Пятая рота. Под солнцем южным... Комбат (2)
17.2. Комбат
К шести часам вечера я, прицепивши штык-нож к ремню, вышел строиться на плац. Караул уже стоял на правом фланге, подтягивались и внутренние наряды. Дневальными со мной заступали Нурик и черпак Курин, тот самый, который вчера ободрил меня в столовой за ужином. Курина звали тоже Сашей. Рядом со мной в первую шеренгу встал Рыжий со своими дневальными.
- Ну, что? Началась служба? - весело спросил он.
- Началась, - кивнул я в ответ, - я сегодня первый раз дежурным заступаю.
- А я какой? Не ссы. Не мы первые, не мы последние.
- Это да, - согласился я с ним.
Дежурным по полку заступал старший лейтенант Лаврушкин, любимый всем полком за свое чувство юмора и за то, что не 'застроил' ни одного солдата. Ему не было необходимости это делать: в мотострелковом полку он командовал взводом химической защиты аж из трех человек: он сам, его заместитель и водитель БРДМки. Ввиду малочисленности вверенного ему личного состава служба его была медом и он ходил по полку всегда готовый пошутить, подколоть или посмеяться чьей-то шутке. У него даже усы были какие-то несерьезные - светлые, 'а-ля гусарский эскадрон'. Помдежем шел лейтенант Плащёв, которого за глаза звали 'Палачев' и неизвестно за что. Может, за характер?
Первым делом Лаврушкин подошел к караулу:
- Кто не может нести службу?
Службу нести могли все.
- Еще раз спрашиваю: кто болен или нехорошо себя чувствует?
Все чувствовали себя совершенно здоровыми.
- Кто получил из дома плохое письмо? Кто хочет сегодня в карауле застрелиться?
Никто плохих писем из дома не получал: сегодня вообще не было почты.
- Ну, тогда несите службу бодро, бдительно, ничем не отвлекаясь в соответствии с Уставом Гарнизонной и Караульной службы.
Лаврушкин перешел к суточному наряду:
- А из вас кто-нибудь болен или опять все здоровы?
У нас тоже все были здоровы.
Тут Лаврушкина осенило, он будто сейчас вспомнил об этом:
- А кто у нас на этой неделе убирает командирский туалет? Саперы? Ну-у-у, мужики! Так не годится. Я вечером зашел поссать, а на меня из очка триппер - как выпрыгнет! Чуть с ног не сбил. Убрать ночью в туалете. Утром приду - проверю. И вторую лампочку ввинтить. А то командир полка зайдет, вляпается еще во что-нибудь в темноте. Тогда утром всем полком будем его отчищать. Вопросы?
- Сделаем, товарищ старший лейтенант, - успокоил Лаврушкина дежурный по саперной роте.
- Добро. Наряд, равняйсь!
Рано он хотел окончить развод: из штаба пока на плац вышел замполит Плехов. Курин толкнул меня в бок и шепнул:
- Сейчас концерт будет.
Плехов подошел к караулу:
- Больные, хромые, косые - есть?
Караул поспешил заверить замполита, что таковых в его рядах не имеется.
- Кто из молодых хочет свести счеты со старослужащими? В кундузском полку в прошлом месяце молодой солдат, доведенный стариками, застрелил в карауле своего сослуживца. Его будут судить. Две семьи сделались несчастными. Одна получит сына в цинковом гробу, другая - своего дождется лет через восемь.
Плехов внимательней посмотрел на строй, выискивая глазами старослужащих. Наконец, отыскал своего старого знакомого:
- Мамедов, ты? - он удивленно всплеснул руками, будто и в самом деле встретил старинного друга, которого не видел по меньшей мере лет пять, - смотри, какой ты стал! Чистенький, ушитый, важный. Молодыми командуешь. А ты забыл, Мамедов как год назад ты на этом самом плацу плакал, жаловался, что тебя старослужащие притесняют? Прямо в голос рыдал перед строем. А теперь ты что вытворяешь? Дед - на хрен одет.
Замполит неприязненно посмотрел на Мамедова и продекламировал:
- Чик-чирик, звездык, ку-ку! Скоро - дембель старику. Как вы там молодых заставляете чирикать?
Мамедов и все старослужащие караула принялись разглядывать свои сапоги.
- Это у него кличка такая - Чик-чирик, - шепнул мне Курин про Плехова.
- Запомните, - грохотал замполит, - дед здесь - я!
Он стукнул себя кулаком по тельнику и лицо его уже не было добрым.
- Вы служите второй год, а я - шестнадцатый. Вы все - духи передо мной. И если я узнаю, что вы притесняете молодых, то вы все вместо дембеля поедете в Термез, в тюрьму номер восемь. Я вам это устрою.
Старослужащие еще внимательней уставились в свои сапоги.
- Обращаюсь к молодым, - голос Плехова потеплел и тон сменился на отеческий, - если вас притесняют, если вас загоняют в петлю или вам захочется застрелиться - не делайте глупостей. Идите прямо ко мне. Будите меня ночь-полночь. Все знают в какой комнате я живу? То-то.
Плехов еще минут десять погремел, поклеймил дедовщину, погрозил нарушителям карами небесными и разрешил Лаврушкину окончить развод.
- Сань, а он что? Дурак? - спросил я Курина про замполита, когда мы возвращались в палатку.
Курин без осуждения за столь скоропалительную и резкую оценку посмотрел на меня и спокойно ответил:
- Может и дурак. Только на операциях он одевает на себя пятнадцатикилограммовый бронежилет, честно тащит на себе тяжелый рюкзак, в который уложено все, что положено иметь при себе пехотинцу, ни у кого не клянчит воду и не проверяет чужие фляжки.
Я вспомнил плеховское брюхо, доброе лицо Деда Мороза, представил его с рюкзаком за спиной и с автоматом наперевес и зауважал его. Зауважал, но про себя решил, что беспокоить такого уважаемого человека своими жалобами я не стану ни днем, ни ночью.
В палатке Кравцов отдал мне ключи от оружейки и красную повязку, на кирзовой основе.
- Корми людей, - бросил он мне и отправился в каптерку.
- Ты в первый раз сегодня дежуришь, - сказал мне Курин, - давай я помогу тебе на заготовке?
- На какой заготовке?
- Сахар ты получать думаешь на ужин или хлеборезу оставишь?
Мы пошли на заготовку. Перед дверью в столовую мы столкнулись с усатым узбеком. Узбек оттер меня плечом от входа и прошел первым. Возмущенный такой наглостью я догнал его, дернул за плечо... и получил с левой прямой в лоб.
Навернулись слезы.
Узбек развернулся и, забыв обо мне, пошел в хлеборезку.
Мне стало обидно, что меня так унизили и всклокотавшая злоба требовала реванша:
- Ну, я его козла, сейчас урою.
- Ты что? Дурак? - Курин дружески взял меня за напряженный локоть, - ты хоть знаешь, на кого ты дёрнулся?
- Да мне по уху: на кого. Я его, козла, сейчас!..
- Это же Катя. Дедушка из разведвзвода. Нормальный пацан. Ты сам ему нагрубил, не уступив дорогу. Старший призыв нужно уважать.
Я осекся. По своей всегдашней дурости я приобрел себе сильного врага. И не из оркестра, а из разведки. И виноват в это был только я сам.
'Когда же я научусь думать прежде, чем действовать?!'.
Мы получили сахар. В столовой кроме нас были только заготовщики с других рот. В зал, рассчитанный на четыреста человек, на ужин пришла едва сотня.
- А где же все? - спросил я у Курина.
- Как где? Ужин готовят.
- Где?!
- Кто где. Кто в парке, кто каптерке.
- А почему вчера на ужине было так много народу?
- Чудак. Вчера полк только с операции приехал. Люди соскучились по тому, что пищу принимать можно сидя на скамейке за столом, а не на корточках возле костра. А сегодня достали несъеденные сухпаи и топчут их. Не это же есть, - Курин показал рукой на стол.
На столе стояло пять банок 'толстолобик в томате', чайник с горячим чаем и казан с клейстером, сваренным из картофельных хлопьев. Я не страдал отсутствием аппетита и поэтому не понял, что в этом меню не устраивает старослужащих. Мне, например, всегда нравились рыбные консервы в томатном соусе.
- Подрастешь, поймешь, - просто ответил мой старослужащий дневальный, - ладно, сиди здесь, жди свой призыв. Пойду Нурика подменю, пусть поест. Сахар, который останется, занеси в каптерку.
Пришли Тихон, Женек, Нурик и Золотой.
- Ну, ты даешь, Сэмэн! - восхитился Тихон.
- Ага, - поддержал его Женек, беря ложку, - всего сутки как в батальоне, а уже дедов гоняет.
- Да ладно вам, - отмахнулся я.
Мне совсем не было весело. За сегодняшним знакомством с Катей неизбежно должен был последовать серьезный разговор. Пар из меня уже вышел и бойцовского духа во мне не было сейчас ни на понюх.
- У Кати, между прочим, Красная Звезда, - как бы между прочим заметил Золотой.
- А почему он - Катя? - удивился я несоответствию предмета и наименования.
- Он - таджик, - пояснил Женек, - подкладывая себе рыбу из банки, - и его настоящее имя ты до утра учить будешь. А сокращенно - Катя.
Аппетит у меня куда-то пропал и что еще хуже, все поняли - почему.
- Я в палатку, - я встал из-за стола, - сахар возьмите, кому сколько надо, остальное я в каптерку отнесу.
- Иди, - махнул Тихон, - без тебя справимся.
Я взял голубую тарелку с горкой сахара и понес в каптерку, мазанка была напротив входа в столовую. Из-за дверей исходил умопомрачительный домашний запах: деды и черпаки жарили блинчики.
Боже мой! Как давно я не ел домашнего!
- А-а, сахар, - не глядя на меня Гулин протянул руку, - давай сюда.
'Вот так: не увидеть за сахаром живого человека! Что-то не задался сегодня вечер'.
Делать мне в каптерке было нечего, праздник жизни был не мой. В палатке я от нечего делать отыскал в столе книгу выдачи оружия. Обыкновенная восемнадцатилистовая школьная тетрадка. Спереди была наклеена белая бумажка: 'Книга выдачи оружия второго взвода связи 2-го МСБ'. На последней странице стояла полковая печать и было написано: 'прошнуровано, пронумеровано, 36 страниц'. Я открыл тетрадку. За шестой страницей сразу шла двадцать девятая, а записи выдачи оружия обрывались на восемьдесят четвертом году. С тех пор, видно, тетрадь использовали только для написания писем на родину. Ко мне подошел Шандура - тоже черпак. Батальонный писарь.
- Тебе стол не очень нужен? - подозрительно вежливо спросил он меня.
- Нет. А тебе?
- Мне - нужен. Мне нужно написать распорядок дня на следующую неделю.
В руках у него была большая 'простыня' бумаги с пустым трафаретом Распорядка. Я уступил и вышел в курилку. Там уже сидел мой призыв. Кино сегодня крутить не будут, деды с черпаками засели в каптерке и пробудут там до отбоя. Духи были предоставлены самим себе. Я все еще никак не мог привыкнуть к тому, что можно вот так просто: сидеть и курить. Не по команде вместе со взводом, а тогда, когда у тебя есть свободное время.
Удивительно и непостижимо!
Нет, все-таки между Уставом и Дедовщиной я выбираю дедовщину. Пусть я пока еще только дух, но мне уже лучше и вольнее живется, чем в проклятой учебке, а вот стану черпаком...
И чего так не служить? Жратвы - от пуза, хлеба - валом, работой не изнуряют, все по силам.
- А что? Комбат - нормальный мужик? - ни с того, ни с сего спросил я.
- Комбат - красавец, - оценил Тихон.
- Комбат - мужик, - подтвердил Нурик.
- Пацаны, а помните, когда нас духи на сопке зажали, - оживился Женек, - Казалось уже, что все - писец! Их там тучи на нас пёрли. Помните, как комбат орал: 'Пацаны! Не ссыте их, козлов!'? Ну сам поливал из автомата - будь здоров.
Женек, Тихон и Нурик стали перебивая друг друга вспоминать последнюю операцию. Я слушал и думал:
'Вот ведь - мои ровесники. А уже повоевали, пока я в учебке машины разворачивал да круги по 'орбите' наматывал. Они уже четыре месяца воюют. А я уже почти месяц как в Афгане, а еще ни одного живого духа не видел. Не считая полковых - мой призыв'.
- Вас что? Вечерняя поверка не касается? - под масксеть зашел Полтава и прервал оживленные воспоминания духсостава, - марш строиться.
- Ты сиди, ты - в наряде, - остановил он меня.
Через пять минут второй взвод связи укладывался спать.
Слава Богу - не убили!
Ко мне под масксеть присел Кравцов:
- Значит так, - уверенно начал он, - у нас порядок во взводе такой: дух - под грибком, черпак в палатке. Если духу по нужде отлучиться надо - черпак подменяет. Деды дневальными не ходят. Ночью старослужащие спят. Черпак стоит первые два часа. Остальные шесть часов до подъема ваш призыв разбивает между собой. По полтора часа каждый стоит так, чтобы дежурный по полку видел дневального под нашим грибком. Вопросы?
Какие вопросы? Одни сплошные ответы. Старослужащие тащатся даже в наряде, духи - летают и обеспечивают. Что тут непонятного? Не мной поставлено, не мне и отменять.
- Вот ключи от каптерки, - Кравцов протянул мне кличи с брелоком в виде ногтегрызки, - может, ты ночью поесть захочешь или чай попить. Там сбоку, в шкафу, есть сухпаи. Тушенку и сахар не трогай, а кашу бери любую. Чай тоже в сухпаях найдешь. Вопросы?
Ну вот с этого надо было и начинать! Вот тебе, Андрюша, ключи от Горы Самоцветов и от Пещеры Али-Бабы. Ночь - твоя. Действуй.
- Ну, давай, дежурь. Только не спи. Через полчаса сходи на доклад к дежурному.
Я зашел в палатку вслед за Кравцовым. Все уже легли, негромко переговариваясь между собой перед сном. Свет был потушен, только лампочка дежурного освещения тускло горела в углу над столом. Впереди у меня было восемь часов ночного дежурства, которые нужно было чем-то занять, чтобы не заснуть. Я вытащил из тумбочки конверт и тетрадку:
'Нужно написать маме как я устроился'.
Здравствуй, мама.
Ну вот, наконец и вернулся наш полк с операции и пришел мой взвод связи. Приняли меня хорошо. Коллектив хороший, дружный.
На этом я прервался, вспоминая события последних суток.
Их было много.
Как меня чуть не отколотили, узнав, откуда я родом. Знакомство со своим призывом. Косяк, которым меня встретили. Полтава, Кравцов, Гулин, Курин. Комбат и Михайлов. Получение автомата. Столкновение с Катей в столовой.
'Кстати, нужно почистить автоматы управления. Вот только пойду, доложу'.
В очередь в кабинет дежурного по полку стояло четыре сержанта, среди них - Рыжий.
- Дежуришь? - улыбнулся он.
- Дежурю, - хмуро подтвердил я.
Рыжий своим видом напомнил мне, что он - из разведвзвода, а в этом разведвзводе служит Катя, который не упустит случая наказать меня за дерзость.
- Слушай, - тронул я Рыжего, - там сегодня в столовой как-то нехорошо получилось...
- Это ты про Катю, что ли? Выбрось из головы - он про тебя уже и думать забыл.
- Как - забыл?
- Ты думаешь, ему кроме тебя думать не о чем. Моя очередь.
Он оставил меня и юркнул к дежурному по полку Через минуту зашел и я.
- Ты кто? - спросил Лаврушкин.
- Второй взвод связи.
- Докладывай.
- По списку во втором взводе связи и втором БМП восемнадцать человек. Трое в наряде, пятнадцать в расположении. Больных, раненых и откомандированных нет
- Молодец! - похвалил меня старший лейтенант, - канай отсюда. Следующий.
'Кстати, об автоматах', - подумал я, выйдя из штаба, - 'надо почистить, пока не забыл'.
В оружейке не было света, я на ощупь взял из пирамиды два акаэса, нащупал масленку и ветошь. Притащив все это сокровище в палатку, я, подстелив газетку, разобрал первый автомат.
- Как служба? - негромкий голос снаружи окликнул моего дневального.
- Нормально, товарищ капитан, - отозвался из-под грибка Курин.
В палатку зашел комбат.
- Все отбились?
- Так точно, товарищ капитан, - я встал из-за стола.
- Сиди-сиди, - комбат положил мне руку на плечо и усадил на место, - ты в шахматы играешь?
- Играю, товарищ капитан.
- Расставляй.
Не сказать, что я такой уж великий игрок в шахматы, но играть в них научился раньше, чем пошел в школу. У нас все мужчины в семье играли и мне нравилась эта мудрая, красивая игра. Комбату не спалось. Он думал о чем-то о своем, командирском, поэтому быстро вкатил мне первую партию. Увидев мат своему черному королю он удивился:
- Ого, Сэмэн! А ты, оказывается, еще и играть умеешь? Давай теперь я белыми.
Я расставил заново. Комбат сосредоточился на игре, но все равно продолжал думать о чем-то постороннем, потому, что он допустил несколько очевидных зевков. Великодушно не желая воспользоваться рассеянностью партнера, я 'простил' ему пару глупых ходов, но все равно, хотя и чуть дольше, но дело снова окончилось матом.
- Не мой день, - вздохнул комбат, - пойду к разведчикам, может, там повезет.
Ему непременно должно было там повезти: Рыжий не умел играть в шахматы.
Андрей Семёнов
Под солнцем южным...