О диагностике и лечении онкозаболеваний в нашей стране, ч.3⁠⁠

Предшествующие темы:

"Прошу помощи"

О диагностике и лечении онкозаболеваний в нашей стране, ч.1

О диагностике и лечении онкозаболеваний в нашей стране, ч.2

В июле 2011 года мы с женой попали на прием к Цветаеву В.А.

Ассистирующий ему на приеме врач с ходу предложил "диагностическую гайморотомию" (фактически - тот же объем хирургического вмешательства, с которым была сделана предшестующая операция), чем не слегка так напугал супругу.

Об этом позже сделаю легкое отступление.

Цветаев В.А. потребовал пересмотра "стекол" (еще есть "блоки", а в общем все называется "препараты") с предшествующей операции.

Сам процесс выглядел примерно так:

- лечащий врач выписал справку-требование на "препараты";

- с этой справкой я направился к лечащему врачу предыдущей поликлиники (Одарченко И.Н.) и он далее с номером гистологического заключения направил меня в отделение патоморфологии (или патанотомии);

- по номеру заключения сотрудник (-ца) отделения патанотомии нашла МЕШОК с препаратами, из которого по номеру заключения и были отыскан блок и стекло.

Блок представлял собой запарафированный кусочек опухоли (цилиндрик примерно ф10х15 мм), вставленный в деревяшку с надписью номера.

Стекло - тончайший срез с этого блока, размещенный между двух стекол, подготовленный для рассмотрения под микроскопом.

С этими препаратами и направлением от Цветаева В.А. я направился обратно в онкодиспансер к заведующему отделением патоморфологии Глатко С.Б. Тот, после первого просмотра стекла под микроскопом, предложил для верификации заключения провести ИГХ-исследование (иммуногистохимическое), которое не покрывалось средствами ОМС и подлежало оплате в больничной кассе (что-то около 3 т.р.), на что я согласился.

Выдержка:

Иммуногистохимическое исследование — метод микроскопического исследования тканей, обеспечивающий наиболее специфическое выявление в них искомых веществ и основанный на обработке срезов маркированными специфическими антителами к выявляемому веществу, которое в данной ситуации служит антигеном.

По результатам ИГХ был подтвержден ранее поставленный супруге диагноз - "ангиофиброма" и запланирована операция.

Жена легла на плановую госпитализацию и была прооперирована. Само отношение к больным в отделении стационара мне понравилось - молодцы медсестры и сам заведующий отделением, которые поддерживают больных и дают им надежду.

Вечером после операции позвонил Цветаеву В.А. узнать о состоянии жены, выслушал, слегка ошалев, перечень, чего удалили в ходе операции (об этом тоже попозже в отступлении), потом неделю навещал супругу с пюрешками и кормлением ложечкой. Операция прошла более тяжело, чем предыдущая, да и объем ее был больше, были некоторые осложнения, с которыми почти справились. Чувствительность половины лица вернулась где-то через полгода.

После операции полагался сначала осмотр лечащим врачом каждый месяц, потом раз в квартал, потом раз в полгода, иногда при осмотре брался кусочек ткани на анализ от рецидива, при осмотре использовался эндоскоп (который тоже работал не всегда).

Очередной осмотр у Цветаева В.А. и томография пазух в Омском диагностическом центре в конце лета 2012 года показали, что все нормально, наличествовала в пазухе только утолщенная слизистая (до 17 мм) с кальцинатами.

Декабрь 2012 года

Я сменил место работы и упорно двигал очередной проект, находясь в командировке - перед новым годом получил сообщение от жены, что у нее снова произошло кровотечение из носа.

Снова пришло ощущение бессилия и какого-то отчаяния.

Так начался очередной рецидив и очередной этап нашей борьбы.

ВЫВОД:

ЛЮБОЕ отклонение от нормы (например - та самая утолщенная слизистая)или невозможность провести осмотр (из-за неисправного эндоскопа) в послеоперационном наблюдении является основанием насторожиться и повторить через 2-4 недели обследования. НЕ СИДЕТЬ и НЕ УСПОКАИВАТЬ себя. Совсем. Хотя очень хочется.

Дать бы себе тогдашнему пинка под задницу, да жаль, что история не знает сослагательного наклонения.

О чем вообще хочется сказать отдельно - я считаю, что оперирующие врачи такого уровня не должны разгребать такой ворох бумажной документации и нервничать из-за перегруза инструкциями, отчетностями и требованиями.

Менее всего мне бы хотелось, чтобы человеку, который будет меня резать:

- выносили мозг "вот прям щас" отчетами о загрузке койко-мест;

- портили нервы штрафами (депремированиями) за недозагрузку отделения, которая оценивается очередью на госпитализацию, чем больше - тем лучше, - я, когда о таком первый раз узнал, долго пытался осмыслить, почему нашей ОМС не нужны свободные койки в отделениях, свидетельствующие о том, что всегда можно принять экстренного больного и быстро его пролечить;

- требованиями о профилактике заболеваний и т.д. и т.п.

Такие врачи должны заниматься тем, что умеют делать хорошо - оперировать, осваивать и развивать новые подходы и методы в лечении болезней, повышать свою квалификацию и готовить свою смену, и да - при всем при этом получать за все это более чем достойное вознаграждение.

А бумажную работу оставьте клеркам, методистам и статистам.

И еще - хирург должен идти на операцию, зная, что администрация его поддерживает и защищает от немотивированных жалоб (не взялся за конкретно этого некурабельного пациента, не так посмотрел на другого, не поставил в очередь вперед всех третьего, затребовал какие-то немыслимые с точки зрения пациента анализы и обследования, сказал об отсутствии медикаментов и пр.), а не ищет повода прикрыть свою задницу от жалобы в минздрав, "сливая" врача, ибо проще оштрафовать его и отчитаться в минздраве или страховой, чем что-то доказывать.

Коротко - рабочий день Цветаева В.А. с моего наблюдения выглядел так:

придя в хирургическое отделение после обеда и ожидая его, наблюдал выкаченную на коляске из малой операционной (манипуляционной?) девушку с перекошенными шеей и лицом (сейчас понимаю, что ей вырезали лимфоузел для анализа), тут как раз кто-то из медсестричек оговорился, что с утра наш врач делает "сложные" операции, а сейчас закончит с "маленькими" и займется пациентами.

После этого он обходил своих пациентов и принимал таких как мы, а вечером заполнял весь ворох бумажной отчетности.

Работать в таких условиях от 8 до 20 (а он реально часто уходил с работы в 9-ом часу вечера) каждый день никому не пожелаю, особенно если от тебя напрямую зависят жизни пациентов.

Меня вот реально бомбит от того, как сложившаяся система мешает работать людям, посвятившим себя такой работе.

Отступление:

У врачей есть профессиональная деформация.

Вмешательство, которое кажется вам большим и страшным, для многих из них - рутинная и регулярная работа. Здесь просто работают разные критерии восприятия. Это надо принять.