Проклятый род⁠⁠

— Дамир, шевелись уже, а? — голос Ромки звучал нервно, почти срываясь на злобу. — Реально уже поздно, мамка с ума сойдёт.

— Да иду я, иду, — недовольно буркнул в ответ Дамир, но шаг всё же ускорил.

Они возвращались с подработки в соседнем посёлке, и путь их лежал через старый лес. Сумерки здесь сгущались мгновенно, превращая знакомые сосны в пугающие силуэты, тянущие к тропинке свои сухие ветви-пальцы.

— Слышь, — вдруг замер Ромка, хватая друга за рукав. — Глянь туда.

Дамир проследил за его взглядом. Впереди, метрах в пятидесяти, между стволами деревьев мелькнул белый силуэт. Кто-то шёл впереди них, но не по тропе, а углубляясь в самую чащу.

— Это что ещё за чертовщина?

— Погоди... Кажется, я знаю, кто это, — в голосе Ромки прозвучало неподдельное удивление. — Это ж Маринка!

— Какая ещё Марина?

— Да Астафьева. Дочка нашего «царька», Игоря Николаевича. Самого богатого мужика на три деревни вокруг. Что она тут забыла одна, в такой час?

Фигура в белом сарафане двигалась плавно, будто скользя над землёй. Она не оглядывалась, целеустремлённо уходя в ту часть леса, куда даже самые опытные охотники не совались. Там начинались топи.

— Мне это не нравится, — пробормотал Ромка. — Может, что-то случилось? Надо бы проверить.

— Ты сдурел? Лезть за ней в болота? — Дамир был настроен скептически, но любопытство пересилило. — Ладно, пошли. Только тихо.

Они крались за ней, как два шпиона, стараясь лишний раз не шуметь. Лес становился всё гуще, воздух пропитался влагой и запахом гниющей листвы. Через несколько минут они вышли на небольшую поляну, посреди которой увидели то, чего здесь быть не могло. Озеро. Или, скорее, омут. Небольшой, идеально круглый, с водой такой чёрной и неподвижной, что в ней не отражалось ничего — ни звёзды, ни бледный серп луны. Она буквально поглощала свет.

Марина стояла на самом краю, спиной к ним. Ромка и Дамир затаились в густых зарослях папоротника, сердце у обоих колотилось где-то в горле. Девушка долго смотрела на своё отражение, которое, казалось, жило своей жизнью, искажаясь и кривясь в тёмной воде. Затем, с какой-то странной, пугающей решимостью, она шагнула в омут.

Как только её ноги коснулись воды, тишину разорвало громкое шипение. Вода в омуте забурлила, закипела, словно в неё вылили цистерну концентрированной кислоты. От поверхности повалил едкий, белый пар. Ромка в ужасе прижал ладонь ко рту, чтобы не закричать. Дамир застыл, не в силах отвести взгляд.

Они видели, как Марина медленно погружается в этот кипящий котёл. Она не кричала. Только её тело содрогалось в беззвучной агонии. Белая ткань сарафана растворялась, как папиросная бумага, а за ней... за ней начала плавиться и сползать её кожа. С шипением и треском отслаивались целые пласты плоти, обнажая подрагивающие мышцы, а затем и белеющие в лунном свете кости. Запахло чем-то чудовищным — смесью палёных волос и обжигающей носовые пазухи серы.

Она медленно, прямо на их глазах, превращалась в обожжённые скелет.

— Надо ей помочь! — опомнился Ромка и дёрнулся вперёд.

— Стой, идиот! — Дамир схватил его мёртвой хваткой. — Ты не видишь? Это не вода! Шагнёшь туда — и от тебя мокрого места не останется!

Они спорили, с ужасом глядя, как то, что было когда-то было самой красивой девушкой посёлка, продолжает стоять по грудь в бурлящей кислоте. И тут произошло самое страшное. Это существо, этот полускелет с остатками плоти, свисающими с костей, начало опускать руки в кипящую жижу. Оно что-то искало на дне, его движения были методичными, лишёнными какой-либо паники. А потом оно начало подниматься из воды.

Когда она вышла на берег, парни чуть не лишились рассудка. Половина её лица отсутствовала, обнажая оскал черепа. С рёбер свисали обожжённые лохмотья плоти. Но в своих костлявых руках она сжимала пригоршни чего-то... Чистого золота!

Монеты, тускло поблёскивающие в лунном свете. С них стекала всё та же шипящая жидкость, прожигая в траве чёрные дыры.

И тут случилось настоящее чудо... Или, скорее, его чудовищное подобие.

Лунный свет коснулся её изуродованного тела, и оно, на глазах, начало меняться. С тихим, влажным звуком на костях стала нарастать новая плоть. Мышцы сплетались из ничего, кожа натягивалась, разглаживаясь и обретая фарфоровую белизну. Через мгновение перед ними снова стояла Марина. Целая и невредимая. Даже красивее, чем раньше. Её кожа светилась в свете луны, а глаза горели.

Она оторвала кусок от своего сарафана, который тоже необъяснимым образом восстановился, ссыпала туда золото, завязала в узелок и, не оглядываясь, пошла прочь из леса, будто ничего не произошло.

Когда её шаги стихли, парни ещё долго не могли пошевелиться.

— Ты... ты это видел? — наконец выдавил из себя Дамир. Его глаза горели уже не страхом, а в них было что-то другое. Жадность. — Теперь понятно, откуда у Астафьевых столько бабла... И почему она такая... идеальная.

— Пошли отсюда, Дамир, — прошептал Ромка, пятясь назад. — Это место проклято. Я не хочу здесь больше оставаться ни секунды.

— Стой. А если... — Дамир посмотрел на омут, который снова был неподвижным и чёрным. — А если и нам попробовать? Немного. Всего пару горстей. На всю жизнь хватит. Мы станем богачами!

— Ты в своём уме?! Ты забыл, что с ней было?! Она же там заживо варилась!

— Ну так немного потерпеть придётся, — Дамир уже не слушал друга. В его голове крутилась лишь одна мысль: золото! — Подумай, Ромка. Она, девчонка, одна столько вытащила. А мы вдвоём! Мы можем вынести отсюда целое состояние!

Ромка отчаянно мотал головой, но Дамир всё не унимался. Он рисовал картины их будущей роскошной жизни, и страх в душе Ромки медленно уступал место алчности. В конце концов, он сдался.

Дрожа, они сняли обувь и, держась за руки, шагнули в воду.

Но ничего не произошло.

Вода была холодной, но совершенно обычной.

— Странно, — пробормотал Дамир. — Когда она заходила, сразу закипело.

— Может, надо глубже? Нырнуть? — предположил Ромка, уже окончательно осмелев. — Может, золото просто на дне лежит.

Они набрали в лёгкие побольше воздуха и одновременно ушли под воду.

И в то же мгновение омут заклокотал. Вода мгновенно вскипела, превращаясь в ту же кислоту. Но для них всё было иначе. Тела их не просто обгорали — их разрывала изнутри невыносимая боль, в тысячу раз сильнее любого огня. Они попытались вырваться на поверхность, но что-то схватило их за ноги. Невидимые, ледяные руки потащили их вниз, в вязкую, засасывающую тьму. Они бились в агонии, но их крики отчаяния превращались в глухое бульканье, захлёбываясь в смертоносной жиже.

Через минуту всё стихло.

На поверхность всплыли два обглоданных дочиста скелета. Они мгновение покачались на волнах, а затем чёрная вода вместе с костями, воронкой ушла в землю, будто её никогда и не было.

На поляне осталась лишь примятая трава и две пары старых кроссовок.

Старики живущие в этих краях рассказывают легенду.

Триста лет назад здесь жила красавица по имени Аглая. Она до беспамятства влюбилась в молодого отшельника, что жил в лесу и дни напролёт проводил в молитвах. Каждый день она приходила к лесному озеру, где он совершал омовение, и наблюдала за ним. Однажды она не выдержала и, войдя в воду, призналась ему в любви, моля взять её в жёны. Отшельник, верный своим обетам, сурово отверг её.

В отчаянии она попыталась обнять его, и тогда он в гневе проклял её и весь её женский род: «За твою бесстыдную похоть и гордыню красотой своей, все женщины рода твоего будут гнить и умирать, как только исполнится им восемнадцать лет! Участь их будет страшнее самой смерти!»

Аглая в ужасе пала к его ногам, моля о прощении. Отшельнику вдруг стало её жаль, и он смягчил проклятие: «Я не могу забрать свои слова обратно. Но я дам вам шанс. Перед своим восемнадцатым днём рождения каждая девушка твоего рода должна будет прийти к этому озеру и искупаться в нём. Но это будет не простое омовение. Это будет испытание болью страшнее огня, дабы вы навсегда запомнили цену истинной красоты и смирения. Озеро будет полно золота, дабы алчность привела вас сюда, если испугает боль».

С тех пор омут появляется на этой поляне лишь раз в поколение. За день до совершеннолетия очередной наследницы проклятого рода.