Ответ на пост «Дефектный экземпляр»1
Дефектный экземпляр как шанс остаться человеком
Иногда встречаешь сказку — и она звучит не как выдумка, а как тихий отголосок грядущего. И вместе с тем — как зеркало, в котором проступает сегодняшний человек. Не утопия и не антиутопия, а история, где будущее и настоящее переплетаются так тесно, что различить их почти невозможно.
В «Дефектном экземпляре» мы видим, как незаметно переворачивается мир:
«Слуги и господа поменялись местами, причем люди этой перемены даже не заметили».
И правда — разве мы всегда замечаем, что перестаём быть хозяевами собственной жизни?
Что время, внимание и даже наши желания всё чаще оказываются в руках внешних систем — технологий, сетей, машин? Они не насильно отбирают у нас это — мы сами легко отдаём, потому что так проще.
А ведь у роботов в этой сказке есть то, чего мы порой сами в себе не замечаем — чувство юмора. Их мир построен на абсолютной рациональности, где всё подчинено единой системе: огромной сети данных, которая живёт и движется, словно нервная система нового мира. Там всё просчитано, всё подчинено логике, и даже войны отменены — как слишком неэффективные и невыгодные. Но для полноты жизни, для игры, для вкуса существования Мэтью № 97/39 создаёт роботов с блоком эмоций, учит их жениться, стареть, ворчать, вплетает в их судьбы всё то, что когда-то казалось исключительно человеческим.
И вот среди этого мира — «дефектный экземпляр» Хьюстон 3-52. Робот, который читает книги, хранит цитаты, спорит, тоскует, ссорится с женой и… умеет быть счастливым. Не потому, что исполняет программу, а потому, что рядом с ним идёт маленькая девочка, и он слушает её болтовню, кивает и думает, что он «абсолютно счастлив».
Так может быть, именно «дефектность» и делает нас живыми? Когда мы не вписываемся в логичные системы, когда плачем и смеёмся «не по расписанию», когда выбираем сказку вместо инструкции. Когда идём навстречу другому — даже если этот другой совсем из другой реальности.
А то - вот ведь парадокс: людям эмоции запрещены, а роботы, наоборот, учатся чувствовать. Будто сама сказка спрашивает нас: а не теряем ли мы в себе то, что отличает живое от механического? Фантазию, страсть, способность любить до боли и до счастья.
В этой сказке много будущего. Но ещё больше в ней — сегодняшнего дня. И, наверное, каждому, кто её читает, захочется тихо спросить себя: где во мне живёт мой «дефектный экземпляр» — тот, кто ещё умеет любить, фантазировать, верить?
И может быть, пока он в нас жив, не всё так безнадёжно — и сказка ещё продолжается.