Техника молодёжи, советский инженерный подход к жизни и рефлексия⁠⁠

Размышление в блоге одного журналиста

Понял одну тривиальную, наверное, штуку, из тех, что задним числом кажутся очевидными, но мне эта мысль в голову еще не приходила.

Ольга Павлова поставила интересный эксперимент. Мы, говорит, слишком критично друг к другу настроены, давайте вы мне напишете, чем вы занимаетесь, а я вас за это похвалю.

И я вот несколько раз специально заходил в ее аккаунт, потому что душа прямо требовала написать людям, что они занимаются не тем. Я даже Ольге хотел написать, что идея у нее не очень.

Но в итоге удержался и даже поставил лайк знакомой, которая собирается проплыть один километр в открытой воде.  К плаванию у меня претензий не было, хорошее дело.

Причём  я же не очень злобный чувак.  Я хотел написать эти несколько гадостей не для того, чтобы испортить незнакомым людям настроение.

Я хотел их спасти. Я хотел от чистого сердца объяснить незнакомым людям, что они занимаются не тем и не так, хотя я про их область деятельности ничего не понимаю, а в некоторых случаях в принципе узнал о ее существовании от них.

И вот вечером я уже гулял и думал, почему плавание это окей, а все остальное нет, и вдруг понял, что во всем виноват журнал "Юный техник" и так называемая русская смекалка.

Поскольку мы, русские люди, большую часть своей истории жили голодно и бедно, а природа у нас состоит из говна и палок, особенно зимой, так вот, мы выработали у себя удивительный навык. Мы любое встреченное на пути говно считаем ценным ресурсом и тут же пытаемся мысленно его куда-нибудь приспособить.

Это происходит совершенно автоматически и осознается редко.

Недосягаемой вершиной такого подхода были статьи в журналах "Юный техник", "Техника — молодежи" и даже "Наука и жизнь".

Даже в последнем между статьями всяких академиков типа Мигдала и инструкцией по сборке кубика Рубика была прекрасная рубрика "маленькие хитрости", в которой рассказывалось, например, о том:

как починить подтекающую перьевую ручку с помощью вазелина

как починить лыжные палки, если на них сломалось кольцо, с помощью полиэтиленовой крышки для банки

как отремонтировать сломанную оправу с помощью П-образной скобы

как спастись от гололеда (просто наклейте на подошву и каблук куски крупно-пористого поролона, они прослужат дней десять-пятнадцать)

как самому сделать ингалятор из фена, аптечной бутылочки и кухонной воронки и так далее.

Я клянусь, что ничего не придумал.  А ридумать можно было бы и смешнее. Это почти точные цитаты из первых трех номеров за 1982 год, относительно сытое время уже.

Кстати, неудивительно, что в советское время так было распространено бессмысленное, в общем-то, воровство всякой шняги с производства.  Это нам сейчас оно кажется бессмысленным, а у человека на дворе 1982 год, и он жопой чувствует, что П-образная скоба рано или поздно ему пригодится, и ее нужно взять с собой.

Что уж говорить про крупно-пористый поролон.

Короче, недостаток ресурсов и советские научно-технические журналы сделали из нас Тони Старков, но не спешите радоваться.

Мы — Тони Старки в очень плохом смысле.

Привитый нам инженерный взгляд на мир это очень опасная и неприятная штука.

С одной стороны, он, конечно, показывает мир с неожиданной стороны, превращает мир в кроссворд, который требует разгадки.

Ну и в целом, наверное, неплохо помогает на короткой дистанции. Опять же, ты в очках и не боишься поскользнуться, в руках лыжные палки, каждая приятно пахнет соленым огурцом.

С другой стороны, ты никогда не живешь по-настоящему, ты все время строишь из подручных материалов светлое завтра, а это светлое завтра никогда не наступает — оно неуловимо как зеноновская черепаха.

Воспринимая мир как строительную площадку, ты никогда не окажешься в мире, в котором можно просто немного пожить, ничего не строя.

Ты не можешь просто сесть и остановиться на секунду, потому что ты сел, а под ногой сухая веточка лежит — и все, сука, мысль пошла.

В твоей картине мира нет представления о том, что вещи могут быть сами по себе, что в чужих действиях может быть смысл, который тебе недоступен, что мир вокруг тебя цветет просто так, а не для того, чтобы ты его оценил, улучшил и приспособил.

Что не каждая штука должна быть эффективна, и многие штуки будут только счастливы, если ты их оставишь в покое.

Кстати, если говорить об эффективности, то нужно сказать, что вещи, построенные из говна, недолговечны и требуют постоянного присмотра — ремонтируя оправу с помощью П-образной скобы, ты бросаешься в бездну, потому что жизнь твоя отныне будет состоять из П-образных скоб, кусков крупно-пористого поролона и вазелина, особенно вазелина.

Потому  что все и всегда требует присмотра, и все и всегда можно сделать лучше.

Ты живешь от одного ремонта до другого, от одной оптимизации до другой, но лучше, вообще говоря, не становится, потому что энтропия это бессердечная сука, а вазелин не всесилен.

И это проклятое завтра все никак не наступает, как ни оглянешься — а вокруг все сегодня и сегодня.

Ты как будто в протекающей лодке, затыкаешь одну пробоину за другой, отмечаешь таски в джире, и у тебя нет времени даже оглянуться и подумать, что, может быть, это не лодка, пробоины в ней вовсе не пробоины и, самое главное, тебе вообще не нужно никуда плыть.

Ты потратил жизнь на дешевые временные решения, залеплял жвачкой кариес, смеялся над шутками Задорнова о тупых американцах, а тупые американцы придумали сначала световые пломбы, потом виниры, потом импланты, а жизнь прошла, и ты грустно смотришь в зеркало и понимаешь, что жвачки уже не те, вот раньше-то было, моща.

Но ты говоришь себе, что тебе просто немного не хватило времени, что вернись ты немного назад — и все было бы иначе. Знай ты тогда то, что ты знаешь сейчас, ты бы все успел, все бы сделал в лучшем виде.

Никому мы не врем так увлеченно и бесстыдно как себе, но, как говорится, не пойман, не вор.

И в этот момент ты вдруг замечаешь человека, у которого в одной руке говно, в другой — палка, а в глазах огонь.

И все хорошо, но палку он держит неправильно, а говна вообще взял мало. Или еще хуже — взял в руки говно и не приспособил никак. А часики-то тикают.

— минуточку, — говоришь ты.

В тебе нет злобы. Ты не хочешь никого ругать или, не дай бог, расстроить. Наоборот. Ты хочешь помочь. Пускай не я, думаешь ты, но хотя бы этот парень успеет. За себя и за того, стало быть, меня.

То, что со стороны кажется агрессией и нарушением личного пространства, на самом деле, чистейшей воды забота.

Просто  она с П-образной скобой.

Как и все остальное у нас.

— минуточку, — говоришь ты.

А ты же научился быстро прикидывать и принимать решения.  Ты — настоящий Илон Маск, только с пиаром немного не повезло. Блин, если бы миру были нужны скворечники из старых газет, ты бы развернулся.

Но  в любом случае, умище не спрячешь. Твой новый друг еще делать ничего не начал, а ты уже все понял — и про него, и про то, что он делает, и почему он делает не то и не так.

Ты на прошлой неделе разобрался с геополитической стратегией Китая, ничего про нее не прочитав, а эти местечковые проблемы — вообще фигня.

— минуточку, — говоришь ты.

Мне иногда кажется, что мы как вирус.  Но мы вирус с добрым и словоохотливым сердцем, и нам бы, конечно, хотелось бы, чтобы новая жертва нас любила или, как минимум, испытывала благодарность, ведь мы от столького ее уберегли.

И от ее неблагодарности еще больнее.

Короче, я в себе этот инженерный взгляд заметил и буду теперь потихонечку выдавливать из себя инженера-самоучку.

Завтра я встану раньше всех, возьму из холодильника сырое яйцо, подниму его над раковиной и скажу.

— да, я мог приготовить из тебя яичницу. Из твоей скорлупы я могу сделать чернильницу, которая мне не нужна. Или елочные игрушки — наплевать, что сейчас май.

— или я мог бы растолочь твою скорлупу, чтобы лечить ею простуду (в случае простуды) и восполнить недостаток кальция (принимать лучше 2-3 раза в день во время еды, добавьте лимонный сок). Или я мог бы сделать маску для лица, хотя я никогда не делал маски для лица. Илм я мог бы добавить скорлупу в горшок с цветком, чтобы он расцвел. Или выращивать в ней семена, потому что в ней семена растут лучше всего.

— но я ничего этого делать не буду, ты умрешь бессмысленной и нерациональной смертью, твой кальций не достанется никому.

И с этими словами я разобью яйцо и, освобожденный, смою его остатки в слив.

Это, конечно, жестоко, но отчаянные времена требуют отчаянных мер.

Кроме того, порошок из скорлупы от яиц притягивает к себе частицы грязи и, как следствие, хорошо очищает трубы.

(С) Владимир Гуриев

Тескт взят из телеграм-канала «Рефлексия».