Развяжи петли холщовые (роман)⁠⁠

Я слушал ее с упоением, пытаясь с такой же взаимной искренностью охватить свою жизнь в событиях и переживаниях. И, как это всегда бывает у людей, связанных долгими годами общения до совершеннолетия, у нас была особая связь: мы готовы были до бесконечности долго обсуждать времена детства, окунаться в них с головой. Иногда я отключался, смотрел на нее, особо не вникая в ее речь, – ее лицо заполняло меня, мне было достаточно видеть, ощущать тепло возращения. В тот вечер мы дарили себя друг другу, исповедовались, и от этого становилось легче: вместе мы сбрасывали с себя ненужные массы жизни, – массы отяжелявшие, засевшие навсегда в нашей памяти, но которые мы были способны облегчить одним нашим желанием, одним монологом, обращением к близкому человеку; мы срезали друг у друга грыжу, болезненный жир, делая движения свободнее и умереннее. Нам было все равно, кем мы были до этой встречи, – жизнь протекала сейчас, окутывала в огромное полотно и заворачивала края от внешнего.

Дни тянулись, мы утопали в друг друге, вечно находясь в каком-то тумане; незначительный порыв мог привести нас к занятию любовью в любом месте квартиры. Все наполнялось спонтанностью, мы отреклись от привычного каждому из нас распорядка дня. Мы могли часами разговаривать, засыпать сквозь эти разговоры; могли не спать всю ночь, смотря кино, слушая музыку, бегая по комнатам. Если и спали, то могли посреди ночи выбраться сонными на улицу, делая то же самое, – мы будили друг друга и окунались в безлюдье, тишину. Это разрушение обыденности раззадоривало нас, мы ощущали единство, свободу.

Ее нагое тело, которое я видел уже десятки раз, представало передо мной другим: открытость, обыденность положения ее тела изменяли облик груди, бедер, ягодиц – все казалось иным. Я хотел подползти к ней, коснуться теплоты ее тела открытой ладонью, сжать ее, опуститься своим весом; но от того, что вместо этого ее кожа, складки, области бритости, родинки, прыщи питали мое тело, мое возбуждение без прикосновений, и от того, что я должен был перенести эти тонкости на бумагу, я ощущал нечто особенное: не касаясь, я обладал телом, сидящим от меня в двух метрах, телом, которое, вот так раскинувшись, делило меня с собой, которое знакомило меня с неподдельным чувством особого удовольствия – с утратой необходимости физической связи с обнаженной любимой девушкой.