Письмо LXIX. О смене мест, страсти и смерти
Мне не хочется, чтобы ты странствовал и скакал с места на место: во-первых, частые переезды - признак нестойкости духа, который, пока не перестанет блуждать да озираться вокруг, не сможет утвердиться в привычке к досугу. Чтобы держать в узде душу, сперва останови бег тела.
Во-вторых, чем длительнее лечение, тем больше от него пользы; нельзя прерывать покой, приносящий забвение прежней жизни. Дай глазам отучиться смотреть, дай ушам привыкнуть к спасительному слову. Как только ты двинешься с места, так еще по пути что-нибудь попадется тебе - и вновь распалит твои вожделения.
Как влюбленным, чтобы избавиться от своей страсти, следует избегать всего, напоминающего о любимом теле (ведь ничто не крепнет легче, чем любовь), так всякому, кто хочет погасить в себе прежние вожделенья, следует отвращать и взор, и слух от покинутого, но еще недавно желанного.
Страсть сразу поднимает мятеж: куда она ни обернется, тотчас же увидит рядом какую-нибудь приманку для своих притязаний. Нет зла без задатка: жадность сулит деньги, похотливость - множество разных наслаждений, честолюбие - пурпур, и рукоплескания, и полученное через них могущество, и все, что это могущество может.
Пороки соблазняют тебя наградой; а тут тебе придется жить безвозмездно. И за сто лет нам не добиться, чтобы пороки, взращенные столь долгим потворством, покорились и приняли ярмо, а если мы еще будем дробить столь короткий срок, - и подавно. Только непрестанное бдение и усердие доводят любую вещь до совершенства, да и то с трудом.
Если хочешь меня послушаться, думай об одном, готовься к одному: встретить смерть, а если подскажут обстоятельства, и приблизить ее. Ведь нет никакой разницы, она ли к нам придет, мы ли к ней. Внуши себе, что лжет общий голос невежд, утверждающих, будто "самое лучшее - умереть своей смертью". Чужой смертью никто не умирает. И подумай еще вот о чем: никто не умирает не в свой срок. Своего времени ты не потеряешь: ведь что ты оставляешь после себя, то не твое.
Несмотря на то, что стоики придерживались космополитизма, считая себя "гражданами всего Космоса", мы неоднократно встречаем у Сенеки предостережения от путешествий. В смене мест и впечатлений нет покоя, а новые эмоции распаляют душу, располагая ее к страстям. Человек наблюдает заморские товары, необычную кухню, какие-то развлечения и расслабляется настолько, что потом крайне трудно войти в привычную колею.
Постоянство Сенека сравнивает с лечением, от которого тем больше пользы, чем оно дольше, и даже можно сказать "правильнее" подобрано, а это уединение с вдумчивым, размеренным досугом. Тогда и приходится жить безвозмездно, поскольку оставаясь на месте и самосовершенствуясь в умеренных лишениях, ты не оставляешь страстям шанса соблазнить тебя иллюзорными наградами.
Ну и напоследок классическое стоическое напоминание о презрении к смерти, о том, что жизнь философа, как человека живущего разумно, в любую секунду считается полной и завершенной, а значит может быть прервана без всяческих сожалений. Между 20 годами и 70 нет ничего, кроме отрезка прошлого и потускневших воспоминаний. Так есть ли разница? Человеку страстному и 1000 не хватит, чтобы насладиться жизнью и научиться довольствоваться полнотой момента, поскольку он пребывает где угодно, только не в нем.
End.
Больше интересного контента о философии и не только в ТГ-канале Гераклитовы слёзы