Реакция на рассказ⁠⁠

Вопрос:

Какую реакцию терапевта при рассказе о своих детских травмах вы, уважаемые терапирующиеся, считаете для себя удовлетворительной?

Я сталкиваюсь второй раз (со вторым терапевтом) с разочарованием при рассказывании о самым тяжёлых ситуациях из детства. Первый (прошлый) и второй (нынешний) терапевт работают в разных модальностях, ведут себя по-разному, но острое чувство разочарования у меня возникает одинаково.

Я говорила терапевту о своем разочаровании, он конечно же спросил, а что бы я хотела от него, как он должен реагировать и проч. А я не знаю, какую реакцию я бы посчитала удовлетворительной для себя. Понимаю, что жду (где-то глубоко в душе), что рассказываю про это все для того, чтобы он (большой и добрый) пришел (к маленькому страдающему ребенку) и все исправил. Но это невозможно.

И вот - как у вас терапевты реагируют на подобные рассказы?

Ответ №1:

Моя терапевт реагирует с сочувствием. Говорит, что злится на моих обидчиков, что ей хотелось бы меня защитить - там и тогда. Признаёт, легитимизирует мои чувства. Меня это поддерживает. Она на моей стороне и я это чувствую. И это даёт мне опору.

Предыдущая терапевт всё пыталась показать мне "вторую сторону" - мама тоже человек, у неё свои ограничения, проблемы. Когда я рассказывала про травматические ситуации - просто молчала. У меня было ощущение, что она - непробиваемая стена, а я бьюсь головой об эту стену. У меня не было ощущения, что она со мной, на моей стороне. В результате проработали мы недолго и я от неё ушла. И это было правильным решением.

Ответ №2:

Меня устраивает реакция нейтральная, как у врача, которому рассказываешь симптомы: типа симптомы ваши не очень, но это дает ключ к тому, как вас лечить.

Ответ №3:

Мне в первую очередь нужно, чтобы тер признала мое полное право на мои чувства - обиду, злость, страх. Признала, что ситуации действительно были трудные, пугающие и болезненные. Мне нужно, чтобы она была полностью на моей стороне, не защищала обидчиков и не пыталась разбавить или нормализировать то, что они сделали - типа "они не умели по-другому" или "им самим было трудно". Мне нужно видеть по ее тону и невербалке, что она полностью со мной и искренне мне сочувствует. Нужно, чтобы она очень бережно и терпеливо со мной обращалась, понимая, что я нахожусь в крайне уязвимом состоянии, рассказывая ей все это. Нужно, чтобы она не разрушалась от моей боли, не сбегала от нее в объяснения или в попытки поскорее все починить. Нужно, чтобы она находилась в позиции Хорошего и Теплого родителя в отношении к моему раненому внутреннему ребенку, и не ожидала от него, что он немедленно вырастет и починится.

Понимаю, что жду (где-то глубоко в душе), что рассказываю про это все для того, чтобы он (большой и добрый) пришел (к маленькому страдающему ребенку) и все исправил. Но это невозможно.

Считаю, что все-таки возможно. Внутренним детям очень важно быть услышанными и видеть, что Родитель рядом и может выдержать их боль. Важнее подарков, чудес и быстрых решений. Быть увиденным, услышанным и принятым, получить возможность рассказать свою историю, рассказать, как оно для ребенка было - все это грамотный терапевт не только может, но и должен давать клиенту, если берется работать с детской травмой.

Ответ №4:

С сочувствием, с принятием, с пониманием, с признанием моего права на чувства, которые я выражаю.

Меня поначалу принятие изумляло до глубины души. Что - и ты даже не засомневаешься, не скажешь "может, ты преувеличиваешь?", не растеряешься и не станешь интерпретировать мои рассказы с учетом нормальных человеческих стандартов, которые для моих историй зачастую вообще непригодны? Да ладно!

На первых порах этого было более, чем достаточно. Потом я привыкла, появились другие чувства, но это уже история не про детские травмы, так что я написала, потом стерла.

Ответ №5:

С моей терапевткой как раз это меня напрягало с самого начала. Ее реакция мне казалась равнодушной. Она просто сидела и смотрела на меня. Мне хотелось, чтобы она как-то проявляла, что на моей стороне, что случившееся со мной - неправильно и так нельзя поступать с детьми. Но от нее этого не добиться никак. Мы обсуждали эту тему много раз. После моего возвращения (я уходила на три месяца), она мне пообещала больше проявлять свои эмоции, чтобы я чувствовала поддержку.

Для меня удовлетворительная реакция - проявлять сочувствие ртом и лицом. Говорить: "Ужасно! Я с вами, я рядом. Я на вашей стороне." Выглядеть сочувствующей. Чтобы мимика не казалась мне отвергающей. А для меня равнодушие равно отвержению.

Ответ №6:

Помню, как терапевт сказала мне на попытки приуменьшить свои проблемы, мол, мне не так ещё плохо, как другим: Может, Вас не приковывали наручниками к батарее, но Вам было больно. Всё. Этого достаточно. У Вас был свой личный сорт трэша, пусть и без фейерверка, Вам *всего лишь* рассказывали, как нужно жить. Это было не так давно, и мне всё ещё сложно полностью это принять - что то, что со мной случилось, это действительно трэш. То есть я слышу, и мне неприятно внутри, что-то царапает. Что не надо так о моей семье говорить, что ли.

В другое время, пару лет назад лаконичная фраза любимого человека: Да, это больно, - довела меня до натурального катарсиса. Спасибо ему, что тогда со мной сидел, обнимал и успокаивал. Позднее терапевт сказала, что произошедшее было очень терапевтично, что я получила поддержку в болезненном для себя месте и внутренне её приняла.

Вот такие вот примеры реакций.

Ответ №7:

мне "всего-навсего" достаточно присутствия, контакта и внимания:). в контакте эмоции считываются довольно хорошо. если они есть, то они есть и я могу их уловить. как будто бы нет необходимости что-то усиливать или подавать особым образом.

или дело в другом. терапевт несколько раз говорила мне, что мои родители не имели права так со мной поступать, а я при этом ощущала только удивление и любопытство. и благодарность за то что она откликается на мой рассказ. но ничего более переворачивающего или катарсического про себя. как будто головой знаю, что не имели они права, но это "знаю" не пропускаю через себя. есть опасение, что если я "узнаю" всем телом, поверю, то меня может разморозить и накрыть, потому что столько лет как будто не своей жизни - это очень жестоко. как будто держать чью-то поддержку вдали от себя - это способ спастись

Ответ №8:

То, что работает и помогает, после чего мне легче - получается разное, и в том, что терапевт как-то понимает, как именно нужно реагировать сейчас - я вижу особую магию (ну или может быть их этому учат).

Точно мне важно:

- чтобы терапевт не спорила со мной о фактах, как я их помню. Да, часть моих историй такие, что "ни один родитель так не поступил бы", "взрослые люди так не делают", "что-то странное, так не бывает". Но я помню, что было - именно так, и мне важно, чтобы поверили именно мне (что все вокруг мне не верят, потому что снаружи всё выглядит благополучно - часть негативного опыта)

- чтобы мне было безопасно плакать, и чтобы терапевт была со мной и в этом тоже

- чтобы ей было всё равно, но она оставалась устойчивой. По крайней мере, чтобы "я её напугала" или "она из-за меня плачет" не оказалось моей проблемой

- чтобы всё, что она говорит про "делать" или "поступить иначе" относилось к настоящему, а не к прошлому. Та маленькая девочка уже не может ничего иначе сделать, могу только я здесь и сейчас, и то не факт что могу.

Но главная ценность - всё равно именно в живой реакции, которая разная на разные ситуации.

Весь тред