Римская Фаланга? Часть первая⁠⁠

Считается, что во времена расцвета этрусков сами этруски и зависимые от них народности (римляне в том числе) использовали греческий строй со всеми соответствующими атрибутами. Тит Ливий и Дионисий Галикарнасский сообщают даже о повсеместном использовании гоплона (клипеуса). Есть и другие свидетельства, в том числе, археологические. Однако, даже если гоплон и применялся, это еще не означало наличия собственно фаланги, ведь и греки часто завязывали сражения посредством стремительной атаки едва ли не рассыпным строем, чтобы получить над врагом психологический перевес и преимущество первого удара, после чего уже в ходе битвы восстанавливали фалангу за счет своих строевых навыков. Разрыв гоплитского строя (в отличие от строя сариссофров) не был смертельным, хотя и начисто лишал фалангу всех ее преимуществ, делая воинов уязвимыми в не меньшей степени, чем врага и уравнивая их шансы. Ведь гоплон в принципе позволял вести одиночный бой за счет того, что воин был обращен к врагу боком, хотя и делал его крайне уязвимым к атакам с боков, а потому такой бой был терпим до той степени, где он не переходил в обычную неконтролируемую свалку. Таким образом, строй, в первую очередь, зависел не столько от оружия или экипировки, сколько от коллективного навыка, за которым стояло определенное общественное устройство. И тут мы приходим к пониманию фундаментальной мысли, что основой любой военной системы всегда, в конечном счете, является человек. И каков этот человек, такова и война, таков и его способ биться и его строй.

Греческий строй потому и греческий, что его составляли греки. Ни римляне, ни этруски не имели того образа жизни и тех возможностей всестороннего обучения, что имели эллины. Римская жизнь в те годы была крайне бедной и примитивной по сравнению с многосоставной структурой быта даже какой-нибудь Фессалии. Римляне в основном занимались земледелием и не могли создать сообщества универсальных свободных граждан (горожан). В отличие от Греции, центральная Италия очень плодородна (и предрасполагает к возделыванию пашен) и прежде имела много деревьев, что создает изобилие в сырьевых материалах (в отличие от бедной гористой Греции), но требует сил и времени на их обработку. Климат здесь мягче, реки полноводны и богаты рыбой. Условно говоря, здесь нет необходимости спешно создавать товарное производство, чтобы не умереть с голоду и для тех же целей выселять колонистов, создавая систему обширной колониальной торговли, но есть смысл тратить свое время на переработку богатых местных ресурсов. Развитость латинян пришла к ним позднее и как бы более полно вызрела, нежели в Элладе, а потому и римская рабовладельческая цивилизация и даже ее армия в итоге оказались более способными и насыщенными. Но до этого было еще далеко.

Пока что греки заправляли балом. Именно резкий скачок в их развитии и вынужденная миграция в западное Средиземноморье, явившаяся в том числе бегством от персидского нашествия на Анатолию, создали здесь рынок и насытили италиков массой товаров. Пик расцвета этрусских полисов (римских патронов) приходится как раз на период активной торговли с греками. Дальнейшая греческая экспансия и привнесение новых технологий и более дешевых товаров нанесли удар по прибыльной этрусской торговле и способствовали обеднению целых регионов и дальнейшему упадку этруссков. Вторичность этрусской культуры перед греческой, повсеместные заимствования, копирования и подражания лишь подтверждают вторичность ее экономики. Этрусски развивались в лоне «устаревшей» «азиатской» формации, которая имела власть лишь над еще более отсталыми италийскими племенами, рабовладение здесь еще не носило повсеместного характера, как на Балканах, и не было способно пока что породить ни нового способа хозяйствования, ни нового воинского строя.

Заимствование греческого стиля боя точно также носило внешний характер. Этрусск только в силу своей отсталости и мог «притворяться» эллином (как, впрочем, делали в тот период чуть ли не все народы) в своей жизни и на поле боя, но греком он от этого не становился. Аргивский щит и гоплитское копье — гаста (если только оно было аналогом дорю) — по мере сил помогали избегать мгновенного развала строя, но отсутствие навыков и полноценной программы подготовки, перенимание системы на основе того, что можно было понять лишь в прямых столкновениях с греками, привело к созданию эрзац-фаланги. И оригинал очень скоро показал свою первичность. Столкновения с сынами Эллады на суше заканчивались форменным кошмаром для италийцев. Тогда как даже финикийцы часто праздновали успех в борьбе с Сиракузами.

Что уж говорить про жителей древнего Латиума, чья развитость была еще ниже, чем у их северных покорителей (только приблизительно к концу 3 века до н.э. можно говорить о появившейся способности римлян держать хоть какой-то строй). Их «фаланга», использующая традиционную греческую экипировку, держалась только пока римляне вели локальные войны внутри латинского союза или с мелкими этрусскими полисами. К 4 веку столкнуться пришлось с серьезными силами (кельтами и самнитами). Эти враги знали свои сильные и слабые стороны, не использовали заимствований и были, так сказать, самими собой. Тяжелые неудачи псевдо фаланги, солдаты которой имели низкокачественную подготовку и совершенно не умели держать строй, вынудили римлян прекратить прикидываться греками и использовать свои действительно сильные стороны. С этого момента и началось развитие собственно римской военной традиции (подробнее об этом поговорим во второй части).

Греческий стиль боя принес самим грекам множество достижений и побед. Греки поэтому отказались от него лишь когда над ними нависли тучи легионов и поздней македонской фаланги, подкрепленной наступлением более крупных и богатых римских и македонских рабовладельческих хозяйств, то есть, когда, их собственная система перестала быть передовой и эффективной. Но к 4 веку эта все еще была самая эффективная боевая система в мире, позволяющая расправляться с противником во много раз превосходящим собственные силы! Однако она не принесла никакой существенной пользы ни Этрурии ни латинянам, с кем бы они не сражались. И они даже отказались от нее — от самой передовой модели — из-за ее неэффективности в отражениях варварских нашествий!

Так, возможно, в действительности, они отказались от чего-то другого? К примеру, от плотного построения в линию, где природный римлянин вынужден был сдерживать свою пробивную мощь искусственными для него ограничениями ради попытки удержания противника строем на длину копья? Попытки, неудачное завершение которой было лишь вопросом времени. Такая система лишала латинян плюсов их естественных способностей и не давала ни одного преимущества заимствованной системы. И от такой практики, действительно стоило отказаться как можно раньше. Только римскими подражательностью, упертостью и инерцией, можно объяснить столь длительную историю этого недоразумения. И, возможно, еще наличием такого же скованного требованиями чужеродной военной системы противника.

Вызывает вопросы и способность более поздних триариев держать строй. Официально именно они и были самой точной копией гоплитов. Может быть, но способны ли они были сражаться фалангой? Сам способ их использования создает много вопросов. Если они действительно умеют биться по-гречески, то в бою будут иметь существенное тактическое превосходство над врагом (враги Рима до 3 века не умели держать строй). Зачем их тогда отправлять в тыл? Не лучше ли сразу выставить на правый фланг, по-эллински, и иметь верный шанс разбить врага сразу (или хотя бы его левое крыло)? Если же их столь мало и их стараются экономить, отчего не ввести практику обязательного задействования их ближе к концу боя для полного разгрома противника, неужели к остальным войскам отношение было столь ужасным? Ведь такой отряд гарантировал большие потери со стороны противника, а его неучастие в битве потери со своей собственной стороны.

Триарий в представлении современного художника

Больше похоже на то, что навык боя у триариев ничем не отличался от прочих воинов. И

ставили их в тыл, потому что в обычной «варварской» мясорубке, где каждый сам за себя,

их ждало бы то же, что и остальных воинов. И единственным их преимуществом мог стать

лишь тот факт, что противник к концу битвы устанет, а они нет. И здесь их опыт схватки (а

триариями являлись именно ветераны) один на один мог сыграть даже при меньшем числе.

В противном случае сложно понять, зачем их столь тщательно оберегали.

Постоянное число триариев в легионе (обычно около 600) также говорит об искусственности

этого подразделения, которое, скорее всего, собирали просто из наиболее опытных и

отличившихся солдат второй, а может даже и первой линий того же самого легиона. И если

была возможность вот так навскидку обучить строго запротоколированное число воинов

(никак не соотносящееся с числом аристократов Латия или Рима, а возникающее вмиг по

приказу Сената вместе с очередным легионом) сложнейшему навыку удерживать строй в

бою, то почему было не обучить ему и всех остальных, чем заставлять их биться

поодиночке, неся завышенные потери?

Об этом же дополнительно намекает отношение к триариям на рубеже 3-2 вв. до н.э., то есть

на закате их карьеры. Их не брезговали в этот период выставлять на фланги, заставляли

маневрировать на поле боя, отправлять в гарнизоны и т.д. Не оттого ли, что, в отличие, от

остальной армии они так и не удосужились прогрессировать? И даже наоборот, ввиду кризиса 2 века и начала массового финансового расслоения италийского населения, их боеспособность стала резко падать. Армия стала справляться с врагом самостоятельно и ей оказались не нужны плохо организованные копейщики в тылу для прикрытия перестроения первых двух линий. Такой контингент ей понадобился уже в деле, но на второстепенных участках. Неудивительно поэтому, что после исчезновения триариев, по итогам реформ Гая Мария, их вакантное место освободилось под разного рода вспомогательные контингенты союзных народов, наемников и ауксиллариев. Получается, что эти войска явились по-сути прямыми идейными наследниками триариев, в которых последние выродились на заре империи.

Есть мнение, что, поскольку ветераны были важным звеном в обучении новых войск, их

экономия имела огромное значение и перевешивала прочие соображения. При Каннах их

даже не вывели на поле битвы. Но такое объяснение лишь подтверждает наше

предположение, ведь, если бы триарии были гоплитами, то, либо вся армия была бы

гоплитами, что опровергается всей историей развития римского легиона и древними источниками, либо их воинский навык требовался бы в большей степени на

поле боя, чем в тренировочном лагере. А, значит, они были носителями иного навыка боя,

нежели гоплиты фаланги, и, судя по всему, куда более простого. И, по-видимому, как только

в этом навыке перестали нуждаться остальные подразделения, триарии превратились в

стражу и вспомогательные силы.

Итак, констатируем, римская армия никогда не умела сражаться фалангой. Основной стиль

ее боя вполне соответствовал ее уровню развития и ее противникам: это был бой в

средневековом «рассыпном» стиле, образующий тысячи индивидуальных схваток, но не

стремящийся да и просто не умеющий сохранять строй. Вначале в подражание грекам латиняне выстраивались в одну сомкнутую боевую линию, но после прибегли к более сложным построениям. По мере роста завоеваний и развития рабовладения, Рим стал выходить на юг Италии, к самым развитым народам своего времени. Столетие сражений и торговли с ними, превратит его войско в силу, которую уже никто не остановит, способную действовать гибко,

перестраиваться по ходу битвы и в тоже время держать боевую линию, совмещая, таким

причудливым образом, тактику фаланги с варварской системой. Но это будет уже не

греческая фаланга, а чисто римский стиль боя.