Слушаю ознакомительный фрагмент книги«Буксир «Бодрый» О жизни на Усть-Пахачинской косе»⁠⁠

Александр Северодонецкий

https://iknigi.net/avtor-aleksandr-severodoneckiy/285340-buksir-bodryy-ozhizni-naust-pahachinskoy-kose-aleksandr-severodoneckiy/read/page-2.html

Вторая страница ознакомительного фрагмента. Автор наконец заканчивает копипастить районную газету с подсчетом сколько аборигенов жило в Тиличиках в 1885 г. Он искажает фамилию автора на еврейский манер, что с украинца взять? «Старожил с. Тиличики Жданевич С. И».

Автора статьи зовут С. Жданова. Начале века она была помощником депутата ГД Р. Гималова, возглавляла районную ячейку Единой России. Работала корреспондентом районной газеты. Статусной даме не пристало писать о проблемах пролов, поэтому она писала огромные статьи про рыбаков, оленеводов, летчиков 40-х -70-х годов. Вспоминала давно умерших или уехавших односельчан… Меня она называла исключительно дебилом, поэтому «психиатрические сообщества» на Пикабу и ЯП могут смело зачислить ее в свои ряды.

Далее автор наконец начитает писать интересный текст. Едва прилетев в унылые Пахачи он понимает, что оказался на положении смертника – в случае цунами бежать с Пахачинской косы некуда. Ближайшие сопки через дельту реки Пахача или в 20 км. от села в месте именуемом Японский распадок. Эти 20 км надо проехать по косе вдоль берега залива. И сделать это можно только в бесснежный период года.

Когда ты живёшь здесь, об этом не думаешь. Раньше вспоминал об этом время от времени… Теперь все иначе – несколько лет назад на сельской школе установили матюгальники и периодически проверяют их работу врубая сирену. Потом мужик из матюгальника говорит что тревога учебная. А если будет не учебная? Чего делать, то?

Даже если бы была возможность спастись, сопка рядом, в порядке бреда. То сколько ты на этой сопке зимой проживёшь? Ведь надо иметь готовый неприкосновенный запас продуктов, одежды. Многие ли из встающих с колен могут себе позволить не жить от пенсии до пенсии и зарплаты до зарплаты, а того пуще от микрокредита до микрокредита а сделать запас продуктов на три дня. Не говоря о том чем ты на голой сопке собираешься обогреваться и где спать.

Посмотрев по карте на упомянутые населенные пункты от Усть-Камчатска и до Оссоры, а затем, минуя современный райцентр Тиличики и до Анадыря, внимательный читатель поймет, что речь идет о восточном побережье Камчатского полуострова, его самом северном Олюторском районе, который так подробно описан и у Степана Крашенинникова да и у В. И. Иохельсона.

Но приглушенный гул турбин двигателей ЯК-40 нас возвращает от чтения исторической справки к нашему полету в Пахачи, куда мы сегодня и сейчас летим издалека (а вернее с материка) не только работать, но еще и жить…

И затем по как бы беспричинно, но по неожиданно возникающей суете одновременно всех в салоне тесной машины ЯК-40, где располагается 27 или даже 32 кресла, Все одновременно начинают застегивать ремни, одевать и застегивать одежду, головные уборы, а самолет в это время по воле командира тихо и не слышно наклоняется то влево, то вправо, чтобы выбрать нужный для посадки курс и по давно выверенной глиссаде войти в створ узкой и короткой взлетно-посадочной полосы…

Прилетающих в Пахачи впервые, того сразу же завораживает картина из круглого иллюминатора: безграничная серо-синяя с зеленоватым отливом слегка колышущаяся гладь Берингова моря, выдающаяся в безграничное водное поле полукругом у берега коричневая вода из выноса глины рекой Пахача, а уж затем видишь и узнаешь узенькую полоску песка, на которой за береговым селом Усть Пахачи виднеется не длинная асфальтобетонная взлетная полоса.

И у тебя складывается впечатление, что ты садишься на узкую палубу авианосца и, палуба вот-вот закончится и самолет не удержавшись он рухнет в ледяную Беринговоморскую воду…. И ты инстинктивно закрываешь глаза, чтобы вновь только и услышать легкий толчок о твердую, покрытую асфальтом землю, который тебя в мгновение возвращает к действительности.

– Земля, родная Земля, твердая земля, – как музыка звучит в твоем сознании понимание, что самолет уже успешно приземлился.

А ступив из пятой ступеньки трапа впервые на эту продуваемую всеми ветрами косу, ты немного присмотревшись, замечаешь слева и справа от тебя безграничную гладь воды и рядом тот вечный легкий шум океанского прибоя из которого все мы и вышли, и тебя вновь обуяет настоящий древний животный и тот первобытный страх за свою жизнь, за свое существование здесь на этой косе. Тебя обуяет первобытный страх за свою жизнь откуда-то изнутри. Это вероятно тот древний глубинный может быть даже подкорковый животный страх за себя и свою жизнь, который есть у любого из нас с самого рождения, который великая Природа запрятала довольно глубоко в твою подкорку, но который вот вероятно и позволяет нам сохранить свою жизнь во всех экстремальных ситуациях, чтобы выполнять биологическую задачу продолжения всего рода человеческого.

И ты теперь безмолвно задаешь себе или не известному тебе собеседнику свой вопрос:

– Что же будет здесь при хорошем осеннем шторме?

И покуда ты стоишь растерянно у трапа этот твой внутренний глубинный природный страх за себя и за свою хрупкую жизнь постоянно усиливается. И вновь ты сам себе задаешь и задаешь вопросы:

– А что будет здесь при цунами?

И где-то мимо своей воли слышишь голос внутри себя:

– Ведь вода легко перехлестнет эту косу, и ты вместе с этими утлыми постройками, со всеми, окружающими тебя улыбчивыми пассажирами, именно ты окажешься в этой вечно холодной, а лучше сказать ледяной Тихоокеанской, а может еще вернее – Беринговоморской воде.

И в такой момент, из глубины памяти мгновенно извлекаешь все лекции, убеленных сединой харьковских профессоров, легко вспоминаешь требования современных градостроительных норм (СНИПов и СаНПиНов), которые так не хотелось тебе студенту читать. Ведь, когда хочешь строиться у воды или у реки, прежде всего, нужно как минимум за 100 лет изучить её суровый нрав.

Затем, слегка поостыв от нахлынувшего в твою душу внутреннего страха на этом извечно здесь холодном ветру ты продолжаешь думать:

– А кто же тот архитектор – не Сашин А. ли?

– А кто же тот председатель райисполкома – не Кустин Валерий Васильевич. ли?

– Или, кто уж тот председатель облисполкома – не Бирюков В. ли?, которые вот так легкомысленно разрешили всё это построить здесь и сейчас введя регион в системный кризис. Построили, нисколько не смотря ни назад, ни вперед, а руководствуясь только сегодняшней сиюминутной потребностью и задачей, поставленной коммунистической партией и советским правительством.

И затем уж слегка, успокоившись от увиденного и от первого своего испуга за свою жизнь разышляешь:

– А ведь люди, что здесь живут десятилетиями и столетиями, и нисколько не боялись за свою жизнь. А чем же ты хуже от них?

И ты настойчиво убеждаешь себя, ты успокаиваешь себя. Ты теперь и здесь гонишь этот внутренний животный страх из себя и от себя. И ты затем легко подчиняешься воле и власти мирового Времени, которое по отношению лично к тебе так неумолимо, так не уловимо. Ведь покуда еще не стемнело надо найти гостиницу, надо где-либо обустроиться на ночь, да уж и вечер, перекусить бы чуть-чуть, так как та конфета, что тебе вручила стюардесса перед посадкой давно растворилась и даже её искусственный запах выветрился на здешнем промозглом и холодном ветру.

А ты уже вероятно более спокойно продолжаешь свою внутреннюю беседу сам с собою:

– Сколько же государственных и народных денег выброшено на эту полоску песка. И, когда затем приходишь на Пахачинский рыбоконсервный завод, что на консервной баночке обозначен и кодируется под номером №57, удивляешься, как много люди здесь понастроили: и автоклавы, и котельная, и дизельная электростанция, и водозабор с водопроводом, да и жилые дома всё новые, вот только стены рыбозавода, обшитые тонким с желтизной анодированным металлом из консервных банок в виде их круглых донышек, то ты понимаешь, что за этими крышечками кроется настоящая утлость, истинная временность, она за ними то и скрывается, а еще тебя удивляют здешние теплотрассы, которые расположились вдоль дороги в деревянных коробах, засыпанных опилками и также как и все в Усть Пахачах оббитых тонким консервным металлом. В Усть Пахачах везде тебя преследует этот желтый металл из консервной банки… Местами покоробленный, местами уже и поржавевший, под солеными брызгами, пропитавшими эту всю серую песчаную землю усть-пахачинской косы.