Полюс — 1, Глава 3⁠⁠

Лабораторный комплекс, НИИ «Сфера», Голицыно-2

29 октября 2074 года

19:56

Стекло, сталь и стерильный, вымороженный воздух. Коридоры «Сферы» были аортой института, по которым струился свет холодных люминесцентных ламп, отражаясь в идеально отполированных до блеска полах. За прозрачными стеклянными стенами, как диковинные рыбы в аквариумах, копошились учёные. В одних кабинетах мужчины и женщины в белых, словно саваны, халатах обменивались рублеными, лишёнными эмоций фразами, синхронно занося данные в портативные терминалы. В других — с сосредоточенностью юных фанатиков вскрывали плоть свежих прототипов: кибернетических имплантов что так и остались отвергнуты природой человека, пульсирующего энергией Сребро оружия и более приземлённых, но жизненно необходимых в поле приборов. Как термобраслет на запястье Насти — её личный карманный костёр в вечно-дождливом морозе этого мира.

Конечно, это не шло ни в какое сравнение с по-настоящему экспериментальными разработками Ленинградского филиала «Сферы», но и местный процесс тестирования был не менее важен.

— Я уже на пределе, честно, — голос Анастасии прозвучал приглушённо, но в нём слышался скрежет стали о камень. — Этим корпоративным червям... Выдать бы по калашу 97-ой модели и отправить на Валдай, пусть от банд мутантов город почистят. Глядишь, и доклады их стали бы короче, а содержание — куда ближе к реальности.

— Этих-то? — Мария Яцева коротко, беззвучно хмыкнула. Её глаза, с тёмно-красными, как запёкшаяся кровь, радужками, скользнули по Насте. — Жарков, может, ещё помнит, с какого конца автомат держать. А вот Утробов... Уверена, при виде первого аугментированного после Австралии ворка он не вспомнит даже выручку «ГосЭнерго» за квартал.

— В гробу я видала эту бюрократическую карусель, — выдохнула Анастасия, остановившись перед дверью с табличкой «84. ВЕДУЩИЙ ИНЖЕНЕР. ЯЦЕВА МАРИЯ АРТЁМОВНА». Усталость, тяжелая и липкая, накатывала новой волной, обещая утянуть на дно.

— Так, хватит накручивать себя, — Мария толкнула дверь, жестом приглашая Настю внутрь. — Тебе бы отдохнуть. Может, со Светкой в Крым рванёте? Говорят, на Новый год у них там что-то эдакое затеяли.

— Не до отдыха, Маш, — губы Насти дрогнули в подобии улыбки, безжизненной и потухшей. Она ценила эту заботу, как ценит слепой редкий луч солнца — чувствуя тепло, но не видя света. — Эти взрывы... Детский дом в Сыктывкаре. Слышала?

— Слышала, — Мария опустилась в кресло за своим столом, заваленным чертежами и отчётами. Её рука потянулась к стопке бумаг, но замерла в полушаге. — Элеонора рассказывала. Тебе надо было видеть её в тот день.

Перед внутренним взором Анастасии тут же возникла лийка. Элеонора. Её кожа, словно отполированная медь, её безмятежная улыбка, которую они видели с детства. Она, души не чаявшая в каждом ребёнке, будто тот её собственный... Как она могла отреагировать на такую новость, кроме озера слёз и бесконечной грусти?

— Как она до сих пор не сломалась? — вопрос Насти повис в воздухе, пока она опускалась на протёртый кожаный диван. Риторический, как и большинство вопросов в этом мире.

— А она и не сломается. — Мария покачала головой. — Оно... превращает боль во что-то иное. И это помогает ей видеть в людях то доброе, что осталось. Это её щит. Всегда был. — Маша улыбнулась. — Помнишь, как и в нас, когда наши способности начали прорываться наружу?

— Ага, — Игатова бросила на подругу взгляд, в котором мелькнула тень старой, почти забытой теплоты. — И ты тут же начала меня подначивать. Так и норовила ввязаться в потасовку.

— Ну а что? — глаза Марии, цвета запёкшейся крови, блеснули озорными искорками. — Надо же было понять предел моей регенерации. А ты, со своей адской скоростью, была идеальным... испытательным стендом. Признавайся, тебе сам процесс нравился. Выпустить пар, почувствовать себя живой.

— Вот этим я сейчас и займусь. Как раз выпущу пар, когда найду каждого ублюдка, причастного к этому. По одному.

— Как там Света? — Мария мягко перевела тему, её голос стал тише, пытаясь обойти мины в сознании подруги.

— Хах, так и рвётся в бой, — Настя откинулась на спинку дивана, уставившись в стерильную белизну потолка, словно в нём были записаны все её ошибки. — Слишком уж она на нас в её возрасте похожа.

— На тебя, — поправила Мария, и в её красных глазах мелькнуло понимание. — Это ты всегда норовила ринуться в драку с голыми руками. Я же предпочитала всё просчитать и взорвать на безопасном расстоянии.

— Может, и на меня. Потому я и не хочу, чтобы она шла по нашим стопам. Ещё одну такую же «меня» «Прометей» не переживёт. Система даёт трещины и так.

— Но учить её всё равно надо, Насть, — Мария поднялась и подошла к дивану, глядя на подругу сверху вниз со скрещёнными на груди руками. Поза защитницы, готовой спорить до хрипоты. — Вспомни, что стало с Колей.

— Давай не будем о нём, — голос Анастасии стал плоским и острым, как лезвие. — Свою дорогу он выбрал сам.

— Его на эту дорогу толкнул отец, запретив учиться контролировать свой дар! А ты сейчас со Светой повторяешь его ошибку, понимаешь? — Мария опустилась рядом, её плечо мягко прижалось к плечу Насти. — Кто знает... Может, именно Света сделает «Прометей» лучше.

***

Аэропорт Петрозаводска

29 октября 2074 года

23:12

— Ещё раз: почему мы не арендовали автобус? — нервозно спросила Татьяна, её пальцы судорожно сжали край балахона, пытаясь спасти тело от промозглого ветра. — И с чего ты взял, что этому старику можно доверять?

Николай покачал головой. Его единственный живой глаз, словно радар, прошелся по потрёпанному корпусу самолета, отмечая каждую новую вмятину.

— Потому что твоя боязнь высоты не стоит потерянного времени, — его голос прозвучал устало, но с привычной стальной твёрдостью. — И прекрати в Степаныче сомневаться. Он ни разу нас не подвёл.

— Он — нет. А вот его агрегат когда-нибудь подведёт, — ответила Таня, смеряя взглядом потрёпанный АН-19, чья обшивка была исчерчена подтёками окислов.

— Так, родственнички! — прокуренный, неожиданно глубокий и грубый голос для такого щуплого Степаныча, прервал жалобы девушки. — Двигайте тушками внутрь! До Ленинграда — как до Луны, а успеть надо затемно.

— Опять чудеса на виражах устраивать вздумал? — прищурилась Таня.

— Куда там, молодуха! — со смехом ответил он. — У меня иллюминаторы твоего визга не выдерживают. Вон, сама глянь! Они после прошлого раза лопаться начали!

Громогласно смеясь, Степаныч, хромая, двинулся к самолёту. Его протез на мгновение издал короткий, шипящий выдох — звук, похожий на предсмертный хрип механического зверя.

— Если бы под слоем грязи эти трещины увидеть можно было, Покрышкин недоделанный, — буркнула себе под нос Таня, кутаясь в балахон. Её пальцы непроизвольно сжали рукоятки кунай, будто это был единственный якорь в наступающем хаосе. На долю секунды зелёные кристаллы на её предплечьях отозвались смутной, почти живой пульсацией, будто встревоженное сердце.

— Не нуди, — отрезал Коля, подбирая сумку. — Степаныч в трёх кампаниях участвовал. И Австралию видел, и Судан. Даже из Китайско-Японской мясорубки выбрался.

— Угу, выбрался, — пробурчала Таня, идя следом. — А бумажный самолётик свой он оттуда же пригнал?

Николай лишь тяжело вздохнул, поправляя сумку со снаряжением, висящую на плече.

Они поднялись на борт тесного бомбардировщика, переделанного под перевозку пассажиров. Воздух внутри был спёртым и пах пылью с ароматом старого, въевшегося в металл страха, словно призраки давно забытых боёв всё ещё цеплялись за швы корпуса. Его камуфляж «Сова» был единственной роскошью в этом летающем гробу, чьи стены хранили память о давно оставшихся в истории бомбёжках.

— Ты снарягу-то проверил?  — спросила Таня, едва устроившись на жёстком сиденье, обитом потёртым кожзамом, холодным и липким от конденсата.

— Да.

— Ты не «да»-кай, а проверь ещё раз.

— Всё в порядке, «Лезвию» можно доверять. – бросил Николай, садясь рядом с сестрой.

«"Лезвию" можно доверять. Последние слова, высеченные на надгробии идиота, — пронеслось у неё в голове. Ей всегда приходилось быть мозгом операций, пока брат думал кулаками и старыми обидами.»

— Бандам никогда нельзя доверять, Коля! Греблины впарят тебе и твоей мстительной роже и декабрьский ливень, стоит им учуять деньги. А «Прометей» платит всегда.

— Хватит параноить.

— Проверь. Ещё. Раз, — отчеканила Таня, пока самолёт, на удивление бесшумный для такой развалюхи, нёсся по полосе, его корпус содрогался в конвульсиях стальной лихорадки. — Я не хочу, чтобы из-за пары гнилых проводов мне мозги посреди подвала «Сферы» поджарило. И я очень надеюсь, что твой «информатор» нас не кинул.

Где-то в глубине фюзеляжа с сухим треском оторвалась ещё одна заклёпка.

***

Москва, проспект Вернадского

30 октября 2074 года

01:01

«Приду рано, ты ещё спать будешь.»

Тишина в квартире была густой и вязкой. Её нарушал лишь навязчивый гул неоновой вывески за окном, отбрасывающей на стены синеватые, похожие на синяки, тени. Анастасия стояла на кухне, вглядываясь в записку, зажатую между пальцев. Бумага была смята, словно её сжимали в кулаке, пытаясь выжать хоть каплю утешения из этих беззаботных слов.

— Опять в «Гарпию», небось, попёрлась, — её голос прозвучал хрипло, сорвавшись в шёпот, предназначавшийся лишь призракам этой пустой квартиры. — Гнездо цифровых крыс...

Ирония, горькая и острая, как разряд с обнажённого провода, вонзилась ей в грудь. Ей до смерти не нравились эти вылазки Светы в подпольный клуб маргиналов. Но это был единственный якорь. Единственная ниточка, за которую она могла держаться, зная, где её сестра проводит ночи, пока сама Настя пыталась хоть немного остановить страну от сползания в хаос.

Она зажмурилась, прижав костяшки пальцев к векам. Под ними плясали остаточные изображения — сводки с мест терактов, отчёты о пропавших без вести, голограммы чиновников с их пустыми глазами. Ад, отлитый в форму служебных документов.

Пол ночи она просидела в своём кабинете в «Сфере», вгрызаясь в данные, пытаясь найти хоть одну зацепку, один просчёт в тактике мифического культа Астарот. И всё, чего она добилась — это ещё более глубокого погружения в трясину собственного бессилия. С чего начать поиски призрака? Как догнать ветер?

Она швырнула контейнер в микроволновку. Агрегат встретил синтетическую пищу безжизненным писком, словно робот на посту, слишком уставший, чтобы даже притвориться живым.

«Ладно, Игатова, давай по полочкам, — мысль ударила по сознанию с привычной, вымученной чёткостью. — Все взрывы произошли за пределами СОЗ. При том, что эти ублюдки из культа трубят на каждом углу, что они — её плоть и кровь.»

Настя опустилась на стул, позволив спине сгорбиться под тяжестью дня. Пластик за её спиной заныл пронзительным визгом.

«Связей с бандами нет. Отрицают. С нами — тем более, уже бы вычислили. Со складов... — она мысленно провела по бесконечным рядам арсенала «Прометея». — ...ни одной пули, ни грамма взрывчатки не ушло в песок. Всё чисто.»

Писк микроволновки прозвучал как выстрел в тихой комнате. Настя механически достала контейнер. Изнутри парило чем-то, что лишь отдалённо, на уровне трагической пародии, напоминало борщ. Она села и ткнула ложкой в багровую жижу, пытаясь отыскать в мутной глубине кусочки синт-мяса, чья текстура напоминала не то обугленные обрезки ковра, не то высушенную кожу с чьего-то старого протеза.

«Значит, спонсор. Пришлый. — Ложка звякнула о дно. — Кто-то со стороны щедро оплачивает их весёлую деятельность.»

Девушка отставила контейнер, чувствуя, как в горле поднимается ком от осознания, куда ведёт эта логическая цепочка.

«"Со стороны"...» Это словосочетание повисло в воздухе, обрастая ледяными шипами. Оно означало одно из двух: либо старые «друзья» из ООН вновь затеяли свою подковёрную возню, и взрывы — лишь прелюдия к чему-то большему. Либо... Либо это та самая тёмная, неучтённая сила, что прячется в самых глубоких, не картографированных глотках СОЗ.

А это означало лишь одно. Пришло время. Время встретиться с Кариной. Лично. Впервые с тех самых пор, когда ей было восемь, и мир ещё уместился в размеры квартиры и дороги до Голицыно-2. В те времена, когда Василий Игатов и Дмитрий Вихров ещё стояли по одну сторону баррикад.