СДАЁТСЯ С ПОДПИСКОЙ⁠⁠

Глава 7

— Проект «Нарратив» начинался как обычное психологическое исследование, — Елена Сергеевна разливала чай по чашкам, а я ловила каждое её слово. — Георгий Лозинский изучал влияние структурированных текстов на поведение людей. Ничего сверхъестественного, просто попытка понять, как истории формируют наше восприятие мира и влияют на принятие решений.

Она поставила передо мной чашку с ароматным травяным чаем.

— Я присоединилась к проекту в 1976 году как физиолог. Моя задача заключалась в измерении физических реакций во время чтения различных типов текстов, изменений сердечного ритма, реакции, активности мозга. Обычные научные исследования.

— А потом? — спросила я, когда она сделала паузу.

Елена Сергеевна вздохнула.

— А потом мы заметили странности. Сначала незначительные — совпадения между экспериментальными сценариями и реальными событиями. Мы списывали их на случайность. Но когда таких совпадений стало много...

Она замолчала, глядя куда-то поверх моей головы, словно видела там события того времени.

— Георгий был гением. Он первым понял, что происходит. Разработал теорию о том, что при определенных условиях нарративы могут влиять не только на поведение людей, но и на саму ткань реальности. Что-то связанное с квантовой механикой и ролью наблюдателя.

— Как в эксперименте с двумя щелями? — спросил Антон.

Елена Сергеевна удивленно посмотрела на него, словно только сейчас заметила его присутствие.

— Да, нечто подобное. Идея в том, что сознание наблюдателя влияет на поведение частиц. Георгий предположил, что если структурировать сознание через специально созданные нарративы, можно направленно влиять на вероятностные волны событий.

Я потерла виски. Физика никогда не была моей сильной стороной.

— И это работало? Вы действительно могли менять реальность с помощью историй?

— В ограниченном масштабе, — кивнула Елена Сергеевна. — Мелкие события, локальные изменения. Например, мы могли написать сценарий о том, что завтра в определенное время пойдет дождь, и это случалось. Конечно, могло быть совпадением. Но когда такие «совпадения» происходили раз за разом...

Она покачала головой.

— Проблема заключалась в том, что изменения были нестабильными и часто непредсказуемыми. Иногда эффект был сильнее ожидаемого, иногда — слабее. Мы не понимали, от чего это зависит.

— А потом в проект пришла моя мать, — догадалась я.

— Да, Дарья присоединилась к нам в 1988 году. Она была особенной, её восприимчивость к нарративным структурам превосходила всё, что мы видели раньше. Когда она читала экспериментальные тексты, изменения в реальности становились значительно сильнее и стабильнее.

— Почему? Что в ней было такого особенного?

Елена Сергеевна отпила чай, словно собиралась с мыслями.

— Мы не знали наверняка. Георгий предполагал, что это связано с особой структурой сознания, каким-то уникальным способом обработки информации. Он начал разрабатывать теорию о том, что существуют люди с врожденной предрасположенностью к нарративному резонансу, своего рода «проводники» между миром историй и физической реальностью.

— И моя мать была таким проводником, — это прозвучало как утверждение, а не вопрос.

— Да. И Георгий... — она запнулась. — Георгий стал одержим идеей усилить этот эффект. Создать идеального проводника, который смог бы не просто вносить мелкие изменения в реальность, а полностью перезаписывать её.

— И тут в игру вступает фраза «ты была создана», — тихо сказала я.

Елена Сергеевна внимательно посмотрела на меня.

— Твоя мать забеременела в конце 1988 года. Когда Георгий узнал об этом, он предложил... эксперимент. Использовать период внутриутробного развития, когда сознание ребенка только формируется, чтобы создать идеального проводника.

— Создать меня, — мой голос дрогнул.

— Да. Дарья согласилась участвовать в эксперименте. В течение всей беременности она читала специально структурированные тексты, слушала определенную музыку, выполняла ритуалы, разработанные Георгием. Всё это должно было повлиять на развивающееся сознание ребенка, сделать его максимально восприимчивым к нарративным структурам.

Я почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Меня использовали как лабораторную крысу еще до рождения?

— 17 марта 1989 года, — продолжила Елена Сергеевна. — День твоего рождения. Я принимала роды. Они были... необычными.

— В каком смысле? — спросил Антон, когда она замолчала.

Елена Сергеевна покачала головой.

— В тот день произошло нечто странное. Во время родов в родильном отделении отключилось электричество, но только в одной палате — там, где была Дарья. Приборы перестали работать. А потом... — она посмотрела на меня с каким-то благоговейным страхом. — Потом на мгновение всё словно замерло. Буквально всё — время, звуки, движение. А когда мир снова «включился», ты уже была здесь.

— Звучит как мистика, — скептически заметил Антон.

— Я учёный, молодой человек, — резко ответила Елена Сергеевна. — Я не верю в мистику. Но я верю своим глазам. И в тот день я видела нечто, что не могла объяснить с точки зрения обычной науки.

Она повернулась ко мне.

— Георгий был в восторге. Он считал, что эксперимент удался, что ты действительно стала тем идеальным проводником, которого он искал. Но твоя мать... она испугалась. Она поняла, что создала нечто, чего не понимает. И что Георгий не остановится на достигнутом.

— Что вы имеете в виду?

— Он хотел использовать тебя, чтобы полностью переписать реальность. Создать новый мир по своему замыслу. Дарья не могла этого допустить. Она ушла из проекта, забрав тебя.

— А потом Георгий Лозинский умер, — добавила я.

Елена Сергеевна отвела глаза.

— Да. Официально — от сердечного приступа.

— А неофициально? — я подалась вперед.

Пауза затянулась.

— Я не знаю наверняка, — наконец сказала она. — Но в тот день твоя мать приходила к нему. Они долго разговаривали за закрытыми дверями. А на следующее утро Георгия нашли мертвым.

Я откинулась на спинку стула, пытаясь осмыслить услышанное. Моя мать могла убить человека? Чтобы защитить меня? Или чтобы защитить мир от безумных экспериментов Лозинского?

— Но что-то пошло не так, верно? — спросил Антон. — Иначе Виктор не возобновил бы эксперименты тридцать лет спустя.

Елена Сергеевна кивнула.

— После смерти Георгия проект закрыли. Все материалы конфисковали, лабораторию расформировали. Я думала, что на этом всё закончилось. Но несколько месяцев назад мне позвонила Дарья. Сказала, что сын Георгия нашел её. И что он знает об Алисе.

— Как он узнал? — спросил я. — После стольких лет?

— Виктору было шестнадцать, когда умер его отец. Он обожал Георгия, считал его гением. И посвятил свою жизнь поиску и восстановлению его работ. Вероятно, он нашел какие-то записи, которые указывали на тебя.

— И теперь он хочет закончить то, что начал его отец, — мрачно заключила я. — Использовать меня, чтобы переписать реальность.

— Да. Но для этого ему нужны полные записи отца. И нужен... эмоциональный триггер. Что-то, что «активирует» твою способность на полную мощность.

— Убийство, — я вспомнила сценарий, где я должна была убить охранника в архиве. — Он хотел, чтобы я совершила убийство, чтобы активировать мои... способности.

— Это имеет смысл, — кивнула Елена Сергеевна. — Экстремальные эмоциональные состояния всегда усиливали эффект нарративного резонанса. А насильственное действие, особенно такое морально запрещенное, как убийство... Это мощнейший триггер.

Я посмотрела на свои руки, представляя, как они отнимают чью-то жизнь. Меня передернуло.

— Но его план не сработал, — сказал Антон. — Алиса не последовала сценарию, не убила охранника.

— Это только отсрочка, — покачала головой Елена Сергеевна. — Виктор не остановится. Он найдет другой способ активировать твои способности.

— Если они у меня вообще есть, — возразила я. — Всё это звучит как бред сумасшедшего.

— Ты никогда не замечала странных совпадений? Событий, которые как будто следовали написанному тобой сценарию? Моментов, когда реальность словно подстраивалась под твои истории?

Я хотела возразить, но вдруг вспомнила. Тот сценарий, который я писала всю ночь после встречи в архиве. Сценарий, где Виктор Лозинский отказывается от своих опасных экспериментов и направляет свой гений на помощь людям. А утром на пороге появился Антон, брат Кирилла, предлагающий помощь в борьбе с Лозинским.

Совпадение? Или мой сценарий каким-то образом повлиял на реальность, пусть и не точно так, как я писала?

— Даже если эти способности существуют, — сказала я, — я не собираюсь позволять Лозинскому использовать меня для его безумных планов.

— Конечно, нет, — согласилась Елена Сергеевна. — Но ты должна понимать, на что он способен. Если он одержим идеей завершить работу отца, он не остановится ни перед чем.

— Что случилось с моими родителями? — спросила я. — Где они сейчас?

— Не знаю. Дарья только сказала, что им нужно исчезнуть. Возможно, они сменили имена, уехали из страны. Это было бы разумно.

Я посмотрела на записку матери, которую все еще держала в руке. «Берегись Лозинского, он хочет использовать тебя, чтобы изменить всё».

— Что именно он хочет изменить? — спросила я. — Каков его план?

Елена Сергеевна покачала головой.

— Точно не знаю. Но судя по тому, что я помню о теориях Георгия, речь идет не о мелких изменениях вроде погоды или результатов лотереи. Он говорил о фундаментальной перезаписи реальности. О создании мира, где действуют другие законы — законы, установленные автором нарратива.

— Богоподобная власть, — пробормотал Антон.

— Именно, — кивнула Елена Сергеевна. — И это пугало твою мать больше всего. Она верила, что такая власть не должна принадлежать одному человеку. Что это нарушило бы какой-то фундаментальный баланс.

Я вспомнила слова из записки Георгия Лозинского: «Вирус, который изменяет реальность». Может быть, он понял то же, что и моя мать? Что некоторые двери лучше не открывать?

— Что мне делать? — спросила я. — Как остановить Лозинского?

Елена Сергеевна задумалась.

— Если Виктор действительно хочет завершить работу отца, ему нужны полные записи о методике. И ему нужна ты в активированном состоянии. Без одного из этих компонентов его план не сработает.

— Значит, нужно найти и уничтожить записи, — сказал Антон.

— Или просто не позволить ему активировать мои способности, — добавила я. — Не поддаваться на его манипуляции, не следовать его сценарию.

— Это не так просто, — возразила Елена Сергеевна. — Виктор наверняка знает о твоем сопротивлении и уже придумал новый план. К тому же, если ты действительно унаследовала восприимчивость своей матери, твои способности могут активироваться и без его вмешательства. Особенно теперь, когда ты знаешь о них.

Я снова вспомнила свой ночной сценарий и появление Антона. Возможно, мои способности уже начали проявляться?

— Есть еще кое-что, — сказала Елена Сергеевна, внимательно глядя на меня. — Кое-что, о чем не знал даже Георгий. Что-то, что я заметила в день твоего рождения.

— Что именно?

— Когда произошло то странное замирание времени... Я видела не только тебя. Я видела... другую версию тебя. Как будто на мгновение передо мной были две разные девочки. А потом они... слились в одну.

— Что это значит?

— Я не уверена. Но мне кажется, что в тот момент произошло нечто большее, чем просто рождение ребенка с особыми способностями. Мне кажется, что тогда произошло слияние реальностей.

— Слияние реальностей? — недоверчиво переспросил Антон. — Это уже похоже на научную фантастику.

— Может быть, — пожала плечами Елена Сергеевна. — Но что, если способность менять реальность через нарративы — это не просто психологический феномен? Что, если это способность переключаться между параллельными версиями мира? Выбирать ту реальность, которая соответствует написанному сценарию?

Я вспомнила странные сны, которые преследовали меня всю жизнь. Сны, где я была не совсем собой, жила не своей жизнью. Сны, которые казались очень реальными и  последовательными для обычных сновидений.

— Если это правда, — медленно сказала я, — то Лозинский хочет использовать меня не просто для изменения этого мира, а для... перехода в другой? В мир, созданный по его замыслу?

— Возможно, — кивнула Елена Сергеевна. — И это объясняло бы, почему Георгий так испугался в конце. Почему назвал это «вирусом». Он понял, что манипулирует не просто психологией или даже квантовыми вероятностями, а самой структурой мультивселенной. И что последствия могут быть катастрофическими.

Мы помолчали, осмысливая эту информацию. Если теория Елены Сергеевны верна, то ставки в игре Лозинского были даже выше, чем я думала. Речь шла не просто об изменении мира, а о создании нового или о переходе в параллельную реальность, созданную по его замыслу.

— Как мне остановить его? — спросила я снова.

Елена Сергеевна взяла мои руки в свои.

— Используй то, что у тебя есть, Алиса. Если у тебя действительно есть способность влиять на реальность через нарративы, используй её сама. Напиши свой собственный сценарий — тот, в котором Лозинский терпит поражение. Тот, в котором мир остается целым.

— Но я не знаю, как это работает! — возразила я. — Я даже не уверена, что эти способности реальны!

— Они реальны, — уверенно сказала Елена Сергеевна. — И где-то глубоко внутри ты знаешь, как ими пользоваться. Это часть тебя, Алиса. Это твоя природа.

Я хотела возразить, но в этот момент зазвонил мой телефон. Номер был незнакомым.

— Алло? — осторожно ответила я.

— Здравствуйте, Алиса Рязанцева? — раздался мужской голос. — Это следователь Климов из Следственного комитета. Мне нужно поговорить с вами о Викторе Лозинском.

У меня перехватило дыхание.

— Что случилось?

— Сегодня утром в своей квартире был найден мертвым Виктор Лозинский. И ваше имя фигурирует в материалах, обнаруженных на месте преступления. Нам нужно, чтобы вы приехали для дачи показаний.

Я посмотрела на Елену Сергеевну и Антона, которые напряженно наблюдали за мной.

— Виктор Лозинский мертв, — прошептала я, закрывая трубку рукой.

Я вспомнила свой ночной сценарий. Я писала о том, как Лозинский отказывается от своих опасных экспериментов, но не о его смерти. Что произошло? Кто-то убил его? Или... или моя попытка изменить реальность через сценарий каким-то образом привела к этому?

— Я приеду, — сказала я следователю.

Когда я закончила разговор, Елена Сергеевна смотрела на меня с тревогой.

— Что ты написала в своем сценарии, Алиса? — спросила она.

— Я писала о том, как Лозинский отказывается от своих экспериментов и использует свои знания во благо, — ответила я. — Я не писала о его смерти. Клянусь.

— Тогда кто его убил? — спросил Антон.

Я покачала головой.

— Не знаю. Но думаю, нам предстоит это выяснить.

Мы попрощались с Еленой Сергеевной, которая настояла на том, чтобы я взяла её телефон и обещала держать в курсе событий.

— Будь осторожна, Алиса, — сказала она на прощание. — Смерть Лозинского не означает, что опасность миновала. Возможно, это только начало.

По дороге обратно в Москву я рассказала Антону всё, что узнала от следователя.

— Лозинского нашли в его квартире. Предварительная причина смерти — отравление. Рядом с телом был обнаружен компьютер с открытым файлом, сценарием под названием «Переход». И в этом сценарии упоминалось мое имя.

— Ты думаешь, он успел завершить свой план? — спросил Антон.

— Не знаю. Но если он действительно нашел способ активировать мои способности без моего ведома...

Я не закончила фразу, но Антон понял мои опасения.

— Ты думаешь, это уже происходит? Изменение реальности?

Я посмотрела в окно такси на проносящийся мимо пейзаж. Всё выглядело обычно — деревья, дома, люди, спешащие по своим делам. Никаких признаков того, что мир разваливается или перестраивается. Но что, если изменения происходят на более глубоком уровне? На уровне, который мы не можем сразу заметить?

— Не знаю, — честно ответила я. — Но я намерена выяснить, что случилось с Лозинским. И что он планировал сделать со мной и с миром.

Антон сжал мою руку.

— Я помогу тебе, — сказал он. — Мы разберемся в этом вместе.

Я благодарно улыбнулась. В этом безумном водовороте событий было утешением знать, что я не одна.

Но в глубине души я чувствовала тревогу. Что, если смерть Лозинского — это не конец, а только начало? Что, если его план уже запущен и реальность уже начала меняться?

И самое главное — что, если я сама, не желая того, привела этот план в действие?

Продолжение следует...