Прыжок в неизвестность. Часть IX⁠⁠

Хоть данные авгуров и говорили об отсутствии опасности, никто из штурмовой группы не решился снять респиратор, когда заходил в темную влажную каюту, воздух которой пропитался нищетой, отчаянием и болезнями. Помещение, где жил клан мусорщиков, можно было бы назвать просторным, если бы не бесконечные ряды заваливающихся друг на друга многоярусных кроватей, большинство из которых покрывали грязные тряпки, вероятно, служившие обитателем и одеждой, и одеялами, и занавесками. От едкого запаха мочи, грязных тел и гнили не спасли даже дополнительные фильтры. Рейвен подумалось, не оказалась ли она снова в покрытых зловонной слизью коридорах. Нет, присутствия Архиврага не чувствовалось. По крайней мере обычным смертным, ибо Филипп фон Хардинг все время напряженно оглядывался, будто ища что-то определенное, уже ему известное.

Они перевернули все вверх дном: разворошили каждую кучу тряпок, каждую перину, вскрыли запаянные люки, простучали полы и стены на наличие скрытых полостей. Улов их был весьма богат: в нехитрым скарбе некоторых обитателей нашлась пара уродливых самодельных амулета — три круга, скрепленные между собой бечевкой; засаленные бумажки с начертаниями от руки молитвами, направленными явно не Богу-Императору.

Офицер, отвечавший за инспекцию жилых помещений нижних палуб, клялся, что еще два прыжка назад ничего такого не было.

Рейвен усмехнулась, слушая его сбивчивые оправдания и подала штурмовикам знак «увести».

За переборками обнаружилось нечто сделанное буквально из фекалий, свечей и каких-то железяк. Чья-та гниющая нога с вырезанными на посиневшей коже знаками Архиврага венчала зловонную пирамиду.

Желудок попросился выйти и возносил слова благодарности Богу-Императору за то, что в него так и не успели ничего закинуть. Рейвен была такая не одна: офицеры помоложе отворачивались, один даже вышел из каюты.

— Мастер фон Хардинг, взгляните, — позвала она.

Он не отозвался.

— Мастер…

Филипп стоял спиной к остальным. Нехарактерно напряженные плечи выдавали волнение. Когда Рейвен коснулась его плеча, он вздрогнул, сжал что-то в кулаке и обернулся уже совершенно спокойный.

— Я задумался, — тихо, чтобы не услышали остальные, обронил дознаватель.

В придачу к алтарю нашлась и засаленная потрепанная книжица с обложкой из человеческой кожи, к которой даже самые отчаянные не рискнули прикасаться без специальных перчаток.

Волны чисток, допросов и досмотров прокатились по всем, не только нижним палубам. После надлежащих процедур в шлюз отправились еще четыре клана, включая малый клан техников, отвечавший за лифты. Под пытками один из младших помощников сознался в саботаже поля Геллера.

— Мне приказали — я делал, — хныкал юноша с глуповатым лицом и уцелевшим глазом глядел на электрощипцы в руках штурмовика. — Я даже не знал, что делаю.

— И тебя не удивило, что старший послал тебя в другой отсек работать с совершенно незнакомой машиной? — спросила Рейвен, делая знак убрать пыточный инструмент. Хватило всего пары разрядов и одного глазного яблока, чтобы разговорить парнишку.

— Нет. Мне говорят делать — я делаю. Я не спрашиваю, — всхлипнул он.

Она вздохнула.

— Простота хуже воровства.

И, устало потерев переносицу, продолжила:

— И часто тебя просили в других отсеках поработать?

— Да…

— Имена.

Он выдал им всё.

Под раздачу попали даже два высших офицера. У одного обнаружился пистолет работы темных эльдар, а на другого указало сразу несколько человек. Признание из него пришлось доставать фон Хардингу, после чего от личности бедолаги совсем ничего не осталось. Рейвен видела, как его выносили из допросной, невредимого снаружи, но совершенно выжатого и пустого внутри.

— Я бы советовал вам внимательнее относиться к подбору личного состава, капитан, — холодно отчеканил дознаватель, проходя мимо осунувшегося старика, в котором с каждым найденным на корабле еретиком все меньше угадывался приветствовавший их в начале пути бодный опытный офицер.

Здоровяк По сидел в металлическом кресле, свесив голову на грудь. Прикованные к подлокотникам руки слегка подергивались; на удивительно приятном круглом лице периодически проступала гримаса боли. Было в нём что-то гипнотическое, располагающее. Если бы пару часов назад он не пытался её убить, Рейвен даже прониклась бы к нему сочувствием, как один из охранявших его до этого офицеров. Он сам попросил сменить его.

— Чем больше смотрю на него, тем мыслей в голове больше. Не еретик он, мол. Отпусти его. Я сопротивляюсь. Головой-то понимаю что к чему, но…

Фон Хардинг остановил его на полуслове.

— Я понял, сержант. Спасибо за откровенность. Смените лейтенанта Херихе и передайте, что я жду его здесь.

На удивление, он не стал делать выговор или заносить в личное дело столь откровенную слабость инквизиторского штурмовика. Вообще после обыска в каютах мусорщиков от дознавателя веяло легкой дезориентированностью, будто что-то выбило землю у него из-под ног.

Он устало помассировал висок и сел на стул напротив Здоровяка.

— Он псайкер и, судя по всему, сильно связан со своим владыкой, если даже будучи без сознания туманит разум нашим бойцам, — предупредил фон Хардинг.

Но то было излишне. Рейвен слишком ясно помнила перекошенное ненавистью лицо и до сих пор отчетливо ощущала толстые пальцы на своей шее.

Резкой размашистой пощечиной дознаватель вывел Здоровяка из забытья. Тот поморщился, попытался дернуться, но стальные путы слишком хорошо выполняли свою работу. Тогда он открыл глаза и взглянул на аколитов. Едва глубокие светлые глаза встретились со взглядом Рейвен, чужая воля сжала разум в тиски.

— Дитя, — нежно проворковал тихий голос в голове. — Дитя, разомкни оковы. Ты ведь можешь. Ты ведь можешь управлять ими. Я знаю, что можешь. Можешь сделать это тихо. Не привлекая внимания. Одной лишь силой мысли. Одним лишь желанием. Я не враг тебе, Рейвен. Не враг.

Она сделала глубокий вдох. Собрала волю в кулак. Нет, её просто так не взять.

— Я помогу тебе, а ты поможешь мне. Только ослабь путы. Ты не пожалеешь. Я сделаю все, что ты пожелаешь. Исполню самые твои потаенные желания.

Еще один вдох. В памяти снова всплыли воспоминания о перестрелке, о разлетевшейся голове сержанта, о пальцах на шее...

— Убирайся из моей головы, — громко и четко произнесла она, не отводя взгляда от добрых, понимающих глаз Здоровяка и не увидела, но почувствовала, как фон Хардинг улыбается.

— Очень зря, девочка, — наклонив голову на бок, с грустью проронил По. — Неужели ты не хочешь снова встретиться с любимым? Вот он все никак не может забыть вашей последней встречи. Здесь. На корабле. Очень печалится, что ты его отвергла.

Ярость ослепительным пламенем вспыхнула в душе. Кулаки сжались; зубы чуть ли не заскрипели; кровь застучала в ушах; перед глазами поплыло; на ретинальном интерфейсе появилось предупреждение о перегрузке. Но не успела она сделать шаг к прикованному, как в тишине раздался звонкий удар пощечины. На пухлой щеке Здоровяка засиял кровоподтёк. Фон Хардинг размял пальцы в латных перчатках и со всей силы ударил с другой стороны. Так повторял ещё и еще раз. Голова По моталась туда-сюда словно у тряпичной куклы.

Выпустив пар, дознаватель спокойно опустился на стул.

— Я буду задавать вопросы. Ты — отвечать. Зачем вы летите на Навис Орреум?

По рассмеялся.

— Для лучшей жизни. Чтобы построить новый, идеальный мир. Где таких, как мы с тобой, не будут сторониться, не будут уничтожать, убивать, терзать, сдавать на черные корабли, — он пристально глянул на дознавателя и, буквально задыхаясь от восторга, продолжил: — Где нас будут почитать как богов, ибо мы разговариваем с Ним! Где не будет боли, и никому не придется умирать!

После этих слов его взгляд метнулся к Рейвен, она лишь сильнее стиснула зубы.

Филипп улыбнулся одними уголками губ.

— Если бы все так легко признавались в ереси, жить было бы гораздо проще. А теперь, — он закинул ногу на ногу, — расскажи, кто еще с тобой ехал.

— Только мои последователи и те, кто разглядел отзвук правды в моих проповедях.

— Ты знаешь, что я не об этом тебя спрашиваю.

Дознаватель неспешно достал из кармана плаща маленький сверток и развернул. В закованной в металл руке блеснула розетта. Рейвен вздрогнула.

— Кто еще с тобой ехал, — с нажимом повторил он.

— Я не понимаю… — начал было По, но в следующее мгновение его всего скрутило; в горле забулькал сиплый крик.

— Повторяю последний раз: имя аколита, которого ты убил.

В голосе фон Хардинга звучала доселе невиданная сталь и жестокость. Он все сильнее сжимал кулак, заставляя Здоровяка биться в конвульсиях и пускать изо рта пену.

Когда рука дознавателя расслабилась, полная туша обмякла и тут же затряслась от утробного смеха.

— Использовать силы варпа против слуги Его — не самое мудрое решение, мальчик.

С разбитых губ По закапала кровавая слюна. Он резко дернулся, выпрямился и обратил взор к потолку.

— Дедушка, я готов принять твои дары! — голос его сорвался на скрипучий крик за которым последовал истеричный смех.

Холод впился в кожу миллионами тончайших игл, сковал конечности, сжал сердце, душу и разум.

Рейвен уже видела подобное. Детские воспоминания яркой вспышкой ослепили взор, заставили помедлить. Всего мгновение, но этого хватило, чтобы тело Здоровяка со страшной скоростью начало обрастать струпьями и покрываться гнилью, а конечности разрастаться, превращаясь в длинные склизкие лозы, которые моментально потянулись к дознавателю. Тот вскочил со стула, отшатнулся, но атаковать не спешил. В комнате стало еще холоднее; иней пополз по стенам; волосы на загривке встали дыбом.

В напряженном лице фон Хардинга мелькнула гримаса боли. Он явно пытался обуздать силу мутанта, а тот будто этого и ждал. Не переставая смеяться, он обвил его ноги гнилыми щупальцами.

Руки сделали все сами. Рейвен пришла в себя только когда полностью разрядила вторую обойму. Двадцать пуль застряло в том, что осталось от головы Здоровяка. Безобразное тело обмякло. Плети еще некоторое время трепыхались, но обрубленные силовым мечом, затихли.

Филипп фон Хардинг тяжело опустился на стул.