Расследование
- Твою мать… - процедил один из милиционеров, увидев, как я вылезаю из чёрной служебной «волги». Он знал, что я его услышу – не мог не знать, а потому это можно было расценить, как намеренное оскорбление. Но я не стал. Двадцать шагов от высокого каменного бордюра Кутузовского проспекта, по которому неслись сквозь ночь яркие сверхскоростные «Москвичи» и «Лады». Привычным движением я поднял вверх рукав пальто и в воздухе соткалось спроецированное запястьем служебное удостоверение, подрагивающее в холодном ночном осеннем воздухе.
- Майор Иванов, - представляюсь я. – КГБ. Отойдите за ограждение и ждите дальнейших указаний. Расследование переходит к нам.
Люди в форме и в штатском молча и без пререканий отходят в сторону, пронзая меня неприязненными взглядами. Закуривают. Тот, что ругался, смотрит с особенной злостью, как будто я у него что-то отобрал.
- Иванов, как же, - шепчет он себе под нос. – Все они… Ивановы.
Я вздыхаю и изо рта вырывается облачко пара, которое поднимается вверх и рассеивается. Прямо надо мной возвышается громада Дворца Советов – почти километр яркой подсветки, стали, бетона, стекла и обновлённого учения марксизма-ленинизма. Для того, чтобы увидеть вершину, где вращается ярко освещённая огромными зенитными прожекторами, статуя Ленина, нужно задрать голову вертикально вверх. Дворец нависает, подавляет, вызывает трепет. Нелепый центр Нового Союза Социалистических Республик. Дурацкая попытка подражания стилю знаменитых сталинских высоток, построенная на костях ещё более нелепого комплекса «Москва-Сити». Даже хорошо, что его разбомбили к чёртовой матери.
На вымощенном каменной плиткой тротуаре шириной с заводской цех лежит труп без куска головы. Я смотрю на его лицо – верней, на то, что осталось - и оно покрывается ярко-зелёной сеткой сканера. Закрутился анимированный белый кружок загрузки – и у меня перед глазами возникает досье убитого.
Золотарёв Михаил Даниэлевич, первое марта две тысячи двадцать первого – пятнадцатое октября, две тысячи восемьдесят третьего. Русский. В партии с две тысячи пятьдесят третьего. К уголовной ответственности не привлекался. Не женат. А вот это странно, особенно в нынешние-то времена, когда множество русских мужчин удобряют поля и леса от Вислы до Амура и от Арктики до Евфрата.
Впрочем, не будем отвлекаться. Трудовой путь: рабочая школа, в девять лет прикреплён к Арзамасскому танковому заводу. Затем государственный институт муниципального управления. Воевал: первый ближневосточный фронт, ускоренные курсы политработников, первый белорусский фронт, ранение и служба на втором Сибирском в армии Лемешева. А, вот и понятно, почему не женат: вся Сибирь изгажена китайскими грязными бомбами, удивительно, что труп в темноте не светится…
Далее рост в звании до полковника политической службы, партийная работа, перевод из действующих частей в Москву и венец карьеры – тёплое кресло депутата Народного Собрания Союза. Поднялся, ничего не скажешь. Фото и видеоархив я решил пропустить, переписку и историю поиска в Сети тоже – займусь этим потом.
Я посмотрел на убитого депутата и снова перевёл взгляд на сияющее здание Дворца. Пал Палыч живьём не слезет, пока убийца не будет найден и показательно расстрелян – где ж это видано, в центре Москвы, в двух шагах от дворца советов убит не кто-нибудь, а целый депутат. Не то, чтобы они были особо важны – законодательной властью Собрание можно было назвать лишь в кавычках, но всё равно. Это был плевок в лицо.
- Я на месте, - отрапортовал я Пал Палычу, когда вызов от него зажужжал у меня в черепе. Фотографии убитого сменились изображением начальника – лысенького, толстенького, похожего на артиста Леонова, но, в отличие от него, с бесцветными серыми глазами настоящего чекиста.
- Дай картинку, - приказал он и я переключил глаза в режим камеры.
- Твою ж мать, - сказал он с такой тоской в голосе, что мне стало его даже немного жаль. – Ну твою же мать!.. Ты уже начал осмотр?
- Нет, я только прие…
- Тогда начинай! – резко сказал он и жалость тут же улетучилась. – Держи меня в курсе. Смотри, Сам будет меня насиловать, а я – вас. По цепочке.
- Да в курсе, в курсе, - скривился я. – Можно было и не напоминать.
Пал Палыч отключился.
- Полиамория, блин, - выругался я и приступил к осмотру.
Для начала я ознакомился с заключением баллистической экспертизы и присвистнул от удивления – зависшая в воздухе ярко-красная линия вела к шпилю разрушенной гостиницы «Украина». Кто-то, стреляющий чертовски метко, сумел забраться на самый верх здания, которое уже давно собирались снести, но всё никак не могли взяться. Оно стояло уже несколько десятков лет, скалясь выбитыми окнами из-за уродливой железобетонной стены-саркофага – как древний замок с привидениями, полный смертельно опасных сокровищ. Во время первой грязной атомной бомбардировки постояльцы находились внутри и всё роскошное убранство отеля безбожно фонило.
Пуля нашлась в десятке метров от трупа. Она ударила в мостовую, выбила изрядный кусок камня и отскочила ещё дальше. Я подошёл и присел, рассматривая её поподробнее. Ничего особенного, обычный армейский боеприпас калибра семь-шестьдесят два. Я тихонько чертыхнулся – отследить простейшую пулю в мире, где уже лет тридцать шла война и оружие с боеприпасами производилось непрерывным потоком, было нереально. Когда настоящий я, ныне покойный, работал в московском уголовном розыске нулевых и десятых годов, это было бы несложно. Были знакомства, была агентура, да и стволов, способных на подобное, по всей Москве ходило штук десять одновременно. А тут… Впрочем, отставить упаднические настроения. Не отследим пулю – отследим что-нибудь ещё. А потом за яйца возьмём подонка, отстреливающего депутатов прямо у рабочего места, и покажем, что он был неправ. Выпишем путёвку на урановые курорты южного берега Ледовитого океана.
Я уже возвращался к машине, когда снова услышал недовольное шипение милиционера и решил, наконец, обратить на него своё внимание и обернулся. Молодой старлей, светлые волосы, голубые глаза, крупные славянские черты лица, форма идеально отглажена, досье безупречно. Хоть сразу на плакат.
- Товарищ старший лейтенант, - устало сказал я. – В чём дело?
Стоящие рядом милиционеры как по команде повернулись к оторопевшему коллеге и мрачно на него посмотрели, словно говоря: «Допрыгался, болван».
- В понедельник в двенадцать ноль-ноль жду вас у себя в кабинете.
Летёха бледнеет, но сжимает крепко зубы. Злится. Ну и пошёл к чёрту. Поору на него и отпущу с миром. Может, ещё проживёт, дурак. Если научится, на кого можно тявкать, а на кого нельзя.
- Давай к Украине, - я сажусь на заднее сиденье. Установленный на месте водителя автопилот «Навигатор-М», похожий на пивную кегу с проводами, пискнул и поехал к ближайшей развязке, стоящей на огромных сваях над обломанными бетонными зубами старого третьего транспортного кольца.
Мимо проносятся дома – как новые, так и старые, восстановленные. Огни, огни, огни. Жёлтые, синие, белый, фиолетовые. Фонари, растяжки с лампочками, диоды, окна, подсветка зданий, наглядная агитация. По исполинской туше Дворца Советов пробегают одна за красные фразы «Партия – наш рулевой», «Депутат из народа – слуга народа», «Победа будет за нами» и почему-то «Развивайте свиноводство».
Навигатор повёл машину очень странным маршрутом, руководствуясь какими-то своими принципами. Мы выехали на восстановленный участок третьего кольца, затем свернули в какую-то тёмную улочку, полную разрушенных домов, попетляли по району, промчались через пустой туннель и выехали на Бережковскую набережную. Я мысленно выругал автопилот. Ненавижу Москву-реку. Первое время после репликации я был, как и все, шокирован, но со временем как-то свыкся с окружающим миром. Со всем, кроме Москвы-реки.
Ручей из бурой вязкой жижи, в которой виднелись остовы затонувших речных трамвайчиков и копошились существа настолько жуткие, что пришлось на всех набережных строить электрические изгороди, вызывал у меня первобытный ужас.
До места добрались, потеряв лишние десять минут, но и чёрт с ними. Я не смог бы проехать лучше, ибо водить на Кутузовском и третьем транспортном вручную при теперешних скоростях – чистой воды суицид.
Гостиница «Украина» была куда меньше Дворца, но выглядела более стильно. В ней чувствовался имперский дух, которого недоставало новоделу, больше похожему на офис.
Если бы ещё не высоченная бетонная стена, скреплённая массивными рёбрами и подпорками из ржавого железа, гостиницу можно было бы счесть красивой. Во времена моей настоящей юности неформалы всех мастей согласились бы отдать правую руку взамен за возможность посидеть тут на крыше, напиться дешёвого пива и поорать под гитару песни Летова. Это забавно – никогда не слышать песен Летова, но помнить их почти наизусть.
Возле саркофага уже стоял наш любимый «чумовоз» - так мы называли машину службы радиационной, химической и биологической экспертизы – из-за того, что перевозимые ими образцы были способны полностью выкосить население небольшого города. Рядом с ней на бетонном блоке сидел лысый человек в оранжевом скафандре.
- Валёк! – крикнул я ему издалека. Он увидел меня и замахал руками:
- Не подходи ближе! От меня фонит!
- И не собирался! Я к вашей машине до дезактивации ни на шаг! Из меня уже поутру как-то выпал кусок стронция! Передавай файл с отчётом!
- Лови!
Архивный файл оказался увесистым. Видеозаписи, куча фото. Я вернулся в машину и принялся его проглядывать. Для этого пришлось запустить сознание в несколько потоков, что, хоть и грозило сумасшествием, но зато существенно экономило время.
Скелеты на кроватях и в коридорах, перевёрнутая мебель и тележки с чемоданами. Потеки сырости на стенах, проломы, битое стекло и дроблёный камень. Темнота, мрак, пыль и радиация. На полу - следы армейских ботинок сорок третьего размера. Стрелок шёл уверенно, широкими шагами, значит, хорошо знал план здания и торопился. Гильзу не нашли, зато винтовка лежала рядом со входом на крышу – как я и ожидал, обычная армейская, ничего примечательного. Прицел штатный, номер принадлежит восемнадцатой армии, что почти в полном составе полегла во время Смоленского сражения. Хорошо зачищенные следы ржавчины подтверждают мысль, что оружие копаное. Эхо войны. Видеозаписи с камер у гостиницы показывают нападавшего – рост метр восемьдесят пять, худощавый, одет в чёрное и маску, закрывающую лицо. Возле «Украины» он спустился в старый канализационный люк (боже мой, ну и псих, там же один чёрт знает, что водится) и пропал с радаров. Вылезти он мог где угодно. Тупик.
Я остановил воспроизведение архива и некоторое время сидел, закрыв глаза - борясь с головокружением и ни на что не похожим чувством размноженного сознания.
Так. А теперь включаем логику.
Стрелок был очень хорош. Значит, совершенно точно прошёл снайперскую подготовку, воевал. Причём, в боевых подразделениях. Рост есть, размер ноги тоже. Вкупе получается неплохой фильтр. Я вызвал Пал Палыча. Тот принял вызов не сразу и, судя по покрасневшим дряблым щёчкам, уже успел поддать.
- Нашёл чего? – подался он вперёд с отчаянной надеждой. Наверняка Палычу уже не раз звонили с самых верхов и требовали голову убийцы, угрожая оторвать его собственную.
- Да, есть зацепки. Удалённый доступ к базе как всегда работает хреново, поэтому организуй поиск по Московским и областным досье. Мне нужен мужчина, прошедший снайперскую подготовку, отличный стрелок, которые воевал на фронте или в спецподразделениях. Рост – сто восемьдесят пять, размер ноги сорок три. Хотя, нет. Он мог переобуться. К чёрту размер.
- И что ты предлагаешь? – набычился Палыч. – Чтоб все сервера Комитета лопатили пятьдесят миллионов досье? Не жирно будет?
- Ну, тогда давайте подождём, пока нас поимеет весь ЦК, - пожал я плечами.
Начальник зашипел:
- Умник хренов. Ладно. Но если из-за тебя сорвётся какая-нибудь операция, то…
- Ага. Заводите поиск, - устало сказал я и отключился. Шёл бы он в задницу. Только орать и умеет. Чует, что чистка уже рядом.
Время шло. Я сидел в машине, поплотнее закутавшись в пальто, грелся и смотрел в окно на то, как ярко горят разноцветный огни Москвы. В тот миг я чувствовал себя обманутым Колей Герасимовым. Да, однажды я очнулся в мире победившего коммунизма. Но тут не было ни космозоопарка, ни флипов, ни машин времени. Здесь роботы Вертеры легко превращаются из спасателей в убийц, а на космодромах базируются не лайнеры до Марса и Венеры, а орбитальные ядерные бомбардировщики. Девятилетние девочки не играют в волейбол, зато умеют тяжело работать и по житейскому опыту дадут фору взрослым времён моей молодости. А Москва… Да, Москва изменилась. И меняется до сих пор, всё ещё восстанавливаясь после той, первой бомбардировки.
Палыч позвонил в самый разгар воспоминаний о моём последнем лете. Я катался на велосипедах по бульварному кольцу и ел мороженое. Тепло, всё зелёное, красота…
- Есть зацепки. Одна из них любопытнее остальных.
- Что там?
- Михаил Вьюнов, снайпер на втором Сибирском фронте.
- Каком-каком? – я подался вперёд и заёрзал на сиденье.
- Ага, - заулыбался Палыч. - Даже более того, они с Золотарёвым в одном полку служили. И когда тот в отсутствие командира нажрался и приказал идти в атаку, Вьюнов потерял обе ноги и руку.
- С ума сойти, - я, конечно, обрадовался, но подобное везение мне казалось немыслимым. Слишком гладко и быстро был найден потенциальный убийца. Не может быть такого. Только не у нас.
- Держи адрес. Он и живёт-то рядом. И рядом с домом Золотарёва тоже, если ты понимаешь…
Я понимал. Трудно, наверное, было ютиться в каком-нибудь панельном клоповнике на тысячу семей и смотреть из окна на сверкающую башню, где обитала партийная элита – в том числе и тот, кто по дурости оставил тебя почти без конечностей.
- Высылай подмогу на всякий, а пока они едут, я сам постараюсь.
- Добро.
Я дал команду и навигатор, пискнув, завёл двигатель.
Всё оказалось так, как я и ожидал. Один из восстановленных районов за третьим транспортным кольцом был тёмен и мрачен, но чист и даже немного благоустроен – детские площадки, худые деревья, вынужденные выживать в заражённой почве, ряды ярких пластиковых гаражей-капсул. Двадцатиэтажные серые панельные дома стояли параллельно-перпендикулярно друг другу и были похожи, как близнецы, поэтому через пять минут езды по району я в нём окончательно перестал ориентироваться.
А над всем этим возвышался, похожий на яркий сказочный замок, жилой комплекс «Большевик». Шпили пронзали багровое небо уходя ввысь, окна светились, как бриллианты – там на электричестве не экономили, поскольку многие клерки Дворца работали даже дома и Партия заботилась об их зрении.
Машина остановилась, навигатор снова пискнул. Я вышел, захлопнул дверь и направился к подъезду, над которым горела тусклая лампочка, почти не дававшая света. Несмотря на то, что подъезд оказался чист, в лифте пахло мочой и были сожжены все пластиковые кнопки. Пришлось повозиться, стараясь нажать на семнадцатый этаж.
Деревянная дверь с казённым номером, рядом написано «Сима – дурак». Кнопка звонка, казалось, была уже произведена старой и испачканной в побелке. Три звонка мерзко продребезжали внутри квартиры и тотчас же послышались шаги. Да уж, звукоизоляция…
- Кто?
- КГБ в пальто, - я засунул руку в карман и сжал холодную рукоять пистолета. – Открывайте, Вьюнов. Нам всё известно.
Молчание. Я отошёл в сторону. Если у этого дуралея нашлась снайперская винтовка, то и автомат может заваляться, и даже граната.
- Я… Я не знаю, о чём вы, - сдавленно произнесли за дверью.
- Открывайте и я всё вам объясню.
Звонко щёлкнул замок, дверь открылась и я заметил, как мелькнуло пятнышко света в глазке у соседей. Люди везде одинаковы.
Я видел фото Вьюнова, но оно было достаточно старым, с военного билета. С тех пор он изрядно постарел – щетина, сетка морщин, слипшиеся на лбу в ком тёмные с проседью волосы. Стоит перед дверью в семейных трусах и мятой майке-алкоголичке. Вместо ног и руки, как я и ожидал – простейшие электропротезы.
- Надеюсь, вы не будете делать глупостей, - спокойно сказал я, шагнув в квартиру. – Вы, наверное, слышали, что сотрудникам КГБ очень многое не может причинить вреда.
- Да, слышал, - упавшим голосом сказал снайпер.
Я прошёл в тесную прихожую с кучей обуви на полу. Скользнув по ней взглядом, я заметил в ней армейские ботинки и увидел, что дверь в комнату резко закрылась.
- Кто там? – я вытащил пистолет и направил его на хозяина квартиры. – Говори!
- Там… Дочь. Моя. У меня есть разрешение! – торопливо сказал он, испуганно глядя на меня.
- Пусть выйдет сюда! – приказал я.
Вышла девочка лет девяти на вид. Неудивительно, что её не ставили на учёт – она была настолько уродливой, насколько вообще было возможно. Худая, скрюченная из-за костных болезней, на черепе – огромная фиолетовая пульсирующая опухоль, покрытая светлыми и мягкими детскими волосиками.
- Боже мой, - воскликнул я. – Вьюнов, какой же ты мудак. Ты же в Сибири был, какие тебе дети?.. Так, принцесса, дай-ка дядя милиционер посмотрит квартиру, - протиснулся я внутрь, косясь, чтобы хозяин не выкинул какое-нибудь коленце.
Да, пусто. Стены с дешёвыми обоями, полка с цветочным горшком, две кровати – побольше и поменьше, телеэкран-стена, стул, незаметный из-за набросанной одежды, и покосившийся пластиковый шкаф фабрики «Красный плотник». А над всем этим – запах нестираного белья.
- А где наша мама? – ласково спросил я у девочки.
- На работе, - пролепетала она. – А почему ты не в форме, дядя милиционер?
- Потому что так надо, - сказал я, улыбаясь. Вьюнов же всё больше мрачнел. – Смотри, - в воздухе снова соткалась голограмма удостоверения. Девочку это устроило.
- Где ты был сегодня в девять ноль ноль? – спросил я у снайпера.
- Ложился спать, - округлил глаза от удивления Вьюнов.
- Это правда? – спросил я у девочки самым добрым голосом, на который был способен.
- Правда, - пролепетала она.
Значит, интуиция не обманула и Вьюнов не виноват.
- А папа всё это время был с тобой? – спросил я чисто для проформы, но ответ стал для меня полной неожиданностью.
- Нет.
Я удивлённо приподнял брови и взглянул на Вьюнова, который изрядно занервничал.
- Что-о? – посмотрел он на дочь. – Чего ты выдумываешь?.. Я же лёг с тобой, колыбельную спел.
- Тише! – рыкнул я на него. – Не дави на ребёнка. Где был папа? Он куда-то ходил?
- Да. Лёг. А потом встал и куда-то пошёл…
- Михаил Алексеевич Вьюнов! – отчеканил я, поднимая пистолет. – Вы арестованы за убийство депутата Золотарёва. Я даю вам пять минут на то, чтобы одеться!
Девочка, услышав металл в моём голосе и увидев напуганного отца, захныкала.
- Но ведь я был с тобой, - дрожащим голосом говорил Вьюнов. – Она маленькая и у неё опухоль!.. Она может ошибаться. Может, ей приснилось!..
- Мы проверим вас на детекторе лжи и всё выясним. А пока… Четыре минуты!..
- А жене… можно? – спросил свежеиспечённый арестант, глядя на меня с так хорошо знакомой всем КГБ-шникам смесью страха и ненависти.
- Мы сообщим сами, - буркнул я и кивнул на пистолет. – И помни. Без глупостей. Снайпер…