Рассказы полковника Александра Шипицына (ч.3)⁠⁠

Ранее было: Цикл из 15 частей "Рассказы штурмана Игоря Жилина"

Предыдущая часть: Рассказы полковника Александра Шипицына (ч.2)

Возвращение с курорта

Служил у нас синоптик. Старый уже. Ему на дембель майора дали и на курорт с женой отправили. Когда вернулся, на КДП по привычке поплелся. Хотя делать ему там уже нечего было. Он приказа ждал, но после отпуска выставиться решил.

Полетов не было. Дежурный по приему и выпуску со своим штурманом от безделья маялись. Пригласили они синоптическую братию к себе наверх. И дед наш туда же. А жена его — она когда-то писарем работала — побоялась, чтобы ее благоверный не перебрал, за ним следом пошла.

Ребята выпили и давай над дедом прикалываться. Жену его под благовидным предлогом внизу, на метео придержали. Басни всякие ей рассказывают. А наверху, на вышке, старика разговорами развлекают. Ну и он, понятное дело, разошелся, рассказывает, как ему на курорте хорошо было. А прохвосты ему поддакивают и незаметно микрофон связи руководителя полетов с метеослужбой включили.

— Ну, а женщины, женщины там были?

— Спрашиваешь. Конечно, были. Да такие красотки, просто прелесть.

— Ну, а вы? Поди, закадрили бы какую, если бы жена не мешала?

— А что мне жена?! Я ее на процедуры отправлю, а сам по бабам шастаю. Троих, нет, четверых оприходовал, пока она грязи и радоны принимала. Только мигну какой — и через 20 минут я у нее в постели. И-эх, какие красавицы?

Жена его на метео слушала-слушала эту похвальбу и не выдержала. Как закричит в микрофон:

— Не верьте ему! У него уже давно не стоит. Тоже мне, кобель паршивый. Да у него за всю жизнь трех баб не было. И те машки-замарашки. Ничего. Я ему дома устрою процедуры, грязи-радоны! Век помнить будет.

Еще час он спуститься вниз боялся. А потом пришел на метео, и, как ни в чем не бывало, взял жену под руку, и пошли они вместе домой.

Война войне рознь

Идет война между Ираном и Ираком. Наш Ан-22 привез груз в Багдад и на другой день должен что-то еще доставить на полевой аэродром, поближе к зоне боевых действий.

В Багдаде экипаж приглашают отобедать. Хоть и было свое, но любопытство одолело. Согласились. Привезли их в мраморный дворец. Прохлада, в каждом углу цветные телевизоры (тогда еще редкость) и кожаные кресла. В каждом зале фонтаны и птички в золотых клетках поют. Обед превзошел все ожидания. Разве что птичьего молока и свинины не было. Лучше, чем в Парижских ресторанах.

Летная гостиница — пятизвездный отель. Роскошь и красота, нами невиданные. Как в раю наши летчики до утра пребывали. Только гурии их не посетили. Нельзя. Ислам.

Наутро, после великолепного завтрака, на шикарном автобусе к самолету отвезли. Вылетели они на полевой аэродром.

Когда прилетели, их иракский капитан встретил. Предложил отобедать. Вспоминая восхитительные блюда и прекрасные залы багдадской летной столовой, они с радостью согласились. Правда, заметили, что их согласие капитана не очень обрадовало. Тем не менее, он по рации автобус, разбитую колымагу, вызвал. Вид автобуса породил неясные подозрения, но видения иракской кухни затмили неприятное впечатление.

Они долго ехали по выжженной степи. Было жарко, и автобус скрипел всеми частями. На горизонте они увидели глинобитную кошару и решили, что ехать еще далеко. Но оказалась, что кошара и есть летная столовая. На двери висел амбарный замок.

Капитан извинился и исчез за кошарой. Откуда-то изнутри стали доноситься гортанные крики. Минут через десять появился красный раздосадованный капитан. Командир экипажа сказал, что если какие-то проблемы, то они обойдутся без обеда. На что капитан руками замахал и сказал, что обидится. Затем повел экипаж в кошару с черного хода. Они зашли в пустую кухню, где на плите сидел повар в колпаке и отмачивал ноги в большом казане с теплой водой. Он с интересом поглядел на летчиков, не сказав им слова и не сделав ни малейшего движения.

Капитан провел экипаж в обеденный зал, которому отводилась половина кошары. Глинобитный пол был покрыт пыльными овечьими шкурами, на которых стояли низенькие столы. Стульев не было. В пробивавшихся сквозь прорехи в крыше лучах солнца танцевали крупные пылинки.

В тягостном ожидании прошло больше часа. Капитан пытался поддерживать светскую беседу, но каждые десять минут убегал на кухню поторопить повара. Возвращаясь, он делал успокаивающие жесты рукой. Появился грязный заплаканный мальчик. Он положил перед каждым глиняную миску, ложку и лепешку.

Наконец появился повар. На вытянутых руках он нес большой дымящийся казан, подозрительно напоминающий тот, в котором он давеча ноги отмачивал. Большим половником он разлил жирнейшую похлебку из бараньих хвостов. Есть ее, судя по запаху, было невозможно. Тем не менее, капитан, подавая пример, приступил к еде. Чтобы не обидеть гостеприимного капитана, летчики съели по паре ложек. Похлебка напоминала рыбий жир, которым в детстве матери пичкали многих. Но и мизерность съеденных порций не избавила всех от изжоги.

Как и везде, кому война, а кому мать родна.

Вокруг никого

Идет вечерком по гарнизону полковник. Тишина, хорошо, вокруг никого. Смотрит — старший лейтенант, старлей по-военному, тащится. Усталый, небритый. То ли после наряда, то ли с аэродрома. Еле ноги волочит. Никакого вида воинского не имеет. Да и годочками уже ближе к пенсии. Мало того, еще и полковника не приветствует! А уж этого наш полковник и вовсе перенести не может.

— Товарищ старший лейтенант, — строго говорит он, — что же вы старших по званию не приветствуете? Нехорошо. Как ваша фамилия будет? — И за авторучкой полез.

Тут старлей юлить начинает. Не хочет, видите ли, взыскание получить. У него этих взысканий и так — полна ж…па огурцов. Даром, что ли, до сих пор старлей.

— Да извините, товарищ полковник, — выкручивается, — я вас не заметил.

— Как это, не заметил?! — удивляется полковник — Вокруг никого, кроме нас с вами нет.

Тут и старлей приметил, что одни они с полковником на улице. Оглянулся он по сторонам:

— Точно, никого. Ну, так пошел ты, полковник, на х…й! — И с тем дальше пошел.

А полковник тоже огляделся. Свидетелей нет. Привлечь старлея невозможно. Возмутился про себя: «Вот ведь какие невоспитанные офицеры бывают!» Да с тем и пошел себе дальше.

Воробей на бетоне

Командир полка у нас демократичный был. Бывало, ругает нас, ругает, а толку ноль, и все хуже становится. Распадлючились дальше некуда.

Вот и сегодня он, бедняга, стоит, разоряется, даже покраснел сердешный, а полку хоть бы хны. Не пробирает. И к совести взывал, и Христом-Богом молил. И о служебном долге напоминал. Даже оклад жалования вспомнил. Бес-по-лез-но! Полк как отара стоит, разве что жвачку личный состав не жует. Расслабились. Того и гляди — кто стоя заснет и упадет спящим на бетон.

А командир все пуще расходится. Уже и дисциплинарный устав поминать начал. Статьи из него. То есть, что кому за что быть может. Ой, насмешил, чуть зевком не подавились. А он уж и матушку чью-то вспомнил. Руками размахивать начал. Все без пользЫ. Как горохом о танк.

Но пролетал мимо воробей. А командир руками машет. Летел воробей, летел да в командирскую-то ладошку и сопритюкнулся. Командир его хвать — и ухватил. На автомате к глазам поднес — что это, дескать, за гадость летает тут? Да в сердцах его о бетон — хлоп! Из воробья и дух вон.

Сильное это впечатление на полк произвело. Сразу все подтянулись. Сами, без команды, стойку «смирно» приняли, ряды и шеренги выровняли. Не полк, а рота почетного караула! Начальство глазами есть стали. Хоть сейчас на врага. Или в столовую — подкрепиться перед боем с недостатками и нарушениями всякими. А командир только сказал: «Ну, то-то же. Личный состав в распоряжении командиров эскадрилий!» Подхватил начальника штаба под руку и в машине уехал.

А в полку дела на лад пошли. Сильно мужики командира зауважали. Не зря воробей на бетоне дух испустил.