
_____
Держал Степку на руках, когда шагали с Матвеем к его дому. Мальчишка крутил в руках кулон, который Виктор одел ему на шею. Тот самый, со стилизованной буквой «А». Матвей то и дело посмеивался, но улыбался очень по-доброму, то и дело ероша волосы Степана и что-то бормотал. И не дошли всего ничего, как старый друг слегка толкнул в бок Осипова, кивая головой в сторону. Яша шел целенаправленно, сжав кулаки, губы сжаты в нитку.
– Степ, ты поди погуляй, – перехватывая мальчишку на руки, Матвей тот час спустил его на землю, успев сделать всего шаг, пряча ребенка за собой, прежде чем Ясик напал. Виктор не увернулся, пропуская удар. На миг оглушила боль и один глаз будто бы ослеп.
– Ты сдурел что ли, Яся? – зарычал Матвей на парня, шагнув было к нему, но Виктор остановил жестом, вытирая в брови показавшуюся кровь. Ясик ударил снова. Губа хрустнула о зубы. А дальше тело работало само, здесь вступили прошедшие годы, за которые научился бить, уворачиваться и снова бить. Кровь попадала в глаз, окрашивая часть мира в ярко-алый. Яша говорил, плевался совей собственной болью, обидой, а Виктор закрывался, не хотел этого слушать, не хотел признавать ни на миг, что парень может быть прав. Заломал в тот момент, когда Ясику осталось совсем полшага до того, чтобы впасть в неистовство. Парень лягался, пытаясь вывернуться, на его куртку с лица Виктора капала кровь.
– Ах ты сука, какая же ты сука, – хрипел, силясь вырваться, Осипов перехватил сильнее и следующие слова парня стали сиплым рыком
– Убьешь, Вить, отпусти! – Матвей кинулся к другу, но Виктор сам ослабил хватку, толкая Ясика вперед, от себя. Он запнулся, но на ногах устоял, тут же поворачиваясь к Осипову лицом, но встретив вклинившегося между ними Матвея
– Хорош, мужики! Хорош, Ясь, иди, иди домой….
Виктор вытер кровь, провожая удаляющегося парня взглядом. А вокруг были люди. Смотрели, качали в осуждении головами, говорили что-то про мать, про Яшу, про самого Осипова.
– Всё, идём, идём, – Матвей повернул Виктора к дому, подтолкнув в спину, – Неча тут торчать, ну повздорили, бывает, идите щи варите.
_____
– Сынок, Витюша, настанет день, он произойдёт очень скоро, только ты чуток подрасти, и на тебя начнут давить. Мы знаем, что ты сделаешь правильный выбор, мы знаем, что ты будешь делать то, что велит тебе сердце. И мы гордимся тобой, знай, будем гордиться всегда. На твоём пути будет много бед, много сложностей. Тебе нужно будет учить людей. Показывать им реальность другую, с обратной стороны. И самое важное – заставить людей верить. Тебе придется изувечить их привычный мир, они будут тебя ненавидеть, но те, в ком бьется пока ещё сердце, те, кто поймёт, что счастье в свободе – пойдёт за тобой.
– А если не пойдут? Мам, а если не получится?
– Получится, родной, у тебя всё получится. Мы в тебе посадили семечко, не дай ему зачахнуть, пусть оно вырастет в большое-пребольшое дерево, хорошо? До самого неба. Но плоды этого дерева будут снимать другие. Иные люди, свободные, чистые, настанет другое время, всё будет совсем не так, как мы привыкли видеть. Нас уже не будет, не будет и тебя, но урожай будут пожинать наши дети, внуки, правнуки.
– Но я не хочу, чтобы меня ненавидели, мам.
– И я не хочу, мой хороший, ох, как я этого не хочу. Но так будет. Просто… потерпи. Они поймут.
_____
Он просыпался раньше их, выходил на крыльцо и курил, чувствуя, как приятно утренний холод остужает кожу. Порывался вернуться обратно к Матвею, говорил Степке про кровать и что нужно сделать её побольше и пока им с мамой неудобно на ней спать, но мальчик не слушал. Он не отходил, всё расспрашивал, просил научить драться, подтягиваться, отжиматься, в доме заставлял сидящих напротив за столом взрослых задыхаться от жмущий грудь боли, расспрашивая про прошлое, про то, как они познакомились и вообще, что было в Городе и когда, наконец, у него появится младший брат. У Яши ведь есть он – младший брат, а это нечестно, нужен ещё один. И было очень больно, от того, что они не могут так же смеяться вместе с ним, не могут пообещать ему братика, не могут, в конце концов, обнимать его одновременно. Он уходил рано утром, правда, получал потом от Степки выговор за пропущенный завтрак, но это в общем-то, не страшно.
Виктор зашнуровывал ботинки, тянул горький крепкий дым. За спиной открылась дверь, едва касаясь голой спины домашним теплом. Он обернулся, увидев Лену, выходящую с ведрами и обувая высокие резиновые сапоги.
– Привет
– Привет, я думала, ты ушел…
– Собираюсь вот… а ты куда?
– Да… за водой.
– Давай помогу, – Виктор встал, одевая лежащую футболку, натягивая куртку, поднялся на ступеньку, перехватывая ведро.
– Не надо, я… я сама, – Лена хмурилась, но не смотрела в глаза. Он злился, ему очень хотелось, чтобы она посмотрела.
– Давай.
До колодца шли молча. Скрипнула, открываясь крышка.
– Лен, – позвал, когда она повернулась к нему спиной, то ли чтобы что-то рассмотреть среди кустов, то ли просто чтобы его не видеть. Он шагнул, поднимая руку, но так и не коснулся плеча, – ты прости. Я не хотел… Просто что-то голову переклинило, вот и ответил на удар. Дурак, да, не подумал. Но все же живы здоровы… Лен…
Она повернулась, вцепилась взглядом в глаза, но кивнула в сторону колодца, проговорив:
– Воду нужно набрать.
Когда закрывали колодец, явился Матвей, возбужденный, распахнутый:
– Там… там сигнал поймали. Из тридцать третьего. Что-то не так пошло, подниматься им придется около Стены. Километрах в сорока отсюда к югу.
– Когда?
– Дня через четыре, но хрен его знает, Вить, когда на самом деле, мы ж этот сигнал…Вить!
Осипов поставил вёдра у ног Матвея, и ушел, не сказав более ни слова. Дома у друга прослушал сигнал, на старенькой аппаратуре попытался избавиться от шумов, но не выходило. Когда явился Матвей, приведя с собой остальных, Виктор склонившись над картой отмерял примерное место, расстояние.
– Сколько там человек идёт? – спросил друг, глянув на исписанный листок бумаги.
– Меньше двух сотен. Где-то около ста бойцов, остальные гражданские. Десяток детей, женщины. Сколько дашь людей, чтобы встретить? Знающих людей.
– Ты хочешь, что ли наших стариков туда вести?
– А кого? Есть предложения?
– Ну, мы можем…
– Кто мы, Матюш? Катька? А что, ляжет в кустах на пузе-то и давай стрелять. Да когда она в последний раз снайперку в руках держала, м?
– Да не рычи ты, у нас помимо Катьки есть…
– Кто? Кто есть, Матвей? – взвился Осипов, – я тут уже неделю и до сих пор ни разу, я подчеркну, ни разу не видел, чтобы кто-нибудь серьезно гонял ваших парней. Да, турники, отлично, ну с оружием ходят, хорошо, но этого мало, понимаешь?
– Да всё я понимаю, но они хорошие бойцы, поверь.
– Да не могу, не могу я себе позволить верить, мне знать нужно, Матвей! Быть уверенным, что они не побегут прочь, поджав хвост, что они слушать умеют.
– А ты поверь.
_____
Он помнил, как чья-то рука легла на тогда ещё хрупкое детское плечо, когда стоял в первом ряду зрителей из всяких комиссий, которые пришли посмотреть на запуск ракеты. Стоял и плакал, потому что там, в ракете, были его родители. Наверное, тогда он плакал в последний раз, просто как-то само пришло осознание, что в Городе он остался один.
_____
Продолжение в комментариях.
I: http://pikabu.ru/story/_2089080
II: http://pikabu.ru/story/_2093904
III: http://pikabu.ru/story/_2096862
IV: http://pikabu.ru/story/_2098670
V: http://pikabu.ru/story/_2102856
__________________
VI
Он выскочил из-за угла дома, поскальзываясь на влажной листве. Виктор едва успел подхватить его. Запыхавшийся, раскрасневшийся, мальчишка крепко вцепился в рукава куртки, заглядывая Осипову в глаза.
– А вы… дядь Вить, а вы знаете, что вы мой папа?
Виктор стиснул зубы, посмотрел поверх головы Степки, искал глазами Лену, которая должна была обязательно где-то появиться. Но ни её, ни кого-либо ещё не было. И вернулся взглядом к мальчишке, криво улыбаясь. Он опустился перед ним на корточки, взял маленькие ладошки в свои и хрипло выдохнул:
– Знаю.
Степка вырвал руки обнимая мужчину за шею, Виктор поднял его, прижимая к себе, желая только, чтобы мальчик не почувствовал, как от страха колотится сердце. Однажды он его уже потерял.
_____
– Сынок, общество это дрянная структура, прогнившая насквозь. Это дерьмовый мир, Витюш, дерьмовое время.
– Степан! – мама тогда осуждающе смотрела на мужа, ласково касаясь волос сына рукой.
– Что? Это ж правда, как есть. Он это знать должен.
– Я понимаю… Но выбирай выражения.
*
– Пап, когда вы улетаете?
– Десятого, Витюш.
– А вернётесь?
– Не знаю, сынок, не знаю…
_____
Держал Степку на руках, когда шагали с Матвеем к его дому. Мальчишка крутил в руках кулон, который Виктор одел ему на шею. Тот самый, со стилизованной буквой «А». Матвей то и дело посмеивался, но улыбался очень по-доброму, то и дело ероша волосы Степана и что-то бормотал. И не дошли всего ничего, как старый друг слегка толкнул в бок Осипова, кивая головой в сторону. Яша шел целенаправленно, сжав кулаки, губы сжаты в нитку.
– Степ, ты поди погуляй, – перехватывая мальчишку на руки, Матвей тот час спустил его на землю, успев сделать всего шаг, пряча ребенка за собой, прежде чем Ясик напал. Виктор не увернулся, пропуская удар. На миг оглушила боль и один глаз будто бы ослеп.
– Ты сдурел что ли, Яся? – зарычал Матвей на парня, шагнув было к нему, но Виктор остановил жестом, вытирая в брови показавшуюся кровь. Ясик ударил снова. Губа хрустнула о зубы. А дальше тело работало само, здесь вступили прошедшие годы, за которые научился бить, уворачиваться и снова бить. Кровь попадала в глаз, окрашивая часть мира в ярко-алый. Яша говорил, плевался совей собственной болью, обидой, а Виктор закрывался, не хотел этого слушать, не хотел признавать ни на миг, что парень может быть прав. Заломал в тот момент, когда Ясику осталось совсем полшага до того, чтобы впасть в неистовство. Парень лягался, пытаясь вывернуться, на его куртку с лица Виктора капала кровь.
– Ах ты сука, какая же ты сука, – хрипел, силясь вырваться, Осипов перехватил сильнее и следующие слова парня стали сиплым рыком
– Убьешь, Вить, отпусти! – Матвей кинулся к другу, но Виктор сам ослабил хватку, толкая Ясика вперед, от себя. Он запнулся, но на ногах устоял, тут же поворачиваясь к Осипову лицом, но встретив вклинившегося между ними Матвея
– Хорош, мужики! Хорош, Ясь, иди, иди домой….
Виктор вытер кровь, провожая удаляющегося парня взглядом. А вокруг были люди. Смотрели, качали в осуждении головами, говорили что-то про мать, про Яшу, про самого Осипова.
– Всё, идём, идём, – Матвей повернул Виктора к дому, подтолкнув в спину, – Неча тут торчать, ну повздорили, бывает, идите щи варите.
_____
– Сынок, Витюша, настанет день, он произойдёт очень скоро, только ты чуток подрасти, и на тебя начнут давить. Мы знаем, что ты сделаешь правильный выбор, мы знаем, что ты будешь делать то, что велит тебе сердце. И мы гордимся тобой, знай, будем гордиться всегда. На твоём пути будет много бед, много сложностей. Тебе нужно будет учить людей. Показывать им реальность другую, с обратной стороны. И самое важное – заставить людей верить. Тебе придется изувечить их привычный мир, они будут тебя ненавидеть, но те, в ком бьется пока ещё сердце, те, кто поймёт, что счастье в свободе – пойдёт за тобой.
– А если не пойдут? Мам, а если не получится?
– Получится, родной, у тебя всё получится. Мы в тебе посадили семечко, не дай ему зачахнуть, пусть оно вырастет в большое-пребольшое дерево, хорошо? До самого неба. Но плоды этого дерева будут снимать другие. Иные люди, свободные, чистые, настанет другое время, всё будет совсем не так, как мы привыкли видеть. Нас уже не будет, не будет и тебя, но урожай будут пожинать наши дети, внуки, правнуки.
– Но я не хочу, чтобы меня ненавидели, мам.
– И я не хочу, мой хороший, ох, как я этого не хочу. Но так будет. Просто… потерпи. Они поймут.
_____
Он просыпался раньше их, выходил на крыльцо и курил, чувствуя, как приятно утренний холод остужает кожу. Порывался вернуться обратно к Матвею, говорил Степке про кровать и что нужно сделать её побольше и пока им с мамой неудобно на ней спать, но мальчик не слушал. Он не отходил, всё расспрашивал, просил научить драться, подтягиваться, отжиматься, в доме заставлял сидящих напротив за столом взрослых задыхаться от жмущий грудь боли, расспрашивая про прошлое, про то, как они познакомились и вообще, что было в Городе и когда, наконец, у него появится младший брат. У Яши ведь есть он – младший брат, а это нечестно, нужен ещё один. И было очень больно, от того, что они не могут так же смеяться вместе с ним, не могут пообещать ему братика, не могут, в конце концов, обнимать его одновременно. Он уходил рано утром, правда, получал потом от Степки выговор за пропущенный завтрак, но это в общем-то, не страшно.
Виктор зашнуровывал ботинки, тянул горький крепкий дым. За спиной открылась дверь, едва касаясь голой спины домашним теплом. Он обернулся, увидев Лену, выходящую с ведрами и обувая высокие резиновые сапоги.
– Привет
– Привет, я думала, ты ушел…
– Собираюсь вот… а ты куда?
– Да… за водой.
– Давай помогу, – Виктор встал, одевая лежащую футболку, натягивая куртку, поднялся на ступеньку, перехватывая ведро.
– Не надо, я… я сама, – Лена хмурилась, но не смотрела в глаза. Он злился, ему очень хотелось, чтобы она посмотрела.
– Давай.
До колодца шли молча. Скрипнула, открываясь крышка.
– Лен, – позвал, когда она повернулась к нему спиной, то ли чтобы что-то рассмотреть среди кустов, то ли просто чтобы его не видеть. Он шагнул, поднимая руку, но так и не коснулся плеча, – ты прости. Я не хотел… Просто что-то голову переклинило, вот и ответил на удар. Дурак, да, не подумал. Но все же живы здоровы… Лен…
Она повернулась, вцепилась взглядом в глаза, но кивнула в сторону колодца, проговорив:
– Воду нужно набрать.
Когда закрывали колодец, явился Матвей, возбужденный, распахнутый:
– Там… там сигнал поймали. Из тридцать третьего. Что-то не так пошло, подниматься им придется около Стены. Километрах в сорока отсюда к югу.
– Когда?
– Дня через четыре, но хрен его знает, Вить, когда на самом деле, мы ж этот сигнал…Вить!
Осипов поставил вёдра у ног Матвея, и ушел, не сказав более ни слова. Дома у друга прослушал сигнал, на старенькой аппаратуре попытался избавиться от шумов, но не выходило. Когда явился Матвей, приведя с собой остальных, Виктор склонившись над картой отмерял примерное место, расстояние.
– Сколько там человек идёт? – спросил друг, глянув на исписанный листок бумаги.
– Меньше двух сотен. Где-то около ста бойцов, остальные гражданские. Десяток детей, женщины. Сколько дашь людей, чтобы встретить? Знающих людей.
– Ты хочешь, что ли наших стариков туда вести?
– А кого? Есть предложения?
– Ну, мы можем…
– Кто мы, Матюш? Катька? А что, ляжет в кустах на пузе-то и давай стрелять. Да когда она в последний раз снайперку в руках держала, м?
– Да не рычи ты, у нас помимо Катьки есть…
– Кто? Кто есть, Матвей? – взвился Осипов, – я тут уже неделю и до сих пор ни разу, я подчеркну, ни разу не видел, чтобы кто-нибудь серьезно гонял ваших парней. Да, турники, отлично, ну с оружием ходят, хорошо, но этого мало, понимаешь?
– Да всё я понимаю, но они хорошие бойцы, поверь.
– Да не могу, не могу я себе позволить верить, мне знать нужно, Матвей! Быть уверенным, что они не побегут прочь, поджав хвост, что они слушать умеют.
– А ты поверь.
_____
Он помнил, как чья-то рука легла на тогда ещё хрупкое детское плечо, когда стоял в первом ряду зрителей из всяких комиссий, которые пришли посмотреть на запуск ракеты. Стоял и плакал, потому что там, в ракете, были его родители. Наверное, тогда он плакал в последний раз, просто как-то само пришло осознание, что в Городе он остался один.
_____
Продолжение в комментариях.