Рабы семьи Трок⁠⁠

Глава 5, часть 3.

Площадка внизу на взгляд Инги достаточно просторная. Есть, где развернуться. Только вот прид… Царёву — Инга мысленно поправляет себя, признавая, что, пусть он и придурок, но всё же то, как он повёл себя в ситуации с нападением… мерзости, вызывает некоторое уважение… хотя Инга бы поступила иначе. Так вот. Царёву размеры площадки мало чем помогут. Эйн Иданнги — муж эйн Ильгери… Инга морщится от слишком похожих имён — гоняет Царёва по всему пространству площадки, вообще не обращая внимания на его попытки сопротивляться.

Исключительно жалкие попытки, что понимает даже Инга, несмотря на крайне скудные познания в этой области.

Инге окидывает явно не испытывающего радости от происходящего Царёва и думает, что ей, несмотря на не самый приятный характер эйн Ниилли, очень даже повезло… По крайней мере эйн Ниилли Трок только треплет нервы. Да и то — лениво. Не сказать, что это хоть сколько-нибудь приятно, но терпеть можно. Тем более — ради возможности забраться повыше в местном обществе. На сколько это возможно… Инга кривится. Не очень-то и возможно, конечно. Положения раба никакое влияние не отменит… хотя об этом пусть страдает Царёв. Но…

Инга чуть меняет позу, жалея, что на балкончике, где они впятером устроились, не предусмотрено никаких сидений. Ни для слуг, что было бы ещё понятно, ни для хозяев. Почему так — она не имеет понятия, но спрашивать как-то нет желания. Даже при условии, что ей ответят. Вместо этого она пробегается взглядом по самому балкончику, потому что смотреть на практически избиение Царёва скучновато. Хотя это приятно, конечно. Когда ещё увидишь, как человека, регулярно трепавшего нервы на протяжении полугода, если не больше, методично вбивают в камни площадки! Инга прячет улыбку раньше, чем кто-либо успеет заметить.

Балкончик не только лишён сидений. Он вообще пуст. Если не считать пары кашпо с какими-то лианами, тянущимися по стенам. Сейчас, правда, они уже побурели и явно в скором времени облетят совсем. Но пока что зелень кое-где ещё противится увяданию… Инга прищуривает правый глаз, недобрым словом поминая старую учительницу литературы, которую не видела последние лет пятнадцать. Но её любовь к красивостям в описании природы слишком уж сильно въелась в память. Так, что, наверное, и через сорок лет не выветрится…

В остальном балкончик вообще не даёт за что-либо зацепиться. Белые плиты пола, белые перила с округлыми балясинами, через которые прекрасно видно всё, что происходит внизу даже без того, чтобы подходить к краю. Скучный балкончик. И за счёт своей пустоты — холодный. Тем более в такую пасмурную погоду, как сегодня. Инга ёжится, кидая взгляд на стремительно несущиеся по небу тяжёлые облака. Почти тучи. Неуютно. И пусто. Но, быть может, в том и смысл, чтобы не отвлекаться от того, что происходит внизу? Инга переводит взгляд на взмокшего — аж отсюда видно — Царёва, который стоит, опираясь ладонями о колени, и тяжело дышит. В чём вообще смысл этого всего?

— Папа сказал, что Алексей не мог просто так сдерживать мерзость, — интонацией выделяя последнее слово, которое, как Инга уже знает, обозначает каких-то особенных чудовищ, вполголоса сообщает Лийнира, запнувшись на имени Царёва. Примерно так же, как сама Инга до сих пор запинается даже мысленно, называя имена местных. Но почему она вдруг вообще решила говорить? Что… Неужели это было настолько очевидно, что Лийнира решила пояснить? Надо срочно взять себя в руки и… и продолжить в том же духе! Всё же пусть эйн Трок старшая и раскусила её, но это не значит, что стоит ставить в известность и остальных. Ну, если, конечно, эйн Ниилли Трок не пожелает просветить своих родственников насчёт того, что на самом деле из себя представляет Инга… Хотя, вероятно, та же эйн Ильгери тоже… Стоп. Не мог? Инга изображает самое искреннее недоумение, на какое способна. И не очень-то и притворяется. — Он должен был умереть, как только прикоснулся к мерзости. Но почему-то выжил…

— Он был ранен…

— Не настолько серьёзно, и дело не в том. Обычные люди умирают от одного дыхания мерзостей. — Опять эти мерзости! Инга уже в который раз слышит, как ту тварь, которая напала на эйн Лийниру и Царёва, называют мерзостью. Причём — с каким-то особенным выражением. Как будто это… Почему Инга ничего не знает об этих существах?! А ведь она, пусть и в отдалённом будущем, но планировала всё же покинуть это место. Да, сейчас это точно невозможно, но… Но вот теперь Инга совершенно точно не желает столкнуться с этими… мерзостями. Которые, надо полагать, обитают где-то вне пределов поместья… Надо срочно выяснить, что к чему. Только… у кого? Эттле вряд ли что-то знает. Значит… Инга заставляет себя смотреть на эйн Лийниру с недоумением и живым интересом. — Это долгая история. И объяснять сейчас нет смысла…

— Правильно, дочь, — вмешивается эйн Ильгери, не отводя взгляда от площадки внизу. Одобрительного взгляда, насколько Инга видит, скашивая глаза. Знать бы ещё, к чему именно относится её одобрение… — Не то место и не то время.

После этого Лийнира замолкает, сосредотачиваясь на бое… если это можно называть боем, конечно. Инга подавляет раздражённый вздох, следя за тем, как Царёв уже во всю шатается. Так быстро вымотался? Помнится, он на Земле хвастался, что может выжать какой-то там рекордный вес… хотя… Учитывая то, что нынешний его облик едва ли не вдвое меньше прежнего, да и вообще хилый… как и её собственное тело, кстати говоря. Вот тоже вопрос — кем были эти двое до того, как в их тела вселились они с Царёвым? Инга отмахивается от мысли, возвращаясь к Царёву. Из-за чего конкретно он так вымотался? Инга не может сказать — даже при её неосведомлённости в подобных вопросов, чтобы то, что она сейчас видит, было как-то слишком уж жёстко. И… продержался против этой самой мерзости… надо полагать, что имеется в виду та тварь, что на них напала, хотя что с ней конкретно не так, чтобы давать подобное определение, Инга не понимает. И это злит. Как же бесит невозможность разобраться в контексте! Пойти потом и выпытать у Эттле? Они же, вроде как, подруги! Ладно. потом. Инга чуть меняет позу, перенося вес на левую ногу. И с трудом заставляет себя не пытаться растрепать низ рукава.

Продержался против мерзости…

Что в этой фразе такого, что могло заставить эйн Иданнги… и не только его… обратить на Царёва внимание? Нет, Инга даже рада. По крайней мере у Царёва теперь явно не будет времени на свои глупые выходки. Пусть он и дал понять, что одумался.

Единственное объяснение тому, как среагировали на это эйннто Трок может быть только в том, что его устойчивость связана с магией. И тогда прямо сейчас внизу, на площадке под балконом, Инга видит не простые упражнения на бег и прочее, а что-то, что связано с магией…

Инга прикусывает губу, борясь с желанием в голос выругаться. Магия! Почему способность ею владеть досталась этому ничтожеству Царёву?! Можно подумать, этот истеричка способен будет грамотно распорядиться упавшими на него — необоснованно! — способностями! С его-то отрицательным интеллектом…

Инга заставляет себя улыбнутся. Слабо. Скорее — обозначить улыбку. Глупости это всё. Вполне возможно, что и у неё есть способность к магии. Просто до сих пор никто не проверял…

Внизу Царёв падает без сознания. Эйн Иданнги подходит к нему и довольно улыбается. Инга отмечает, что эйн Ниилли и эйн Ильгери переглядываются между собой и обмениваются короткими фразами. Слишком тихими, чтобы можно было различить. Инга прикрывает глаза, маскируя это под попытку спрятаться от удачно проглянувшего между облаками солнца, и старается не выдавать раздражение.