Плодородная земля⁠⁠

Валера стоял посреди белизны с лопатой в руках и смотрел на тело жены, распластавшееся у его ног. Кровь из пробитого затылка впиталась в снег, создавая причудливый алый узор – словно кто-то разлил клюквенный морс на скатерть. Красное на белом. Странно, но первая мысль, пришедшая Валере в голову – насколько эстетично это выглядит.

Начало февраля выдалось особенно холодным. Хутор Валеры, затерянный в глуши Вологодской области, превратился в снежный кокон, отрезанный от остального мира. До ближайшей деревни пятнадцать километров по заметённой дороге, а машина то и дело капризничала. Но ему и не нужно было никуда ехать. Всё, что ему требовалось – это выкопать яму в промёрзшей земле.

Он рубил грунт лопатой, словно топором, дробя мёрзлую корку. Каждый удар отдавался болью в плечах, но мужчина продолжал методично разбивать землю, хотя мог бы дождаться весны. Просто знал, что не выдержит ещё месяц под одной крышей с разлагающимся трупом. А весна в их краях наступает поздно.

Мозолистые руки Валеры крепко сжимали черенок, когда в голове возникали картины того, как всё началось. Трещина в их отношениях появилась два года назад, когда Анна узнала о продаже земли.

– Ты сошёл с ума? Это же наследство твоего деда! – её глаза расширились от недоверия. – Двадцать гектаров пахотной земли, и ты собираешься продать их за копейки этим столичным воротилам?

– Три миллиона – не копейки, Анна, – он старался говорить спокойно, хотя внутри всё клокотало. – Мы сможем купить квартиру в городе. Начать новую жизнь.

– Какую ещё новую жизнь? – Анна всплеснула руками. – Тебе сорок пять! Кому ты нужен в городе? Кем ты там будешь? Охранником в супермаркете? А здесь у нас хозяйство, свой дом, корова, куры…

– Я устал быть крестьянином, – прошептал Валера тогда, но она не услышала. Или не захотела услышать.

С тех пор они говорили о продаже земли каждый божий день. Мужчина пытался объяснить ей, что устал просыпаться в четыре утра, чтобы доить корову. Устал от вечной грязи под ногтями. Устал от изоляции. Ему хотелось людей, шума, движения. Хотелось вечером сходить в кино, а не слушать, как воет ветер в печной трубе.

Анна называла Валеру предателем. Говорила, что он плюет на память предков. Что без земли они – никто, и эти гектары единственное, что даст будущее их сыну, когда он вернётся из армии. Но Валера-то знал, что Митя не вернётся в эту глушь. Он сам говорил ему об этом перед отъездом, просил не говорить матери. «Она не поймёт», – сказал он, обнимая его.

Лопата вгрызалась в землю всё глубже, и с каждым ударом Валеру душила ярость. Не от того, что он убил её, а от понимания, что она сама его к этому подтолкнула. Своим упрямством, зацикленностью на земле и отказом видеть, что он гниёт здесь заживо, как эти чёртовы картофельные клубни в их подвале.

Из носа хлынула кровь – на морозе сосуды всегда становились хрупкими. Капли падали на снег, смешиваясь с потом, стекающим со лба. Валера не стал отвлекаться, чтобы остановить кровотечение. Просто продолжал рубить, представляя, что каждый удар – это ещё один день, проведённый им в этой дыре.

Когда они поженились двадцать лет назад, он был полон надежд. Анна – деревенская красавица с двумя косами и ясными глазами – казалась ему воплощением всего, о чём может мечтать мужчина. Они поселились на хуторе, доставшемся Валере от деда, и первые годы он искренне верил, что создаёт правильную жизнь. Экологически чистые продукты, свежий воздух и никакой городской суеты. Но с каждым годом изоляция грызла его всё сильнее. А потом появился интернет – окно в другой мир, и Валера понял, насколько узка его жизнь.

Анна же, казалось, с годами всё больше врастала в землю, как старое дерево. Она чувствовала себя здесь на своём месте. Она не понимала его тоски по другой жизни. «Блажь городского мальчика», – говорила она, хотя он давно уже не был ни городским, ни мальчиком.

Когда яма достигла глубины примерно в метр, Валера выбрался наружу. Тело Анны всё ещё лежало на снегу, начиная коченеть. Её лицо, повёрнутое вбок, выглядело на удивление спокойным – почти умиротворённым. Вчерашняя ярость исчезла с него бесследно.

Мужчина вспомнил её последние слова, сказанные перед тем, как чугунная сковорода обрушилась на её затылок: «Ты продашь эту землю только через мой труп».

Видимо, в этом она оказалась права.

Схватив её за ноги, Валера потащил тело к яме. Ткань домашнего халата задралась, обнажив синеватые от холода бёдра. Когда-то эти ноги обвивали его талию в моменты страсти. Теперь они казались чужими – просто куски мяса, примёрзшие к костям.

Сбросив тело в яму, он вдруг понял, что оно лежит как-то неправильно – согнувшись в неестественной позе. Это вызвало в Валере приступ странной брезгливости. Он спустился вниз и попытался выпрямить её, но окоченение уже началось. Нажав сильнее на конечности, мужчина услышал отвратительный хруст. Что-то сломалось. Возможно, запястье или предплечье. Это не имело значения.

Когда Валера выбрался из ямы, его вдруг охватило ощущение нереальности происходящего. Он смотрел на свои руки – красные от холода, с грязью под ногтями – и не мог поверить, что этими самыми руками час назад размозжил голову женщине, с которой прожил два десятилетия.

Но самым странным было отсутствие вины. Валера ничего не чувствовал, кроме желания поскорее закончить начатое и вернуться в тёплый дом.

Засыпая яму, он думал о том, как объяснит исчезновение Анны. Скажет что она поехала к сестре в Вологду. Потом – что они поссорились, и она решила остаться там насовсем. А через полгода подаст заявление о разводе. Простая история. Таких тысячи.

Утрамбовав землю, Валера набросал сверху снег, чтобы скрыть следы раскопок. Весной, когда всё растает, здесь просто будет заметно небольшое углубление, но к тому времени он уже продаст землю и уедет отсюда навсегда.

Вернувшись в дом, он первым делом растопил баню. Мужчине нужно было смыть с себя не только грязь, но и последние воспоминания о случившемся. Пока баня нагревалась, Валера занялся уборкой кухни – там, где всё произошло.

Кровь на полу уже подсохла, образовав бурые корки. Он соскребал их ножом, собирал тряпкой, а потом всё это сжёг в печи. Запах был отвратительный – словно кто-то жарил протухшее мясо. Но мужчина терпел, методично уничтожая все следы.

Когда баня нагрелась, Валера разделся и погрузился в обжигающий пар. Тело ныло от напряжения, а в голове стучала одна мысль: «Свобода». Теперь он может продать землю, может уехать, может начать новую жизнь.

Он хлестал себя берёзовым веником, словно пытаясь выбить из тела саму память о совершённом убийстве. Кожа горела, пот стекал ручьями, но внутри оставалась ледяная пустота.

Той ночью Валере не спалось. Он лежал в их кровати – теперь только его – и вслушивался в тишину дома. Раньше он всегда слышал дыхание Анны, тихое похрапывание, шорох, когда она переворачивалась с боку на бок. Теперь оставались только скрипы старого деревянного дома, потрескивание остывающих брёвен и завывание ветра.

Под утро он наконец провалился в беспокойный сон, но его разбудил странный звук – словно кто-то скребётся в дверь. Открыв глаза, он увидел, что уже рассвело. Часы показывали семь утра. Скребущий звук повторился. Мужчина подумал, что это, должно быть, соседский пёс – иногда он забредал к ним в поисках еды, хотя до ближайших соседей было около километра.

Накинув халат, Валера спустился вниз и открыл дверь. На пороге никого не было. Только следы на снегу – странные, не похожие ни на человеческие, ни на собачьи. Словно кто-то волочил что-то тяжёлое к лесу.

Он закрыл дверь, решив, что это, должно быть, какой-то зверь. Возможно, лиса или енотовидная собака. В их краях водилось много дикой живности.

Весь день Валера посвятил планированию будущего. Позвонил риэлтору, которого нашёл ещё месяц назад. Сказал, что готов продать землю. Тот обрадовался, обещал приехать, как только расчистят дорогу – через неделю или две. Валера сообщил ему, что жена уехала к родственникам и дала ему добро на сделку.

Ближе к вечеру он снова услышал скребущий звук – на этот раз со стороны подвала. Спустившись туда с фонариком, Валера не обнаружил ничего необычного. Только старые банки с соленьями, мешки с картошкой и свёклой, инструменты. Всё как всегда.

Но когда он уже собирался подниматься наверх, луч фонаря выхватил что-то странное в углу. Приблизившись, Валера увидел узкую щель между кирпичами фундамента. Раньше её точно не было. Через щель сочилась чёрная жижа – словно гной из воспалённой раны. Валера потрогал её пальцем – холодная и вязкая, она пахла сырой землёй и чем-то ещё… чем-то отвратительным.

Вернувшись на кухню, он долго отмывал руки с мылом, не в силах избавиться от ощущения, что эта дрянь въелась ему под кожу. А потом заметил, что за окном стемнело, и отражение в стекле показало не только его, но и тёмный силуэт за его спиной.

Валера резко обернулся – кухня была пуста. Конечно, пуста. Это просто игра света и тени, решил он. Нервы шалят после всего пережитого.

В тот вечер мужчина выпил почти полбутылки водки, чтобы заглушить растущую тревогу. Алкоголь подействовал, и он отключился прямо в кресле перед телевизором.

Проснулся Валера от собственного крика. Ему снилось, что он всё ещё копает яму, но земля под лопатой превращается в плоть – кровоточащую, пульсирующую. А потом из глубины ямы на него смотрели глаза Анны – живые, полные боли и ярости.

В комнате было холодно – печь почти прогорела. Он подбросил дров и заметил, что на полу что-то блестит. Наклонившись, мужчина увидел цепочку влажных следов, ведущих от входной двери к лестнице на второй этаж. Словно кто-то вошёл в дом с мокрыми ногами.

Валера схватил кочергу и медленно поднялся наверх, стараясь не скрипеть ступенями. В спальне никого не было, но постель выглядела примятой – хотя он точно помнил, что не ложился в неё. На подушке Анны виднелось тёмное пятно.

Он включил свет и увидел, что это не просто пятно, а отпечаток – словно кто-то приложил к подушке грязную, мокрую голову. В центре отпечатка поблёскивали крошечные осколки – возможно, стекла или… кости?

Сердце Валеры колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот проломит грудную клетку. Он бросился вниз, схватил ружьё и зарядил его дрожащими руками. Потом мужчина обошёл весь дом, заглядывая в каждый угол, в каждый шкаф. Никого.

Но мокрые следы никуда не делись. Они высыхали медленно, оставляя на досках тёмные разводы. Валера проследил их направление – они вели в подвал.

Спускаться туда с ружьём было неудобно, но он справился. Луч фонарика выхватывал из темноты знакомые предметы – всё те же банки, мешки, инструменты. Ничего нового… кроме щели в фундаменте. Она стала шире – теперь в неё можно было просунуть ладонь. И чёрная жижа уже не сочилась, а струилась оттуда, образуя на земляном полу подвала небольшую лужу.

Валера направил в щель свет фонаря, но увидел только темноту. Затем ему показалось, что в глубине что-то шевельнулось. Валера отпрянул, поскользнулся на влажной земле и чуть не упал. В этот момент из щели донёсся звук – не то стон, не то всхлип.

Он не помнил, как выбрался из подвала. Помнил только, что запер дверь на засов и придвинул к ней тяжёлый комод. Потом Валера сидел на кухне с ружьём на коленях до самого рассвета, прислушиваясь к каждому шороху в доме.

Утром мужчина решил, что сходит с ума от одиночества и страха разоблачения. Галлюцинации – обычное дело для человека в стрессе. Ему нужно было просто держать себя в руках до приезда риэлтора.

Валера заставил себя позавтракать, хотя кусок не лез в горло. Потом он занялся обычными делами – накормил корову, кур, наколол дров. Работа помогала ему не думать о том, что происходит в доме. Или в его голове.

Но вечером Валера снова услышал звуки из подвала – на этот раз отчётливее. Кто-то царапал дверь изнутри, скрёбся, словно пытаясь выбраться. Он включил телевизор погромче, чтобы заглушить эти звуки, но они становились всё настойчивее.

К полуночи Валера не выдержал. Схватив ружьё и фонарь, он отодвинул комод и распахнул дверь подвала. Скребущие звуки мгновенно прекратились. Он спустился по ступенькам, освещая путь дрожащим лучом фонаря.

Щель в фундаменте превратилась в дыру размером с человеческую голову. Чёрная жижа уже не струилась, а хлестала оттуда, словно кровь из перерезанной артерии, заполняя подвал тошнотворной вонью гниения.

Валера направил туда луч фонаря и закричал, увидев в глубине проёма бледное лицо Анны – с закрытыми глазами, с синеватой кожей, с запёкшейся кровью в волосах. Ее голова словно вырастала из стены, а вокруг шеи обвивались тонкие корни, пульсирующие, как вены.

Валера выстрелил, не раздумывая. Грохот в замкнутом пространстве оглушил его, заставив на мгновение потерять ориентацию. Когда зрение прояснилось, он увидел, что выстрел снёс часть стены вместе с проёмом. Теперь там зияла большая дыра, из которой вытекала не только чёрная жижа, но и что-то ещё – какие-то склизкие органические массы, похожие на внутренности.

Валера в ужасе попятился к лестнице, но поскользнулся на мокром полу и упал. Ружьё выскочило из его рук и отлетело в сторону. В этот момент из дыры высунулась рука – бледная, с раздутыми пальцами и почерневшими ногтями. Рука Анны. Она цеплялась за края пролома, словно пытаясь подтянуться.

Он заскулил от ужаса, как побитая собака, и пополз к лестнице, не в силах оторвать взгляд от этой кошмарной картины. За рукой показалось плечо, затем искривлённая шея, а потом снова лицо – но уже не человеческое. Её черты исказились, словно глина, размякшая в воде. Глаза открылись – белёсые, без зрачков. Рот растянулся в невозможно широкой улыбке, обнажая почерневшие дёсны.

– Ты продашь эту землю только через мой труп, – прохрипело существо голосом Анны, но с какими-то булькающими нотками, словно в её горле плескалась жидкость.

Мужчина закричал и бросился вверх по лестнице, захлопнув за собой дверь. Снова запер её и придвинул комод, а сверху навалил ещё кресло и стол. Потом Валера забился в угол кухни, сжимая в руках нож для разделки мяса – единственное оружие, которое смог найти.

Всю ночь он слышал, как существо из подвала бьётся в дверь. Древесина трещала, но выдерживала натиск. К утру звуки стихли, и Валера позволил себе задремать прямо на полу.

Проснулся он от ощущения влаги под собой. Открыв глаза, Валера увидел, что пол кухни покрыт слоем чёрной жижи, сочащейся между досками. Она была повсюду – поднималась из щелей, просачивалась сквозь стены, капала с потолка. Дом словно плакал этой мерзкой субстанцией.

Валера вскочил на ноги, но поскользнулся и рухнул в эту жижу. Она была тёплой – почти горячей – и пульсировала, словно живая. А потом мужчина увидел, что в ней что-то есть – какие-то твёрдые комочки, похожие на…

Валеру вырвало, когда он понял, что это – человеческие зубы. Сотни зубов, плавающих в чёрной жиже. И среди них шевелились красноватые черви – тонкие, как нити, но длинные, как змеи.

Он выбрался на крыльцо, задыхаясь от ужаса и отвращения. Февральский мороз обжёг лёгкие, но мужчина был рад этой боли – она означала реальность, нормальность.

Оглянувшись на дом, Валера увидел, как чёрная жижа сочится из-под двери, из оконных рам, даже из трубы. Весь дом словно превращался в эту пульсирующую массу.

Мужчина побежал к сараю, схватил канистру с бензином для генератора и вернулся к дому. Обливая стены, Валера чувствовал странное спокойствие – словно всегда знал, что всё закончится именно так.

Когда пламя охватило крышу, он уже сидел в старом «Москвиче», который чудом завёлся с третьей попытки. Глядя в зеркало заднего вида на пылающий дом, Валера видел в огне силуэт – женский силуэт с раскинутыми руками, словно в объятии.

Колёса буксовали в снегу, но машина всё же тронулась с места. Валера выехал на заметённую дорогу, не оглядываясь больше назад. Ему казалось, что он наконец свободен.

Но через несколько километров Валера почувствовал, что по его спине что-то ползёт. Маленькие щупальца, тонкие, как корни растений, проникали под одежду, впивались в кожу, проникали глубже – в мышцы, к костям.

Валера закричал и остановил машину. Сорвав с себя куртку, рубашку, он увидел, что его кожа покрыта тонкой сетью черных прожилок – словно корни, они расползались по телу, пульсируя в такт сердцебиению.

Он понял, что никогда не освободится от этой земли. Как и обещала Анна – он продаст ее только через ее труп. Но этот труп теперь прорастал сквозь него, превращая в часть той же почвы, от которой он так отчаянно пытался убежать.

***

Через неделю риэлтор нашел на обочине заснеженной дороги пустой «Москвич». А еще через месяц, когда новые владельцы приехали осматривать купленные гектары, они обнаружили на месте сгоревшего дома странный холм, поросший невиданными черными растениями. В центре холма торчало нечто, напоминающее человеческую фигуру – словно кто-то по плечи увяз в земле и застыл там навеки, с искажённым в беззвучном крике лицом.