Моя Эйфория⁠⁠

Это самая охуенная и самая безумная история, которую я только мог себе вообразить.

Эта история перевернула всю мою Вселенную, сломала все мои убеждения и вывернула лентой Мебиуса все мои представления о жизни.

Эта история про две любови и две войны, про надежду на мир и безнадежность Мира, про интеллект человека и глупость человечества.

Все что я хочу - это быть с ней. Но чтобы нам воссоединиться, мне нужно снова сделать Россию Великой, или решить палестино-израильский конфликт, приведя два народа к миру.

Эта женщина стоит того и другого разом. Ради нее мне, видимо, необходимо захватить Мир. Тогда время начать искать себе сообщников, потому что в одиночку такое не делается.

Быть может среди вас есть те, кто захочет ко мне присоединится? Я понятия не имею чем это всё закончится. Но я расскажу вам, как это все началось.

Ее зовут то-ли Люся, то-ли Лида. До неприличия просто, в сравнении с той сложностью, которая скрывается за этим звучанием. Но я вовсе не уверен, что знаю ее настоящее имя. Я зову ее моя Эйфория или просто Пори, с ударением на первый слог. Изначально, вроде как Фори, но в иврите, стоящая в начале слова Фэй, читается как Пэй. Поэтому Пори.

Все происходящее кажется столь нереальным, что меня постоянно преследует страх, а не приснилось ли мне это все? Что если я не получал никакого сообщения от незнакомки в тот вечер? Что если в мой дом попала ракета? Что если я умер? Или сейчас меня разбудит реаниматолог и сообщит, что я провел в коме три месяца, врачи отчаянно боролись за мою жизнь, и, наконец, им удалось меня стабилизировать…

Если рассказать, никто не поверит. Чтобы найти ее, я не ходил за сто морей, не сражался с пиратами на дальних берегах и не освобождал ее из башни дракона. Палец о палец не ударил, я даже не ждал ее у окошка, потому что давно уже в этой жизни ничего не ждал.

Она сама меня нашла. Русский офицер, к тому же в столь молодом возрасте с целым созвездием на погонах. Космическая интеллектуалка и умопомрачительная сексапильная красотка, а вернее потаенная порно-мечта с пирсингом в сосках, от которой у меня перехватывает дыхание, а пульс срывается с цепи.

Я не переоценивал бы шансы обратить на себя ее внимание даже для Джеймса Бонда. Понятия не имею, кого она представляла в своей голове, но постучалась она не к Бонду, а именно ко мне - старому обшарпанному наркоману, давно переставшему за собой следить, употребляющему ежедневно более трех видов тяжёлых наркотиков перекрестно.

То что она обнаружила меня дома, а не в канаве - лишь следствие моей слабохарактерности и неспособности стойко переносить непогоду, тяготы и лишения в этой самой канаве. Я прикидывал траекторию своего жизненного пути так, чтобы кривая моего здоровья и тихая смерть на съемной хате не разошлись по шкале времени с последними выплатами от моего бывшего работодателя.

Для меня вовсю шел обратный отсчет, я уже спустил курок, и пуля с ускорением уже летела к моей голове. В тот момент я меньше всего ожидал, что со словами: “не время умирать”, в мою дверь может постучать самая веская на свете причина чтобы жить.

Я погнал ее от себя взашей отборным матом, чтобы не занималась херней, пытаясь вынуть из канавы полумертвого наркомана, а нашла себе нормального мужика. Но она не позволила мне закрыть перед ней дверь и с таким напором потребовала не решать за нее, что я вынужден был поставить ей условие: она должна предельно внимательно рассмотреть, с кем собирается влезть в очень непростые отношения.

Я вывалил перед ней все свои скелеты из всех шкафов, провел по самым потаенным и темным закоулкам своей души. Я даже вручил ей собственноручно пароль от своего гугл-аккаунта, чтобы она пролистала историю моего браузера и обязательно не поленились пройти по каждой порноссылке, в полной мере осознав степень моего душевного уродства.

Единственное, что она уточнила, это не обнаружит ли она там детского порно. Я сообщил ей, что единственная мерзость, которую она там не обнаружит, это детское порно.

Такая трогательная, переживала за настрелянный в Газе мирняк, а на мой вопрос: переживала ли она также за мирных жителей в Буче и Ирпене, разрыдалась и стала кричать, что отдала бы жизнь, если бы это могло хоть кого-то спасти. Я был уверен, что такие офицеры давно вымерли в нынешней России как мамонты.

Очень деловая, взвешенная и вечно серьезная… Человек системы, рыцарь плаща и кинжала, умеющий играть по негласным общественным правилам. С любого ракурса она не выглядела и не проявляла себя ни ебнутой, ни буйной. Тем более ебнутой настолько, чтобы так безрассудно, так глупо вляпаться в меня. Весь бунт против общественной морали, который она позволила себе за всю свою жизнь, это пирсинг сделанный в подростковом возрасте и пара неприметных татуировок.

Я же вечный одиночка и маргинал, а теперь уже угасающий персонаж средневекового цирка уродов. Еще не мертвый, но уже не живой, вовсю охваченный процессом разложения… Я давно пересек черту, когда моя девиантность еще выглядела просто придурью. Был уверен, что ее просто стошнит, если дать ей заглянуть в мою душу.

Но она… она увидела все и…

1. Лучшая катастрофа в моей жизни.

1.1 Утро Апокалипсиса.

7 октября на рассвете, в результате скоординированной распределенной атаки, боевики Хамас сумели прорвать выстраиваемый десятилетиями периметр безопасности вокруг сектора Газы. Израиль был застигнут врасплох. Ни армия обороны, ни специальные службы оказались абсолютно не готовы к нападению. Самое масштабное, кровавое и жестокое вторжение в истории страны началось ранним утром с первыми лучами солнца.

Около полудня меня разбудила сирена воздушной тревоги. “War never changes”, думал очередной спорадический обстрел - я давно перестал обращать внимание на подобную хуету. Сирена не вызвала во мне никаких эмоций, и я просто повернулся на другой бок. Бомбоубежище было за стенкой. Если накинуть халат на голое тело, выйти на улицу и из двери в дверь зайти в защищенную комнату - на это, если не торопясь, ушло бы секунд двадцать не больше. У меня и мысли даже такой не возникло.

Когда сирена разбудила меня в третий раз, это начало раздражать. Я выругался, отправив в ответ залп ментальных самотыков и Хамасу и правительству Израиля: “Снова эти долбоебы не могут поделить рис!” Стянул одеяло с ног и, укрыв им голову, продрых в тишине еще несколько часов. Окончательно проснулся я только к пяти вечера.

Мои пробуждения за последний год превратились в тягостный и болезненный процесс. Чтобы прийти в себя, мне требовалось больше часа, а скорее полтора. Утро всегда начиналось с того, что я заваривал горячий чай и обычно кидал две таблетки “Аттента” в чашку, одновременно закуривая первую сигарету. Таблетосы приходилось довольно долго и усердно размешивать, пока они полностью растворятся в горячем напитке. В таком виде скорость их всасывания выше, да и биодоступность тоже.

Телефон уже несколько раз сигнализировал мне о полученных сообщениях, но я просто продолжал его игнорировать, пока наконец он не зазвонил. Наверняка я проигнорировал бы и звонок, но вытерпеть Führe Mich Rammstein даже полминуты в том состоянии казалось чрезмерной пыткой.

Я все еще был вялый и заторможенный, сознание представляло собой нескладный поток из беспорядочных мыслей, обрывков чувств и тяжелых телесных ощущений на фоне общей слабости. Я по-прежнему был слишком разобран, но взглянул на экран. Звонил Дизо, пожалуй, мой последний и самый близкий друг. Мы не виделись с момента моего отъезда из Питера более пяти лет, но созванивались часто. С началом мобилизации он также съебался из России и все это время жил в Грузии в Тбилиси.

Вначале я хотел было отклонить звонок, но, поколебавшись, все же ответил. Мои родители в этот самый момент были в Грузии на свадьбе друзей. Я поднял трубку, ожидая подробностей о том, удалось ли ему с ними пересечься. Но он возбужденно принялся расспрашивать меня о том, что за пиздец происходит и нёс какую-то ерунду про войну.

Обсуждать новости мордора, политику, войну и жизнь на Марсе я был в это время еще не готов, поэтому извинился, ответил, что я знать не знаю ни про какую войну, но, закурив сигарету, с недоверием все же выглянул за дверь. На моей улице все было как всегда. Та же трава на газоне, та же чудная зелень небольшого сквера возле дома и солнце, которое светило на небе точно также, как и вчера. Было тихо и безлюдно, сирен слышно не было. Я подумал, что он снова, накуренный, пересмотрел какой-то ебанины в телеграмм-каналах, поэтому сказал, что перезвоню и повесил трубку.

Не успел я положить телефон на стол, как он завибрировал очередным сообщением. Моя старинная подруга, первая школьная любовь справлялась, не пострадал ли я. Подобными сообщениями были завалены все мои мессенджеры. Мне написали люди, с которыми я уже давно не поддерживал связь. Все это выглядело очень странно. Я открыл телефон и начал скролить ленту новостей.

От видосов в телеграм-каналах меня сразу же стало выворачивать и тошнить.

Видео чудовищных расправ над девчонками, расстрелов детей, издевательств над беременными женщинами, добиванием стариков уже заполонили арабские телеграмм-каналы, а ракетные обстрелы невиданной интенсивности накрыли весь юг и центр Израиля.

Растерянность, которая читалась на лицах всех без исключения чиновников и военных, выступавших после непозволительно долгой паузы с заявлениями теперь каждый час еще больше усиливала ощущение нереальности происходящего. Солнце уже садилось, день целиком остался за страхом и ужасом. Никто, включая меня, премьер министра Израиля и руководства Хамас, еще не понимал масштаба происходящего.

Израиль и Газа погружались в катастрофу библейского размаха. Врата ада разверзлись над нашими головами, и кровь хлынула с небес на землю как тропический ливень. Многие из выживших в резне на юге страны, завидовали мертвым. Особенно те, чьи дети были убиты на их глазах или похищены и угнаны в Газу.

1.2 Незнакомка.

Тем вечером ко мне постучали все мои бывшие женщины и некогда близкие друзья, чтобы справиться все ли у меня в порядке. Я планировал переезд на юг, в Ашкелон еще неделю назад. По идее, к седьмому числу я уже должен был перевести все вещи на новое место, но мне задержали положенные выплаты, и я все еще околачивал груши по старому адресу в Герцлии. Весь вечер мои мессенджеры звенели каждые пять минут, я отписывался буквально на автомате всем, что в порядке и никто из моих не пострадал. Всех значимых для меня людей я уже оповестил, о том, что жив-здоров, и мой телефон к тому моменту изрядно стал меня раздражать. Я подумал перевести его в беззвучный режим и переместиться к ноуту, чтобы продолжить чтение новостей в тишине уже с него. Но прежде чем пересесть к лептопу закурил и в этот момент смартфон снова завибрировал. Теперь это было сообщение в telegram от незнакомки. Часы показывали 21:19. Вряд ли даже атомная бомба, сброшенная на Израиль, изменила бы мою реальность больше чем ее короткое сообщение: “Здравствуй. Ты в порядке?”.

Как выяснилось, она стучалась ко мне уже в третий раз, твердо решив, что он же последний. Первый раз она писала мне вконтакте, но я удалил свой профиль в vk после начала СВО, не просмотрев сообщения. Второе послание от 17 июля висело в фейсбуке так и неоткрытым. Я просто не обратил на него внимания и сейчас она написала мне в телегу напрямую.

Не поинтересовавшись тем, кто она такая, на автомате написал привычное: “В порядке”. И в ответ сразу получил вопрос: “Что думаешь?”

Ее по видимому интересовали мои дальнейшие планы, она задала мне конкретный вопрос о том, что я думаю делать прямо сейчас. Но намерений что-либо делать или предпринимать у меня не было. И тут трудно сказать, почему даже не уточнил с кем я собственно общаюсь, а ответил ей длиннющей простыней, пустившись в рассуждения, о том как сильно обосрались все специальные службы Израиля, о том, что на то запредельное насилие и варварство, которое учинили арабы, Израиль, очнувшись от шока, ответит предельным зверством и жестокостью, обрушив на Газу слепую не избирательную ярость. “Темные времена. Жалко нас, жалко их, жалко будущее.” -  закончил я свою бессмысленную телегу.

Чтобы объяснить, почему я так написал, мне пришлось бы погрузить вас в контекст происходящих последнее время в Израиле событий, связанных с массовыми протестами вокруг судебной реформы. И это был бы очень долгий разговор. Подобная же откровенность с незнакомым человеком выглядела неуместно и глупо, но сообщение, которое я получил в ответ, было еще более неожиданным: “Я могу тебе предложить помощь в немедленной эвакуации?”

Сказать, что ее сообщение озадачило меня - ничего не сказать. Я не строил каких либо догадок о том, от кого этот запрос. Но интуитивно подозревал кого-то из бывших коллег или знакомых, вплоть до одноклассниц, с которыми давно утратил связь. Но подобный месседж был невозможен ни от одного человека, с которым я когда либо пересекался. И тут я задал давно назревший вопрос: “Кто ты такая?”

Прошла целая вечность. Я видел, что она набирала текст сообщения, но интрига слишком затянулась, пока наконец, от нее не пришел длиннющий ответ.

Она сбивчиво и путано с множеством лишних подробностей описывала то, как однажды в рамках самообразования и совершенствования своих служебных скилов наткнулась на мою статью о механизмах внимания. И будто бы моя работа произвела революцию в ее голове. Описала, как по всему интернету разыскала и прочла все мои публикации, посвященные феномену внимания, ознакомилась со всеми исследованиями, которые я делал и даже отыскала на одном из профильных ресурсов мой цикл статей, посвященный особенностям внимания диссоциальных психопатов, который я так и не закончил, бросив на середине.

Все это было более чем странным и никак не отвечало на вопрос о том, кто она такая, и что ей от меня надо, на что я ей сразу указал.

Вместо прямого ответа, я снова получил длиннющую простыню, что мои работы о феномене внимания полностью перевернули ее жизнь, ее службу, ее карьеру, и какую-то ерунду про ключи от всех дверей. Еще, она извинялась за то, что следила за мной, и пыталась объяснить свои мотивы тем, что якобы переживала, потому что я перестал публиковаться, забросил исследования, ушел из профессии. Пояснила, что дважды делала попытку связаться со мной, но я не ответил ей ни вконтакте, ни в фейсбуке. Спрашивала, не злюсь ли на нее за то, что шпионила и предложила сейчас же созвониться в телеграмм.

Все это откровенно походило на дурную шутку, либо же представлялось какой-то страшно замороченной формой телефонного мошенничества, вроде “вам наследство” или “люблю готовить и анал, давай поженимся, пришлите денег на билет”.

В любом случае, вся ситуация виделась бесконечно далекой от всего того, что составляло последнее время мою жизнь. Я склонялся к тому, что до меня, наконец-то, добрались операторы подпольного колл-центра, хотя я не слышал ранее, чтобы мошенники заморачивались сбором такого подробного досье, перекапывая архивы научных журналов по психиатрии и когнитивистики за пятнадцать лет.

Больше всего меня насторожили ее длинные оды моим работам и все эти фразы про “революция в моей голове”, “изменили мою жизнь”, “ключи от всех дверей”... Мои публикации были не восторженным мусором на тему личностного роста, марафонов желаний или советами психолога в СПИД-инфо. Научные статьи тем более по когнитивистике никогда не совершают революций в головах и жизнях обывателей. Наука так не работает.

В тот момент я внимательно изучал ее профиль в фейсбуке. Но он был не информативный, совершенно пустой и выглядел как фейковый. Как-то, просматривая интервью Христо Грозева, я слышал, что в расследовании их команда пользовалась каким-то ботом или сервисом, который ищет и выдает то, как пользователь записан у других людей на телефоне, но никогда ничем таким не пользовался. Подумал, что неплохо бы загуглить, однако, я так долго перебирал в голове возможные варианты того, чем бы это все могло бы быть, что она не выдержав, переспросила меня, прислав еще одно сообщение: “Так что? Можем сейчас созвониться?” Поколебавшись, я ответил: “Да”. В следующую секунду комнату заполнил Führe Mich.

1.3 Вселенная говорила со мной.

Молодой женский голос с необычным звучанием и дикцией, в котором я сразу опознал родной Питерский выговор, еще больше взвинтил интригу. “Привет. Я знаю, что все это звучит странно и совершенно безумно, но…” - наш разговор начался так, как он только и мог начаться.

Ее извинения за то, что она шпионила за мной я оборвал сразу. По правде говоря, позже я еще не раз возвращался к размышлением, не являтся ли это все тухлым разводом конторских. Но откровенно говоря, сколько я не перебирал свое диссидентское прошлое, весь список моих прегрешений перед режимом выглядел просто смехотворно.

Я сам никогда не участвовал в оппозиционных акциях, не боролся активно с режимом, не выступал публично. Единственное, что можно было припомнить, так это то, что когда я жил в Питере, в моем доме всегда останавливался мой хороший друг, ученый физик-ядерщик с мировым именем, работающий в Европе. Каждый свой отпуск, он проводил на родине в России. Обычно у нас было на то, чтобы наболтаться вдоволь и обсудить все главные события за год, от первого полета Falcon Heavy, до достижений команды Boston Dynamics лишь два-три дня. Все его время поглощал политический активизм, а весь отпуск был расписан по минутам.

Встречи и собрания оппозиционных кружков, публичные мероприятия, акции и интервью, я всегда поражался интенсивности и насыщенности его графика. Он не был слишком известен широкой публике и явно не входил в круг главных врагов режима, но у Питерских “э-шников” он был на карандаше. Им занимались и с каждым годом присмотр за ним был все более пристальный.

Иногда мы с супругой ходили на публичные акции и митинги, в которых он участвовал или даже сам организовывал, но больше потому, что моя бывшая жена увлекалась фотографией и часто фотографировала его активность, а я охотно таскал за ней кофры и сумки с оборудованием. Последние годы не обходилось без его задержаний.

В отличие  от других активистов его никогда не били, да вообще обращались с ним корректно. Вероятно потому, что к его персоне было повышенное внимание западных журналистов. Но пару - тройку дней по итогам этих акций он стабильно тусил в РОВД одного из центральных районов города. Тогда мы с женой привозили ему воду, какие-то вещи, встречали после оформления всех  формальностей, когда его, наконец, выпускали на свободу. Изредка он обращался с какой-то мелкой просьбой, вроде передать что-то его адвокату или завести какие вещи домой кому-то из соратников. Но мы не особо включались и погружались в его борьбу.

У нас для него всегда была отдельная спальня, теплый прием, удобное расположение в минуте ходьбы от станции метро, поэтому много лет, до самого моего развода и эмиграции, каждый свой май или июнь он жил у нас. Этим моя сопричастность к политике и ограничивалась.

Моя бывшая супруга еще долго паранойила, когда я обсуждал это с ней, доказывая, что Порка засланная “гбшная блядина”, единственная цель которой заманить меня в Россию и посадить на бутылку. Но моя жопа точно не стоила не то, что такого внимания конторы, а даже минутного телефонного звонка с Литейного. С Порюшкой, начиная с седьмого октября, мы проводили на телефоне по нескольку часов ежедневно в течение многих недель, и расходовать такое безумное количество человеко-часов ради моего ареста казалось мне совершеннейшим бредом.

Когда я прямо спрашивал ее, не имеет ли она умысла засунуть мне в задницу швабру, Порка очень злилась, и говорила, что, если я еще раз задам ей этот вопрос, то она засунет мне гантель, а я сильно отстал от модных трендов. Пришлось гуглить, почему гантель.

Моя первая жена, когда я обсуждал с ней события своей жизни, пыталась выдвинуть гипотезу, что Порюша имеет целью меня завербовать для шпионажа против Израиля. Но после этого мы оба начинали долго хохотать, потому что трудно себе представить худшего кандидата для вербовки, чем я. Даже если секретные документы разложить передо мной на столе, я все равно ничего не замечу, половину потеряю, а когда буду фотографировать, то обязательно сфотографирую не то, не так и вверх ногами.

Но экс-жена настаивала, что разведсообщество России деградировало и отупело настолько, что там просто не понимают, насколько из меня дерьмовый шпион, и подкрепляла свою догадку кейсом отравителей.

То, что вся государственная машина России отупела до какой-то совершенно невообразимой степени идиотии, спорить бессмысленно. Тем ни менее, я провел сотни часов, увлеченно болтая со своей новой знакомой, и это определенно были самые захватывающие и интеллектуальные беседы, которые мне доводилось иметь в жизни.

Строго говоря, я до сих пор не знаю, где она точно работает. В разведке, контрразведке или может ФСО. Я никогда не задаю ей вопросов, на которые ей придется неудобно молчать. Но самое главное, я в этом просто нихрена не понимаю, и мне это совершенно не интересно.

Если мы не просто пошло шутим и болтаем о сексе, то мы говорим о когнитивистике и механизмах внимания. С самого начала мы просто провалились с головой в беседы о науке.

Даже самый первый наш разговор, который случился под ракетными обстрелами поздним вечером седьмого октября, только через полтора часа смог, наконец, вырулить к той острой теме, которая и заставила ее мне позвонить.

По правде говоря, даже большинство моих коллег очень поверхностно и превратно понимали суть тех открытий, которые я сделал в своих исследованиях. Глубина понимая и увлеченность этой девчонки привела меня в такой восторг, что я заболтал и заговорил ее, с первой секунды нашего разговора, совершенно заставив забыть, что она экстренно связалась со мной сообщить о том, что само существование государства Израиль находиться под угрозой и до катастрофы немыслимого масштаба остаются считанные часы. В связи с чем я должен срочно эвакуироваться, потому что у нее ко мне еще так много вопросов об устройстве механизмов внимания, что она просто не может допустить моей гибели уже следующим днем.

To be continued…

P.S.

1. Я понимаю, что подобный объем выходит за рамки разумного, но задумав рассказать как все началось, посчитал важным дать читателю возможность проникнуть в основной сюжет этой безумной истории, от которой у меня кружится голова. Далее планирую выкладывать главы по одной.

2. Также решил завести телеграмм-канал для общения с читателями: https://t.me/MyPhory Если интерес будет, здесь тоже постараюсь отвечать.

3. И последний пункт, чтобы предупредить попытки самых светлых из людей, рассказать мне о том, какими принципами можно поступаться, а какими нет и могу ли я подавать руку, тем более сердце “убийцам в форме” и “военным преступникам”. Мои принципы не позволили мне поддержать СВО, когда она началась, и мои же принципы не заставили бы меня моргнуть глазом, если бы ради Пориньки, мне было бы нужно сбросить атомные бомбы на Киев, Москву и Тель-Авив.