Война - двигатель регресса.
Увидел в комментариях очередное вспоминание известного мифа - "Война - двигатель прогресса", и сразу вспомнилась эта статья:
"Хочу сразу подчеркнуть — я не пацифист. Более того — я крайне не люблю пацифистов. Я исхожу из того, что разумные и порядочные люди всегда могут договориться миром к взаимной выгоде — они потому и разумные, что понимают: сотрудничество выгоднее драки (при условии, что оно честное с обоих сторон), и это даже не вопрос морали и гуманизма, это обычный рациональный расчет. Но вот с негодяями, агрессорами, тиранами никакое сотрудничество невозможно — точнее, возможно, но контрпродуктивно, ибо все равно «кинут»; они понимают только силу, и с ними необходимо воевать, причем чем раньше и решительней, тем лучше, иначе болезнь будет прогрессировать, и тот, кто пытался ограничиться дипломатией, боясь малой крови, в конечном счете умоется большой.
Однако, понимая необходимость войны как средства остановить агрессора и уничтожить тирана, я столь же ясно понимаю, что необходимое зло все равно остается злом. Война, по определению, деструктивна: ее цель и смысл — уничтожение. В мире есть вещи, которые нужно уничтожать, но созидательной война быть не может.
Поэтому я хочу разобрать один из наиболее вредных человеческих мифов — о том, что «война — двигатель прогресса».
Сторонники этой точки зрения исходят из того, что «многие технологии, в том числе используемые в мирной жизни, изначально создавались в военных целях». Однако, даже если это так — а насколько это на самом деле так, мы рассмотрим ниже — откуда, собственно, следует, что это единственно возможный или наиболее эффективный путь? Некоторые люди достигают потрясающих успехов, борясь со своими увечьями, но значит ли это, что, к примеру, хороший летчик может получиться только из безногого, «по-маресьевски», как в пелевинском «Омоне Ра»?
Да, война заставляет государство форсировать, где пряником, а где и кнутом, разработки в некоторых специфичных областях. Но польза от этих усилий, как правило, с лихвой перекрывается огромными людскими и материальными потерями, которые в результате войны несет даже победитель, не говоря уж о побежденном. Вообще, абсурдность войны как идеи (при всем, повторяю, понимании, что иногда этот абсурд необходим) нагляднее всего проявляется даже не в убийстве людей — это-то как раз дело совершенно естественное — а в преднамеренном уничтожении материальных ценностей. В том, какое колоссальное количество труда — не только солдат, но и рабочих, инженеров, конструкторов, ученых — вкладывается исключительно в то, чтобы уничтожать плоды чужого труда. Которые к тому же еще и после победы придется отстраивать заново.
Впрочем, не будем забывать и о людях. Невозможно подсчитать, какое количество талантливых ученых и инженеров — главных двигателей прогресса — погибло в результате войн. Да, своих наиболее маститых конструкторов (и то лишь в тех сферах, что имеют военное значение) государство обычно старается защитить от превратностей войны, и то это получается не всегда — вспомним хотя бы судьбу Архимеда. Но мы никогда не узнаем, сколько потенциальных Ньютонов и Менделеевых, не успевших доказать правительству свою незаменимость, было призвано на фронт и бездарно погибло, затыкая какой-нибудь прорыв в рядах простой пехоты. Либо, опять-таки, нашло свою смерть под бомбежками, было вырезано победителями и мародерами, умерло от вечных спутников войн — голода и болезней...
И даже если сами творцы выживали, войны очень часто ставили крест на их разработках. Знакомо ли вам, к примеру, такое имя — Конрад Цузе? Полагаю, многие ответят отрицательно. А ведь этот человек должен считаться отцом компьютерной техники. Именно вычислительная машина Цузе Z3 (1941), а вовсе не американский ENIAC (1945), стала первым в мире работающим программируемым компьютером; им же создан и первый язык программирования высокого уровня (Plankalkl). Но Цузе жил в Германии, и война сперва лишила его возможности общения с западными коллегами, затем чуть было не бросила в пекло (в 1939 он был призван в армию), а в итоге уничтожила все его машины в ходе бомбардировок Берлина и привела к краху его компанию. После войны ему все же удалось продолжить работы, но, несомненно, военное поражение Германии и все, чем оно сопровождалось, нанесло его деятельности огромный ущерб; если бы не это, мир, вероятно, работал бы сейчас не на IBM-cовместимых, а на цузе-совместимых компьютерах, причем опережающих нынешний прогресс в этой сфере на несколько лет минимум.
А доктор Ойген Зенгер, начавший разрабатывать проект пилотируемого многоразового суборбитального корабля Silbervogel в конце 1930-х? Несмотря на то, что проект был оформлен как военный (сверхдальний бомбардировщик), в 1942 г. все работы по нему были свернуты. Почему? Потому что война требовала простых и проверенных решений, а не сложных экспериментально-конструкторских работ с непредсказуемым результатом; когда же под конец войны германское командование готово было уже хвататься за любую соломинку, было уже слишком поздно. Аналогичная судьба постигла и множество других амбициозных проектов гениальных германских авиаконструкторов. Посмотрите, к примеру, сайт http://www.luft46.com/, и вы поймете, что насчет гениальности я не преувеличиваю. Эти идеи опережали свое время порою на десятки лет! Так, американцы, даже захватив предсерийный образец реактивного истребителя-бомбардировщика Ho 9, выполненного по схеме «бесхвостка», сами сумели сделать нечто подобное (бомбардировщики B-2 и истребители F-117) лишь лишь четыре десятилетия спустя, а больше никто в мире серийное производство «бесхвосток» не освоил до сих пор!
Таким образом, как ни парадоксально, даже чисто военным разработкам война вредит. Пока армия побеждает, государство не желает вкладываться в слишком революционные проекты — все средства направляются на массовое клепание уже проверенных образцов и, в лучшем случае, не слишком радикальное их усовершенствование. Все, что не сулит немедленной отдачи, откладывается на «когда-нибудь потом, после победы». Генералы вообще, как известно, всегда готовятся к прошедшей войне и к непредусмотренным уставом новшествам относятся с подозрением. Когда же воюющее государство проигрывает, то на прорывные разработки уже не остается ни ресурсов, ни времени. И даже разрушенное и раздербаненное наследие побежденных отнюдь не всегда идет впрок победителям.
Но какова вообще доля военных разработок — то есть именно тех, что создавались для войны, а не тех, что были к ней так или иначе приспособлены впоследствии — в истории научно-технического прогресса? Давайте пройдемся по наиболее значимым открытиям и изобретениям в истории нашей цивилизации.
Древнейшие из них — это, очевидно, огонь (точнее, способы его добычи) и колесо. Хотя исторических сведений о временах их появления не сохранилось, нет сомнения, что их первоначальное применение было сугубо мирным: тепло и приготовление пищи и транспортировка тяжестей, соответственно. (А вот цивилизации доколумбовой Америки, хотя и были весьма непрочь повоевать, колеса так и не изобрели — вероятно, потому, что у них не было лошадей и, соответственно, «двигателей» для повозок.)
Неолитическая революция — появление сельского хозяйства, с чего, собственно, и начался весь дальнейший прогресс, технический и социальный. Также вполне очевидно, что одомашнивание растений и животных производилось вовсе не в военных целях. Из всех одомашненных животных военное применение, причем отнюдь не в качестве главной своей роли, получили лишь лошади (и, очень ограниченно, слоны и верблюды), притом тысячелетия спустя после того, как были приручены.
Обработка металлов. Тут, казалось бы, сразу же приходят на ум оружие и доспехи. Однако и в этой сфере «орала» были важнее «мечей». Если мы посмотрим на воинственность народов и интенсивность боевых действий, то не увидим корреляции с уровнем металлургии. К примеру, Средние века, по сравнению с относительным спокойствием поздней античности (Pax romana), были периодом сплошных войн всех со всеми. Но тот же самый период сопровождается и катастрофическим падением уровня знаний и технологий вообще и обработки металлов в частности. Никто уже не в состоян
"Хочу сразу подчеркнуть — я не пацифист. Более того — я крайне не люблю пацифистов. Я исхожу из того, что разумные и порядочные люди всегда могут договориться миром к взаимной выгоде — они потому и разумные, что понимают: сотрудничество выгоднее драки (при условии, что оно честное с обоих сторон), и это даже не вопрос морали и гуманизма, это обычный рациональный расчет. Но вот с негодяями, агрессорами, тиранами никакое сотрудничество невозможно — точнее, возможно, но контрпродуктивно, ибо все равно «кинут»; они понимают только силу, и с ними необходимо воевать, причем чем раньше и решительней, тем лучше, иначе болезнь будет прогрессировать, и тот, кто пытался ограничиться дипломатией, боясь малой крови, в конечном счете умоется большой.
Однако, понимая необходимость войны как средства остановить агрессора и уничтожить тирана, я столь же ясно понимаю, что необходимое зло все равно остается злом. Война, по определению, деструктивна: ее цель и смысл — уничтожение. В мире есть вещи, которые нужно уничтожать, но созидательной война быть не может.
Поэтому я хочу разобрать один из наиболее вредных человеческих мифов — о том, что «война — двигатель прогресса».
Сторонники этой точки зрения исходят из того, что «многие технологии, в том числе используемые в мирной жизни, изначально создавались в военных целях». Однако, даже если это так — а насколько это на самом деле так, мы рассмотрим ниже — откуда, собственно, следует, что это единственно возможный или наиболее эффективный путь? Некоторые люди достигают потрясающих успехов, борясь со своими увечьями, но значит ли это, что, к примеру, хороший летчик может получиться только из безногого, «по-маресьевски», как в пелевинском «Омоне Ра»?
Да, война заставляет государство форсировать, где пряником, а где и кнутом, разработки в некоторых специфичных областях. Но польза от этих усилий, как правило, с лихвой перекрывается огромными людскими и материальными потерями, которые в результате войны несет даже победитель, не говоря уж о побежденном. Вообще, абсурдность войны как идеи (при всем, повторяю, понимании, что иногда этот абсурд необходим) нагляднее всего проявляется даже не в убийстве людей — это-то как раз дело совершенно естественное — а в преднамеренном уничтожении материальных ценностей. В том, какое колоссальное количество труда — не только солдат, но и рабочих, инженеров, конструкторов, ученых — вкладывается исключительно в то, чтобы уничтожать плоды чужого труда. Которые к тому же еще и после победы придется отстраивать заново.
Впрочем, не будем забывать и о людях. Невозможно подсчитать, какое количество талантливых ученых и инженеров — главных двигателей прогресса — погибло в результате войн. Да, своих наиболее маститых конструкторов (и то лишь в тех сферах, что имеют военное значение) государство обычно старается защитить от превратностей войны, и то это получается не всегда — вспомним хотя бы судьбу Архимеда. Но мы никогда не узнаем, сколько потенциальных Ньютонов и Менделеевых, не успевших доказать правительству свою незаменимость, было призвано на фронт и бездарно погибло, затыкая какой-нибудь прорыв в рядах простой пехоты. Либо, опять-таки, нашло свою смерть под бомбежками, было вырезано победителями и мародерами, умерло от вечных спутников войн — голода и болезней...
И даже если сами творцы выживали, войны очень часто ставили крест на их разработках. Знакомо ли вам, к примеру, такое имя — Конрад Цузе? Полагаю, многие ответят отрицательно. А ведь этот человек должен считаться отцом компьютерной техники. Именно вычислительная машина Цузе Z3 (1941), а вовсе не американский ENIAC (1945), стала первым в мире работающим программируемым компьютером; им же создан и первый язык программирования высокого уровня (Plankalkl). Но Цузе жил в Германии, и война сперва лишила его возможности общения с западными коллегами, затем чуть было не бросила в пекло (в 1939 он был призван в армию), а в итоге уничтожила все его машины в ходе бомбардировок Берлина и привела к краху его компанию. После войны ему все же удалось продолжить работы, но, несомненно, военное поражение Германии и все, чем оно сопровождалось, нанесло его деятельности огромный ущерб; если бы не это, мир, вероятно, работал бы сейчас не на IBM-cовместимых, а на цузе-совместимых компьютерах, причем опережающих нынешний прогресс в этой сфере на несколько лет минимум.
А доктор Ойген Зенгер, начавший разрабатывать проект пилотируемого многоразового суборбитального корабля Silbervogel в конце 1930-х? Несмотря на то, что проект был оформлен как военный (сверхдальний бомбардировщик), в 1942 г. все работы по нему были свернуты. Почему? Потому что война требовала простых и проверенных решений, а не сложных экспериментально-конструкторских работ с непредсказуемым результатом; когда же под конец войны германское командование готово было уже хвататься за любую соломинку, было уже слишком поздно. Аналогичная судьба постигла и множество других амбициозных проектов гениальных германских авиаконструкторов. Посмотрите, к примеру, сайт http://www.luft46.com/, и вы поймете, что насчет гениальности я не преувеличиваю. Эти идеи опережали свое время порою на десятки лет! Так, американцы, даже захватив предсерийный образец реактивного истребителя-бомбардировщика Ho 9, выполненного по схеме «бесхвостка», сами сумели сделать нечто подобное (бомбардировщики B-2 и истребители F-117) лишь лишь четыре десятилетия спустя, а больше никто в мире серийное производство «бесхвосток» не освоил до сих пор!
Таким образом, как ни парадоксально, даже чисто военным разработкам война вредит. Пока армия побеждает, государство не желает вкладываться в слишком революционные проекты — все средства направляются на массовое клепание уже проверенных образцов и, в лучшем случае, не слишком радикальное их усовершенствование. Все, что не сулит немедленной отдачи, откладывается на «когда-нибудь потом, после победы». Генералы вообще, как известно, всегда готовятся к прошедшей войне и к непредусмотренным уставом новшествам относятся с подозрением. Когда же воюющее государство проигрывает, то на прорывные разработки уже не остается ни ресурсов, ни времени. И даже разрушенное и раздербаненное наследие побежденных отнюдь не всегда идет впрок победителям.
Но какова вообще доля военных разработок — то есть именно тех, что создавались для войны, а не тех, что были к ней так или иначе приспособлены впоследствии — в истории научно-технического прогресса? Давайте пройдемся по наиболее значимым открытиям и изобретениям в истории нашей цивилизации.
Древнейшие из них — это, очевидно, огонь (точнее, способы его добычи) и колесо. Хотя исторических сведений о временах их появления не сохранилось, нет сомнения, что их первоначальное применение было сугубо мирным: тепло и приготовление пищи и транспортировка тяжестей, соответственно. (А вот цивилизации доколумбовой Америки, хотя и были весьма непрочь повоевать, колеса так и не изобрели — вероятно, потому, что у них не было лошадей и, соответственно, «двигателей» для повозок.)
Неолитическая революция — появление сельского хозяйства, с чего, собственно, и начался весь дальнейший прогресс, технический и социальный. Также вполне очевидно, что одомашнивание растений и животных производилось вовсе не в военных целях. Из всех одомашненных животных военное применение, причем отнюдь не в качестве главной своей роли, получили лишь лошади (и, очень ограниченно, слоны и верблюды), притом тысячелетия спустя после того, как были приручены.
Обработка металлов. Тут, казалось бы, сразу же приходят на ум оружие и доспехи. Однако и в этой сфере «орала» были важнее «мечей». Если мы посмотрим на воинственность народов и интенсивность боевых действий, то не увидим корреляции с уровнем металлургии. К примеру, Средние века, по сравнению с относительным спокойствием поздней античности (Pax romana), были периодом сплошных войн всех со всеми. Но тот же самый период сопровождается и катастрофическим падением уровня знаний и технологий вообще и обработки металлов в частности. Никто уже не в состоян