Ворона. Часть 2.

Два часа ушло на форсирование проклятой лужи. Два часа времени, десяток поваленных молодых сосенок, литры пота и спалённой впустую горючки. Плюс неимоверное количество мата, конечно, но моя "Нива" оказалась на свободе. Как не старалась чавкающая болотина затянуть меня обратно, в свою топкую жижу, ничего у неё не вышло. Хотя я и не сомневался в успехе.

И не из такого дерьма выбирались!


Но насладиться победой я не успел, за поворотом ожидал ещё один сюрприз. Широкий ручей и старый деревянный мост. А точнее, его отсутствие. Моста просто не было. Брёвна прогнили, и конструкция, построенная видимо ещё при царе Горохе, попросту обвалилась. Ручей был глубокий, и о преодолении его на машине вброд не было и речи.


Приехали! Или приплыли даже. Хотя чему я удивляюсь, судьба, тварина, и к живой мечте не очень-то облегчала мне дорогу. Мой путь к Гале никогда не был лёгким. Так что не привыкать.


Я вышел из машины и подошёл к рухнувшему мосту. Похоже, придётся бросить машину здесь и дальше пешком двигать. Благо до той поляны остался примерно километр, может, чуть больше. Через ручей вот только перебраться, а там за поворотом уже и Галя.


Сзади раздалось недовольное ворчание. Ворона топталась на капоте "Нивы" и видимо тоже была раздражена отсутствием моста.


Тебе то что, дурында? Тебе природа крылья дала при рождении. Придётся ещё пару деревьев завалить, кинуть брёвна через ручей.


Любовь, ау! Где там твои крылья, на которых влюбленные летят друг к другу? Что-то я их не наблюдаю. Почему всегда всё через задницу-то происходит, а? За что? Я за свою жизнь не успел ещё столько грехов совершить. Что за авансовая расплата?


Вот почему этот самый мост был целёхонек три месяца назад? Почему прогнившая древесина не сдалась тогда? Мы с Галей не доехали бы до этой поляны и, может быть, было всё по-другому. Мы бы просто не доехали, вот и всё. Почему эта чавкающая болотина нас не остановила? Какого хрена вся эта лесная полоса препятствий тогда бездействовала?


Нет же, моя машина пролетела по этой забытой богом и людьми дороге, словно по идеально гладкому шоссе. Без сучка и задоринки. Была задача, были условия, пункт А и пункт Б, и ни каких помех для движения между ними, никаких внешних сил, влияющих на ответ. Задачка с идеальными условиями и пугающе предсказуемым итогом. Почему тогда всё сложилось именно так? И какого ляда сейчас, когда изменить и вернуть что-либо уже нельзя, мой путь к Гале вдруг оказался таким сложным? Если дура-судьба таким образом пытается нас развести, то поздновато как-то, если честно. Совсем поздно. Такие явные намёки, что мы не пара, нужны были раньше. Тогда, два года назад, после вечера встречи выпускников.



В две тысячи двенадцатом я не дал Гале сбежать из моей жизни, не отпустил. Полетел за ней. Нет, не на крыльях любви, меня за ней понесла злоба и желание всё понять. Мне нужны были ответы от моей мечты, я хотел быть с ней, и мне было необходимо знать, чего хочет она. Просто знать. Отпускать её без этих ответов я не собирался.


Я просто прыгнул в машину и легко обогнал еле плетущийся по убитой грунтовке автобус ещё на полпути к Костомукше. Не использовал последний шанс жить спокойно, не захотел.


Возможно, она была права тогда, не влезай я во всё это, в моей памяти остались бы только два дня и две ночи счастья. Но я не смог её бросить, не отказался и получил ещё два года тяжёлых и страшных воспоминаний в награду. Два года мы боролись со страшной болезнью моей мечты.


Люди так устроены, ничего не поделаешь. Мы остервенело ищем ответы на вопросы, которые сами себе выдумываем, даже тогда, когда не хотим знать правду. Знаем, что от этой правды будет чертовски больно, обратно из памяти это уже не выбросить. Эта правда останется внутри тебя навечно. Будет медленно отравлять жизнь, заставляя мучить самого себя день за днём. Желание правды это всегда суицид, всегда. Медленный и мучительно тягучий суицид. С каждым днём удавка правды будет затягиваться всё туже, лишая тебя возможности дышать счастьем неведения полной грудью, наслаждаться каждым беззаботным вдохом. Хотелось правды? Наслаждайся!


Всё закончилось три месяца назад. Двадцать четвертого мая две тысячи четырнадцатого года. Здесь, на этой полянке в глуши леса, состоялось последнее сражение с демоном, пожиравшим мою любовь. Здесь остались моя мечта и я сам. Навсегда.



Три месяца назад нам ничего не помешало оказаться на этой поляне. Абсолютно ничего. Луж не было, мосты были крепки, я был в бешенстве, Галя была не против. Попроси она тогда прощения, скажи одно слово, всего одно слово, пообещай мне выздороветь, и ничего бы не произошло. Да, это было бы вранье, обман, каких у нас было уже много за два года вместе, но я бы поверил. Я хотел поверить, хотел быть обманутым своей мечтой. Я влюбленный человек, я проглотил бы любую ложь, я сам этого хотел. Хотел поверить в любой бред, хотел.


Скажи пару слов, попроси прощения, дальше я сам всё додумаю и найду тебе вновь оправдание. Прошу. Дай мне, блять, этот шанс, простить тебя. Дай шанс не убивать мечту...


Но она не попросила и не сказала. Тогда, три месяца назад, мечта не стала мне врать. Она решила меня отпустить.



Мы ехали молча. Я безжалостно гнал старенький внедорожник по убитой грунтовке, не обращая внимания на выбоины и камни. Гнал в посёлок, в свой старый дом. Мы не были там уже два года, с того самого момента как я рванул догонять свою мечту.


Галя спала на переднем пассажирском сиденьи. Ну как спала, находилась без сознания после удара в висок. Это я её ударил. Несколько раз ударил, бросил в машину и повёз в родную деревню. У меня не было больше другого варианта.


Меня трясло. Я нервно и резко крутил баранку, зло дергал рычаг коробки передач, будто пытался вырвать его с корнями шестерёнок, и иногда поглядывал на спящую Галинку. Просто бросал взгляд на тело справа, убеждался, что оно ещё дышит и вновь обращался к дороге.


Два года! Целых два, сука, года! Столько мы уже были вместе. Ровно столько мне потребовалось, чтобы возненавидеть свою мечту. Я желал её не знать никогда, желал вычеркнуть эти два года из своей жизни. Хотел, честно хотел её смерти. Вот так повернуться, взглянуть и понять, что она уже не дышит. Просто увидеть вдруг, что всё закончилось. Я желал смерти своей мечте, безумно желал. Но сколько бы я не смотрел, как бы сильно не желал ей смерти, моя мечта не умирала. Она цеплялась за жизнь, цеплялась за осколки любви и веры в моей душе, надеясь выжить. Эта тварь дышала и не собиралась подыхать.


Эту тварь я ненавидел. Два года она отравляла мою жизнь, нашу с Галей жизнь. Забрала всё, надежду, любовь, я устал любить эту тварь. Она забрала у меня Галю. Мою Галю. Мне не нужна была мечта, в которой её не было, вот честно. В жопу такую мечту! Я мечтал о Гале, моей любимой Галочке, чёрной как смоль девчонке, которую полюбил ещё в школе. А что получил? Хотел мечту – получил мечту. Только Гали в ней не было, не осталось. Страшная болезнь успела забрать её раньше, оставив мне лишь обдолбанное тело без души, пустую оболочку. Оставила вот эту тварь справа, вот и всё. А её я ненавижу! Я не хочу такую мечту! Не хочу!


Галя очнулась, когда мы были уже на полпути к посёлку. Я в очередной раз бросил на неё взгляд и увидел, что её глаза открыты. Почувствовав мой злобный взгляд, она повернулась ко мне.



– Думаешь, там будет лучше?



Я не знал, что ответить, просто вновь упёр свой взор в летящую навстречу дорогу.



– Ты думаешь, там будет лучше? – повторили справа.



– Там ты не достанешь ничего, – ответил я, – не сорвешься.



– Не надо.



– Что, блять, не надо? Что? – я сорвался на крик и повернулся к Гале.



Она молча смотрела мне прямо в глаза. Я резко вдавил до упора педали сцепления и тормоза, одновременно скинув рычаг КПП на нейтралку. Тормоза жалобно заскрежетали, и "Нива" встала посреди пустой дороги как вкопанная, чуть завалившись на левый бок.



– Что не надо? Что не надо, Галя? – я уже не сдерживал себя и откровенно орал, – что тогда надо-то? Что? Два года уже тащу тебя, жить заставляю.



– Зачем? – прервала она меня. Я видел, что она тоже находится на краю пропасти истерики. Лёгкий толчок, даже просто дуновение крика, и она сорвется вниз.



– Зачем тебе это? – повторила она, – зачем тащить меня в жизнь, если видишь, что я жить не горю желанием? Зачем? Это твоя жизнь, только твоя.



– Только моя? Сколько раз уже ты клялась всё бросить и стать частью этой жизни? Сколько?



– Сколько раз подыхала, столько и клялась. Я надеялась стать твоей жизнью, но это сильнее, прости. У меня нет сил сопротивляться, совсем нет. Нет сил жить. Я не могу быть с тобой, для этого мне приходится тебе врать, а я устала от этого. Понимаешь, устала. Ты требуешь от меня невыполнимого.



– Я требую от тебя только жить, дура!



– А я не могу! – Галя закричала, -Не могу и не хочу! Ты два года заставляешь жить труп, не понимаешь? Оставь меня! Дай уже сдохнуть! Живи своей жизнью и не тяни меня в неё!



– Не хочешь? А зачем обещала тогда? Какого хрена было обещать? Нормальную жизнь, нашу жизнь, детей, семью...



– Да потому что хотела этого! Хотела и хочу! Но нет у меня сил выполнить это обещание, просто нет! Поэтому и жить не хочу. Оставь меня, отпусти, прошу.



Видимо тогда, после этих слов, мне и пришла в голову мысль – ехать сюда, на эту поляну. Она хотела умереть, и я решил дать ей это. Отпустить.


Галя была уже мертва, я догадывался об этом давно. В те два года, что мы были вместе, я видел её всё реже. Вместо неё, моей любимой Галочки, всё чаще являлась хитрая лживая тварь. Просто больное тело, управляемое страшным демоном, жаждой кайфа.


Эту сволочь я ненавидел. Ненавидел и желал ей смерти. Два года я словно маньяк-экзорцист пытался изгнать этого демона из любимого тела. Пытался вырвать у него мою Галю, мою мечту. Поначалу я верил, она где-то там, слабая, ждущая помощи, но всё ещё жива. Она просто заперта в этой темнице, и я верил, что смогу её освободить. Не смог. Просто вдруг однажды понял, что всё бесполезно, Галя мертва. Моя Галя мертва! А эту тварь я должен убить. За Галю! За мою мечту! За наше не случившееся счастье! За наших не родившихся детей! Должен!


Тогда я сорвал машину с места, а через минуту свернул на этот лесовозный ус. Погнал машину к этой поляне. Легко пролетел все лужи, просто не заметил их, мост был цел и невредим. Вселенная словно давала понять, что это верное решение и правильный путь. Сюда, на эту поляну. К месту смерти моей мечты.



Я стоял на краю поляны, ставшей кладбищем моей мечты. Моим маленьким и таким безгранично тоскливым горем. Но природа не замечала моего горя, не принимала.


Поляна превратилась в бело-желтый ковёр из ромашек. Природа жила своей жизнью, дарила жизнь всему вокруг. Деревьям, кустам, ромашкам. Этой жизни не может помешать ничто и никогда, нет такой силы.


Три месяца назад здесь не было так красиво, не было этой яркой зелени и цветов, не было этого пьянящего запаха жизни. Теперь же природа словно протестовала против того, что мы попытались превратить эту лесную полянку в место несчастья. Она была категорически против! Безумной красотой она пыталась компенсировать этому месту то, что мы здесь натворили. Широкими мазками ярких красок она закрасила это место, закрасила уродливую картину смерти, что мы оставили здесь. Она отказывалась это замечать и не хотела, чтобы кто-то ещё это видел и, самое главное, чувствовал.


Природа не любит замечать людское горе, жизнь людей и их проблемы её не касаются. Да что природа, сами люди часто стараются не замечать чужие проблемы и, уж тем более, горе. Даже самых родных, даже самых близких. Нам это неприятно, мы не хотим этого. И не потому, что чёрствые или бездушные, вовсе нет. Мы просто боимся, ужасно боимся испачкаться в чужом несчастьи.


Я стоял на краю поляны, не решаясь сделать шаг в ромашковое море. Ворона сидела у меня на плече. Весь мой путь пешком от разрушенного моста и до поляны она даже не пыталась лететь. Сидела на плече и что-то недовольно ворчала по-своему. И вдруг, оказавшись здесь на поляне, она впервые издала привычное для своего вида "Кар!" Всего один раз, громко и зовуще. Через секунду ей ответили, и чуть покрутив головой, птица вспорхнула на стоящую рядом невысокую берёзку.


Это бы её дом. Когда-то. Интересно, она помнит об этом? Помнит ли, что здесь была её семья? Помнит ли, как однажды оступилась, выпала из гнезда и потеряла право на возвращение, стала не нужна? Навряд ли, хотя кто его знает.


За три летних месяца поляна преобразилась до неузнаваемости. Гале бы понравилось, я уверен. Ей и тогда в мае, несмотря на весеннюю серость, понравилось здесь.



– Красивое место, – сказала она тогда.



Тогда, три месяца назад, я привёз её сюда убивать. Мне не было страшно сделать это, другого выхода я просто не видел. Сама Галя была уже мертва. Давно мертва, и именно поэтому я не боялся. Мне не было страшно убивать любимого человека, потому что это была не она. Моей Гали давно уже не было со мной. Героин забрал её.


Я боролся за неё два года. Бесконечная череда клиник и следующих за ними промежутков затишья. Срывы, передозы, истерики, ломки. Круг за кругом, словно на адской карусели мы кружились целых два года. В дни затишья мы даже были счастливы, очень счастливы. Жили, мечтали, любили. Но этих дней становилось всё меньше. Гали становилось всё меньше в этом мире и однажды просто не стало. Я вдруг понял, что её больше нет. Мою мечту забрала вот эта исколотая тварь, и её мне не страшно было убить. Я хотел её смерти.



Остановившись у поляны, я вышел из машины и открыл багажник. Там царил полнейший хаос, уезжая, я в бешенстве побросал вещи в машину как попало. Вещей было много, стоило открыть дверцу багажника, как одна из сумок чуть не выпала на землю, я еле успел поймать её рукой.


Уезжали мы из Костомукши, где жили уже два года, в дикой спешке. Спешил я. Галя тогда вновь сорвалась и сбежала за дозой. Я её нашёл, избил, бросил в машину и повёз в родную деревню. Надеялся, что там, вдалеке от цивилизации смогу её наконец вылечить. Но мы не доехали. Я просто понял, что всё бесполезно, и моей Гали больше нет. Мне оставалось лишь уничтожить демона, поглотившего её, убить. Так мы и оказались на этой поляне.


Из груды вещей, с самого дна багажного отделения, я достал завернутое в старое покрывало охотничье ружьё и патронташ. Затем подошёл к пассажирской двери, силой выволок Галю и подтолкнул в сторону поляны. Она молчала и даже не думала сопротивляться. Она всё давно поняла. Ещё когда мы только свернули на заброшенную дорогу, всё прекрасно поняла. Она ждала этого.



– Красиво здесь. Хорошее место, – сказала она, как только мы оказались на краю полянки. Тогда здесь не было этих цветов, не было всё таким по-летнему зелёным. Но для неё здесь было красиво.



– Вот здесь! – сказала она вдруг, указывая рукой на небольшую сосну слева и сразу же пошла к ней.



Я молча последовал за ней. Я был спокоен. Не знаю почему, но я был абсолютно спокоен.


Подойдя к дереву, Галя провела рукой по смолистому стволу, нежно, словно приветствуя, погладила. Затем повернулась ко мне.



– Знаешь, не стоит тебе этого делать. Не бери грех на душу.



Нет, она не просила пощады. Она тоже хотела всё закончить, наконец. Она беспокоилась за меня.



– Не бери грех на душу, – повторила она, – это мой грех, только мой. Я сама. Принеси мою сумку, пожалуйста.



Я развернулся и пошёл обратно к машине. Несколько минут я искал чертову сумку, уезжая, я в гневе швырнул её в машину, не глядя, и теперь не помнил, куда. Нашёл за сиденьем.


Галя сидела под деревом и крутила в руках прошлогодний уже почерневший лист рябины. Я бросил сумку на землю рядом с ней.



– Отвернись, – попросила она, открывая сумку и доставая оттуда маленькую косметичку. Косметики в ней не было, там были шприцы и смерть. – Не смотри, пожалуйста.



Я отвернулся.



– Пообещай приезжать ко мне, – услышал я за спиной, – хоть иногда приезжай. Не оставляй меня. Обещаешь?



Я хотел ответить и не смог. Открыл рот, пытаясь хоть что-то сказать, но не смог даже вздохнуть. Всё тело словно замерло, не билось сердце, не гоняли воздух лёгкие, даже мысли притихли в голове. Я стал камнем.


Слёзы. Я вдруг почувствовал, что плачу и плачу давно, слёзы текли уже по жесткой щетине на щеках и подбородке, капали на рубашку. Но при этом я был спокоен. Пугающе спокоен.



– Обещаю, – мне удалось это тогда сказать.



Не помню, сколько я так стоял, как долго. Просто стоял, смотрел на верхушки деревьев, куда-то вдаль и думал о Гале. Думал о нашем не случившемся счастье. О том, что было бы, не бросайся я тогда догонять свою мечту. Нам не суждено было быть вместе, но мы так отчаянно старались, что жизнь решила дать нам эти два года.


На хрена? А просто, чтобы сделать больно. Ткнуть лицом в труп мечты и наслаждаться тем, как мы начинаем её ненавидеть. До смерти ненавидеть свою мечту.


Только ни черта у тебя, жизнь, не вышло. Я не жалею ни о чем! Я был счастлив! Слышишь ты, жизнь? Был! Мы с Галей были счастливы! Были! Так что иди в жопу!


Меня разбудил тогда дождь, заставил очнуться. Я, наконец, решился повернуться. Галя лежала под деревом. Как и обещала, она всё сделала сама.



Я сорвал несколько желто-белых цветов, подошёл к знакомой сосне и опустился на колени. Здесь, под этим деревом, я и похоронил свою мечту. Тогда, три месяца назад. Я положил ромашки на мох, рядом высыпал горсть собранной по пути черники.


Привет, Галюш! Вот я и добрался к тебе, как обещал.



Ворона слетела с дерева и села рядом. Я достал из нагрудного кармана половинку овсяного печенья и протянул птице.


Держи, дурында! В последний раз. Обратно я уж один, а ты оставайся. Тут твой дом как-никак. Да и за Галюшкой приглядишь. Прощай, моя ворона. Прощай.