Подарок, финал.⁠⁠

Обратите внимание на тег "жесть", пожалуйста.

За три дня и три предыдущих поста я стал богаче еще на пять с лишним сотен подписчиков. Честно говоря, это меня немного пугает. Невозможно соответствовать всем ожиданиям такого количества разных людей, как ни старайся. Поэтому я решил примерно так - пишу, как пишется, и пусть будет, как получится.

Мой отец был образцовым гандоном. Все самые отвратительные человеческие черты, или, как минимум, очень многие из них, цвели в нем буйным цветом.

Он не хотел чтоб я родился, потому что ему было нерентабельно - двумя годами раньше мама уже родила ему дочь (мою старшую сестру, она потом погибла в 11 летнем возрасте, утонула). И папуля нашел замечательный способ аборта - избивать беременную жену, ногами в живот, чтобы выкидыш спровоцировать. Специально перед этим обувался в рабочую обувь.

Вопреки всему мама меня родила, и даже вполне здорового, 52 см., 3,7 кг., патологий не выявлено.

Когда мне было полтора месяца, он в пылу пьяного гнева схватил меня за ногу и собирался разбить мне голову об угол печки, чтоб я перестал плакать. Мама в прыжке через всю комнату успела как-то перехватить меня. Но был вывих тазобедренного сустава, доктора залечили, последствий нет.

Он очень любил, вернувшись вечером домой, поучить жену уму-разуму. Придраться к чему-либо, демонстративно найти где-нибудь пыль, выразить недовольство слишком жизнерадостным выражением лица супруги, или наоборот, недостаточно приветливой ее улыбкой. Надо ли говорить, что он всегда находил то что искал.

И тогда он ее бил. В моем раннем детстве я видел, как мой отец бьет мою мать наотмашь кулаками в лицо, валяет ее пинками по земле кирзовыми своими сапожищами, тычет ей в ноги, в руки, в ягодицы - отвертками, вилками, кухонным ножом, всем что попадется под руку. Я видел, как он режет ей кожу на руках опасной бритвой. Как с размаха кидает на нее, упавшую от удара, самодельную сварную табуретку. Лет в 6-7 я окровавленными пальцами по одному вытаскивал из многочисленных порезов на маминой голове осколки бутылочного стекла - он разбил ей об голову водочную бутылку.

Я видел, как мой отец, придавив всем телом маму к полу, сверлит ей мышцу плеча ручной дрелью.

Я слышал все возможные интонации криков боли, страха, муки и ужаса.

Я не помню, чтобы я когда-либо верил в Деда Мороза, но в детстве я перед каждым новым годом загадывал желание - чтобы родители развелись, или хотя бы отец перестал приходить домой, а еще лучше, чтобы он умер.

Когда мама вынашивала мою младшую сестру (у нас разница в 8 лет), я уже своими глазами видел тот самый фирменный папин "аборт". Да, мой папа был большой затейник и шалунишка.

Не знаю чего это ей стоило, но мама еще два раза родила нормальных здоровых детей - мою сестру и моего брата.

В итоге мне исполнилось 14, и я всю эту хуйню прекратил. Оказалось, что домашний наш фюрер и герой на самом деле обычное ссыкло, даже сдачи мне дать ни разу не смог, да, собственно, и не пытался.

Но он все равно пережил мою маму на целых 4 с лишним года, гандона кусок.

Когда мне сказали что он сдох, я улыбался.

Ну а теперь попробую уже ответить на этот непростой вопрос, если получится.

С началом того самого "переходного" периода у нас с женой стартовал и новый этап отношений. Казалось бы, в чем проблема? Деньги в доме стали регулярно появляться, из долгов мы постепенно выбрались, еда в холодильнике перестала быть экзотикой, вещи какие-то стали покупаться - живи и радуйся! Уж на фоне того, что было практически только что, пару месяцев назад, это же реально воплощение мечтаний!

Но на самом деле нет.

Мы с самого начала нашей совместной жизни достаточно часто ссорились. Мы ровесники, характеры у обоих не из простых, обоюдные претензии на лидерство не позволяли нам уступить ни единого блиндажа на занятых позициях, а врожденная гордыня перечеркивала все шансы на признание хотя бы части собственной персональной вины. Мы не умели вести переговоры и не считали нужным искать компромиссы. A la guerre, comme a la guerre!

Поводом для бурной ссоры могла быть любая фигня - от брошенных в неположенном месте носков и не с того конца выдавленной пасты, до отношения к Президенту или сомнений по поводу генетики мультяшных черепашек-ниндзя.

Она кидалась в меня кастрюлями, я прятался за складками местности, бились стекла в кухонных дверях, мы орали дурниной, плескались эмоциями, мы ненавидели и любили друг друга всей душой. Мы мирились в постели, врываясь во вражеские ряды и продолжая битву в рукопашную. Умираю, но не сдаюсь! Считайте меня коммунистом! 

И это вполне устраивало обоих.

До тех пор, пока мы впервые не поссорились из-за денег. Не из-за безденежья и нужды, не из-за голода и постоянных долгов. Предмет ссоры был как раз в том, что денег в какой-то момент вдруг упало неожиданно много и тут выяснилось, что "это будут мои деньги, потому что ты мне должен". Ух ты, а я-то думал... .

А потом мы поссорились из-за "той шлюхи, на которую ты пялился".

Потом из-за того, что я пришел с работы на 20 минут позже - "трахал где-то какую-нибудь блядь", а я просто после работы выпил банку пива с коллегой, постояли-поговорили.

Ссоры стали скучными. Я должен был придумывать оправдания за грехи, которых не совершал. Я, кстати, ни разу за все 5 лет их не совершал, не было ни малейшей необходимости, мне всего хватало.

Примирения наши стали похожи на тактическую хитрость, вынужденную имитацию мира. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что мы много месяцев, почти уже год, живем как в действующей трансформаторной будке - никаких резких движений, все надо делать очень плавно, очень осторожно, и все равно нет никаких гарантий.

Время шло, тучи сгущались. А потом настал тот день.

Мы всегда старались соблюдать границы дозволенного. Во всякой ссоре, если ты не собираешься жечь за собой мосты и рушить города, даже в гневе и ярости, ты должен понимать, что некоторые слова говорить нельзя. Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах.

В тот день она их сказала - сознательно, расчетливо, зло, с каким-то даже удовольствием.

И я ее ударил.

Всё это слышал и видел наш четырехлетний сын. Он не вмешивался, не встревал, не плакал, не пытался нас разнять или встать на чью-то сторону. Но то, как он на меня посмотрел в тот момент, когда я дал пощечину его матери, мгновенно поставило меня в моих же глазах в один ряд с моим собственным отцом.

Обо многих вещах я не могу рассказывать, это слишком личное, да и не в эксклюзивной моей собственности, как вы понимаете. Я благодарен своей первой жене за пять лет настоящей любви - счастливой, болезненной, яростной, нежной, трогательной и честной. 

Мы прожили в какой-то агонии еще несколько недель после того дня. И все же расстались. Сына я увидел снова только через два года.