Одностишия. Как самый мрачный жанр превратился в чистый стеб. И похоже, это навсегда

Эх, Вишневский, Вишневский… Знал ли ты, что недрогнувшей рукой уничтожаешь масштабное явление, которое существовало веками в неизменном виде? Все, теперь в русскоязычной поэзии его в прежнем виде не существует.

Одностишия. Как самый мрачный жанр превратился в чистый стеб. И похоже, это навсегда Литература, Поэзия, Книги, Лирика, Одностишья, Стихи, Владимир вишневский, Серебряный век, Эпитафия

А ведь как торжественно все начиналось! В 1792 году вышел седьмой номер “Московского журнала”, в котором читатель смог ознакомиться с с циклом эпитафий, составленных Николаем Карамзиным для некой скорбящей матери, потерявшей двухлетнюю дочь.

Первая эпитафия в этом цикле состояла из четырех строк, дальше шли три двустишия. а завершалось все моностихом следующего содержания: “Покойся, милый прах, до радостного утра!” Именно его, поясняет Карамзин, и утвердила страдалица.

Шесть печальных слов ознаменовали собой воцарение на русской почве классического античного моностиха. Отечественная поэзия тут же подхватила этот жанр и с тех пор стала регулярно снабжать публику новыми шедеврами.

В 1804 году граф Дмитрий Хвостов, например, напечатал в журнале эпитафию последнему польскому королю Станиславу Понятовскому: “Се на чужом брегу кормило корабля!”

Из приведенных цитат видно, что жанр моностиха сразу был снабжен максимально мрачным ореолом. Это было нечто возвышенное и депрессивное, повергающее читателя в философские раздумья.

В конце XIX веке на этом сыграл Валерий Брюсов, опубликовав самый известный с тех пор моностих русской поэзии: “О закрой свои бледные ноги”. Общая мрачная и торжественная интонация здесь сохранялась, но в содержании чудилось что-то очень фривольное. Впрочем, подкопаться никто не мог, поскольку смысл от читателя ускользал, а прояснять его Брюсов вовсе не собирался.

В Серебряном веке жанр моностиха, хоть и не пользовался особой популярностью, все-таки не исчез. И дальше он тоже периодически выныривал у разных поэтов, пока… Пока дело не дошло до Владимира Вишневского.

И вот тут понеслось.

Вишневский взял старые меха, хорошенько стряхнул с них пыль, почистил и влил новое вино. Жанр, который был ранее зарезервирован под мрачные эпитафии и философские тезисы, он превратил в экстремально короткую юмореску. По сути в анекдот.

  • Когда рука нашарит выключатель…

  • Вот и еще в одной я не ошибся…

  • Как жаль мне женщин, бросивших меня…

  • Зачем вы согласились?! Я же в шутку…

Ну и так далее, в том же духе. Успех был грандиозный. Юмор – он всегда востребован и легко завоевывает людские сердца. У Вишневского появились толпы подражателей, заполонивших все вокруг своими собственными одностишиями, сделанными по тем же лекалам. И не успели мы опомниться, как этот жанр напрочь сменил свою окраску.

Теперь невозможно написать всерьез мрачное одностишие. Даже если кто-то попробует, за ним будет чудиться некий подвох и сарказм. Черный юмор, в общем. Жанр моностиха стал накрепко увязан со стебом. И это, похоже, уже никогда не изменится.

Источник: Литинтерес