Смена завершена
«День первый»
Красный свет. Вой сирены. Я открываю глаза, и мир обрушивается на меня металлическим скрежетом.
"Оператор, заступите на пост", — голос из ниоткуда.
Я поднимаюсь с койки, и холодный пот стекает по спине. Станция... Как я здесь оказался? В голове — обрывки:
— "Если будешь плохо себя вести, отдам тебя дяде на орбитальную станцию!" — мамин голос из детства. Она шутила, конечно. Но теперь я здесь.
Станция. Тесная, как та комната в общежитии, где я жил в институте. Подхожу к монитору — чёрный экран, кнопка под стеклом. «ТОЛЬКО В СЛУЧАЕ ОБНАРУЖЕНИЯ».
— Что я должен увидеть?
В ответ — тишина. Только капает вода в умывальнике. Кап-кап. Как тот дождь за окном, когда отец впервые повёл меня в школу.
— Не оглядывайся назад, — он сжал мою руку. — Смотри только вперёд.
Я смотрю. Экран мёртв.
«НАБЛЮДЕНИЕ НАЧАТО».
Часы тянутся. В углу экрана — цифры: 17:32. Время ужина. Жена всегда сердилась, если я опаздывал...
— Ты живёшь как в тумане! — её голос звенит в голове. — Совсем не слышишь нас!
Я моргаю. Цифры исчезают.
«СМЕНА ЗАВЕРШЕНА».
Падаю на койку. Во сне — детский смех. Мой? Или...
«День второй»
Система будит меня коротким гудком. На этот раз без сирены — словно кто-то учел мою вчерашнюю головную боль.
Вода в умывальнике сегодня течет чуть прозрачнее. Первые капли все равно ржавые. Умываюсь, и холод обжигает лицо.
"Не лей зря, вся вода из колодца", — вспоминается бабушкин голос. Она всегда выключала кран, когда я чистил зубы.
Тюбик с завтраком помечен «Рацион 9-Г». Выдавливаю вязкую массу. На вкус — как та овсянка в школьной столовой, которую мы называли "обойным клеем".
«НАБЛЮДЕНИЕ НАЧАТО».
Экран сегодня не черный. В нем плавают серые помехи, словно старый телевизор в кабинете физики. Помню, как мы с Сашкой подключали к нему самодельный радиопередатчик.
"Кто еще раз тронет аппаратуру — сразу к директору!" — орал учитель, когда экран заполнялся снегом.
В 11:47 на мониторе появляется точка. На секунду. Меньше.
Вскрываю тюбик с надписью «Пюре картофельное». Холодное. Как то, что нам давали в школьном походе, когда дождь залил костер.
"Жри, что дают", — сказал тогда физрук, протягивая мокрую банку.
«СМЕНА ЗАВЕРШЕНА».
Перед сном обнаруживаю в углу каюты крошечный бумажный самолетик. Разворачиваю — на листке какие-то формулы. Почерк мой.
"Двойка! Весь урок бумажки кидал!" — краснеет в памяти лицо учительницы математики.
Сжимаю бумагу в кулаке. Засыпаю под звук капающей воды.
«День третий»
Просыпаюсь от тихого шипения вентиляции. Глаза слипаются, будто в них насыпали песка. Подношу руку к лицу — пальцы натыкаются на шрам над бровью. Тот самый.
Вода течёт мутными струйками. В зеркале — моё лицо:
• Взлохмаченные волосы
• Седая щетина
• Красные глаза
«Ты похож на бандита», — смеялась Катька.
«НАБЛЮДЕНИЕ НАЧАТО».
Чёрный экран. Абсолютная тьма.
Я всматриваюсь до рези в глазах. Ничего. Только своё отражение в стекле — бледное, размытое.
«Ты должен смотреть», — шепчет что-то во мне.
Часы проходят мучительно медленно. Иногда мне кажется, что тьма в мониторе становится... гуще? Или это мне мерещится?
В 15:08 что-то меняется. Нет, не на экране — за спиной. Чувствую, как по шее ползёт холодок. Оборачиваюсь — никого.
«Воображала» — говорила Катька, когда я рассказывал ей о таких моментах.
«СМЕНА ЗАВЕРШЕНА».
Перед сном нахожу в кармане смятый клочок бумаги. Детские каракули:
«Папа...»
Остальное не разобрать.
«День четвёртый»
Просыпаюсь от того, что кто-то дышит у меня над ухом.
Резко сажусь — каюта пуста. Только скрип металла и вечный гул системы.
Вода сегодня не течёт. Бью по крану — из трубы вылетает ржавая крошка.
«Как в общаге на третьем этаже», — мелькает мысль.
Первый курс. Университет. Тухлые трубы и вечно пьяный сантехник дядя Женя, который говорил...
«Всё течёт, всё меняется, а ты, пацан, всё такой же ершистый».
«НАБЛЮДЕНИЕ НАЧАТО».
Чёрный экран.
Я щурюсь, впиваясь взглядом в эту тьму.
Если смотреть достаточно долго, можно увидеть...
— Что?
Собственный голос гулко раздаётся в кабине.
«Ты слышишь голоса?» — смеялся староста группы, когда я признался, что занимаюсь по ночам в пустых аудиториях.
«Нет, я их придумываю», — ответил я тогда.
Монитор остаётся чёрным. Но теперь я знаю — тьма шевелится.
«СМЕНА ЗАВЕРШЕНА».
Перед сном замечаю — на стене появилась царапина. Длинная, глубокая.
Я не помню, чтобы она была там вчера.
Провожу пальцем — из борозды сыплется что-то тёмное.
«Это просто пыль», — говорю я вслух.
«Это просто пыль», — повторяет эхо.
«День пятый»
Просыпаюсь от звука шагов за стеной.
Тяжелых, мужских.
Её отца.
Но когда прижимаю ухо к металлу — только гул системы.
Бреюсь обломком зеркала. Лезвие дрожит в пальцах, оставляя кровавые полосы на щеках.
«Ты похож на жениха-самоубийцу», — смеялась она, когда я резался в день свадьбы.
Вода сегодня пахнет коньяком.
Как тот, что я пролил на себя у алтаря.
«НАБЛЮДЕНИЕ НАЧАТО».
Черный экран.
Но теперь я вижу в нем больше.
Тени.
«Дорогие гости!» — гулкий голос тамады из динамиков.
Я закрываю глаза — и вот они:
— Её белое платье, промокшее под дождём (лимузин сломался).
— Мои дрожащие руки, застегивающие ей туфлю.
— Шёпот: «Ты уверен?»
Я открываю глаза.
На экране — наша первая квартира.
Настоящая.
Моргаю — картина исчезает.
«СМЕНА ЗАВЕРШЕНА».
На койке нахожу лепесток.
Настоящий.
Розовый.
Как те, что сыпались из её букета в ЗАГСе.
Сжимаю в ладони — превращается в пыль.
«Спокойной ночи, муж», — шепчет вентиляция.
«День шестой»
Просыпаюсь от ощущения, что кто-то тянет меня за мизинец.
«Пап, вставай!»
Но когда открываю глаза — только холодный металл потолка.
Вода в умывальнике сегодня пахнет детским шампунем.
«Смотри не залей!» — её смех, когда я впервые купал дочку. Руки дрожали так, что флакон выскользнул.
Бреюсь. Лезвие оставляет порез — капля крови падает в раковину.
«Бу-бу-бу!» — дочка хлопает в ладоши, когда я корчу ей рожицы с пеной на щеках.
«НАБЛЮДЕНИЕ НАЧАТО».
Чёрный экран дышит.
Вот они:
— Родзал. Её мокрая голова на моей груди. «Смотри...»
— Крохотные пальцы обхватывают мой. «Она сильная», — шепчет врач.
— Ночные бдения. «Спи, я посижу», — целую её в макушку, пока она качает коляску.
Я стучу по монитору:
«Покажи их!»
Тишина.
«СМЕНА ЗАВЕРШЕНА».
Нахожу под подушкой пустышку.
Розовую. С трещиной.
Её любимую.
Прижимаю к губам — и вдруг:
«Пап...»
Оборачиваюсь.
Никого.
Только вентиляция гудит её именем.
«День седьмой»
Просыпаюсь от ощущения маленькой ладони в своей.
«Пап, смотри!»
Но когда открываю глаза — пальцы сжимают лишь холодный край койки.
Бреюсь. Вода сегодня пахнет пластилином и акварельными красками.
«Это ты, как солнышко!» — дочка мажет кисточкой по моей щеке. Пять лет. Утро выходного дня.
Тюбик с завтраком пуст.
«НАБЛЮДЕНИЕ НАЧАТО».
Чёрный экран.
— Крик жены: «Ты вообще нас слышишь?!»
— Хлопок двери. Морозный воздух.
— Шаги. Ускоряюсь. Машина визжит тормозами.
— Вспышка фар. Ярче тысячи солнц.
Я вскакиваю, задыхаясь.
Монитор оживает.
Сначала — просто яркий свет, режущий глаза. Я зажмуриваюсь, но сквозь веки вижу, как белизна постепенно темнеет, превращаясь в...
— Отец. Его рука на моём плече: «Сын...»
— Мать. Глаза, полные слёз.
— Жена. Губы, шепчущие моё имя.
— Дочка. Протянутые руки: «Пап, мы тут!»
Я понимаю.
Разбиваю стекло. Жму кнопку.
Темнота.
— ...пи-и-и-и... — ритмичный звук вытягивается в нить.
— «Мы больше ничего не можем сделать» — мужской голос.
— Шаги. Тихие всхлипывания.
— Последнее, что чувствую — её пальцы, разжимающие мою ладонь.
«СМЕНА ЗАВЕРШЕНА».
Где-то в глубоком космосе, за пределами всех известных звёзд, летит искра.
Она плывёт сквозь туманности, огибая чёрные дыры, неся в себе:
— Запах бабушкиных пирогов
— Ощущения поцелуя на губах
— Тяжесть новорождённой дочки на груди
И где-то на краю вселенной, эта искра вспыхивает, как первый вздох новорождённого.