Мои сны (на День военного разведчика)
На фото: гора Тотахан (отм. 1641 м.), 8 сторожевая застава, 10 км. южнее Баграма, на станции радиоперехвата: начальник ППМГ (передвижной постовой маневренной группы) старший прапорщик Виктор Рябцев и заместитель командира 6 мср ст. л-нт Александр Карцев, 1987 г.
Я не помню своих детских снов. Зато помню, что, когда я серьезно увлекся рыбалкой, передо мною встала проблема выбора – поспать лишнюю пару часов или встать пораньше. По словам бывалых рыбаков, самая крупная рыба лучше всего клевала на утренней зорьке. И я регулярно давал себе слово, что завтра обязательно проснусь часа в четыре утра и с первыми лучами солнца непременно отправлюсь на рыбалку, чтобы поймать самую крупную рыбу в своей жизни.
В четыре утра мой старый дребезжащий будильник поднимал всех покойников и сонь в ближайшей округе. Не открывая глаз, на ощупь, я выключал его. Где-то через пять минут в мою комнату заходила мама и с улыбкой спрашивала, не просплю ли я свою рыбалку?
Я отвечал, что все под контролем и «еще минутку». И снова проваливался в самый сладкий и глубокий утренний сон. А когда просыпался, идти на рыбалку уже было поздно.
Когда я начал ходить в школу, то по утрам нежился в кровати до последнего. Просто школа, в которой я учился, располагалась в двухстах метрах от моего дома. И поэтому я просыпался гораздо позже моих одноклассников - минут за пятнадцать до начала уроков. Быстро умывался, съедал свой бутерброд, выпивал чашку чая, посматривая одним глазом на окна нашего класса – и убегал в школу.
В старших классах я получил компрессионный перелом позвоночника в шейном и поясничном отделах. И хорошо помню, как ужасно было просыпаться по утрам – потому что во сне я бегал и прыгал, а наяву мог только ползать. Я просыпался в слезах и соплях от этой ужасной несправедливости. И потому очень не хотел просыпаться. И жить.
И все-таки, постепенно, шаг за шагом я начинал двигаться. Изнуряя себя тренировками и различными упражнениями, чтобы поздним вечером просто проваливаться в кровать «без задних лап» от усталости. И не видеть сны, которые дарят глупую надежду. Потому что надежду на исцеление мне могли подарить только постоянные тренировки, моя настойчивость и упорство.
К счастью, у меня получилось справиться с моим недугом. По крайней мере, тогда я так думал.
После окончания школы я поступил в военное училище. Я не помню снов, которые видел на первом курсе. Наверное, потому, что сны мне тогда не снились. Учеба, караулы, наряды, серьезная физическая подготовка приводили к тому, что проваливался в сон я быстрее, чем моя голова касалась подушки. А при утреннем подъеме становился в строй гораздо раньше, чем просыпался.
Но хорошо помню, как в первом своем курсантском отпуске я сладко уснул у себя дома. В надежде посмотреть за ночь парочку интересных, цветных снов.
Утром мама решила подшутить надо мной. И, открыв дверь в мою комнату, громко и решительно произнесла: «Рота, подъем!»
Я не знаю, откуда моя мама знала эту команду. Возможно, услышала ее в каком-то фильме? Но эффект этой команды превзошел все её ожидания.
Как угорелый я вскочил с кровати. Точнее попытался вскочить… Проход между кроватями в расположении нашей роты, находился именно с той стороны, где в нашей квартире была стена. И естественно, вместо того, чтобы оказаться в проходе я, со всей своей дури налетел на стенку.
Одновременно с этим раздался испуганный голос мамы:
- Убила!
К счастью, в этот раз все обошлось без убитых и раненых. Но красивый синяк, вполне себе героически, украшал мой лоб на протяжении двух недель моего зимнего отпуска.
После окончания училища я почти целый год провел в 197-м отдельном батальоне резерва офицерского состава (сначала в поселке Азадбаш под Ташкентом, затем в окрестностях учебного центра Келята под Ашхабадом). Это было самое лучшее время для красивых и ярких снов… о красивых девушках. Посудите сами – несколько месяцев все мы, лейтенанты, старшие лейтенанты и капитаны готовились к Афганистану.
До обеда стреляли на стрельбище из всего, что стреляло, метали гранаты, учились вождению танков, боевых машин пехоты и бронетранспортеров на горном танкодроме, занимались альпинизмом, изучали минно-подрывное дело. Иногда нас привлекали на различные войсковые учения и проверки.
И все это было подозрительно похоже еще на один, дополнительный курс военного училища. Вот только в караулы и наряды мы не ходили. И самое главное – у нас не было любимого личного состава. Никто не устраивал нам подъемов по тревоге. А потому после отбоя мы могли спать спокойно. И наслаждаться совершенно любыми снами на выбор.
В Афганистане я впервые увидел сон, похожий на кино. В этом сне были все мои родные, были мои учителя и наставники. Они разговаривали друг с другом и со мной, я им что-то отвечал. И одновременно с этим, наблюдал откуда-то сверху за врачами, которые суетились рядом с каким-то больным. Больным этим был я сам - пациентом в реанимации баграмского инфекционного госпиталя.
Лежал я там с тифом. Что-то пошло у врачей не так. Сначала я впал в кому, затем у меня остановилось сердце. И несколько минут я находился в состоянии клинической смерти. Пришел в себя только на следующий день - с новым опытом и новыми знаниями. Тогда я узнал, о чем буду жалеть в свой последний день жизни. Знание это было немного неожиданным, но очень для меня важным.
Вскоре я сбежал из госпиталя на свою сторожевую заставу. После того как я немного усовершенствовал систему огня, обстреливать нашу заставу духи стали гораздо реже. И началась размеренная и немного рутинная служба. Днем занимался различной текучкой, не менее двух раз за ночь должен был проверить посты (перед рассветом – обязательно!). Но время для сна у меня все же оставалось. Хотя его стало гораздо меньше, чем было в батальоне резерва. И спать теперь приходилось урывками…
А вот когда меня назначили исполняющим обязанности командира отдельного разведвзвода (начальника разведки 2-го мотострелкового батальона 180 мотострелкового полка), стало не до сна. Но именно тогда я научился «брать» с собой в свои сны различные трудные задачки, решить которые наяву я меня не получалось (придумать нестандартные выходы на засады, различные тактические ловушки и т.д.). И во сне я получал или находил нужные мне подсказки и ответы.
Два месяца проведения засадно-поисковых действий, участия в дивизионных операциях и в сопровождении группы спецминирования вымотали меня окончательно. Я был уверен, что скоро превращусь от постоянного недосыпа в лунатика. Но я ошибался. Потому что это были еще цветочки. Ягодки были впереди.
Через полгода, когда в засаду попал отдельный разведвзвод нашего рейдового батальона (командир разведвзвода Женя Шапко был тяжело ранен и умер, не приходя в сознание, два месяца спустя), мне довелось принять его под командование. А через две недели, в составе армейской группировки, мы уже работали под Алихейлем. Месяц, проведенный на пакистанской границе под постоянными обстрелами духов, в районе, напичканном минами и фугасами, когда моим разведчикам доставалось по самое не хочу, убедили меня в том, что я очень слабо знаю физические возможности человека по длительному нахождению без сна в экстремальных условиях. Оказалось, человек может не спать гораздо дольше, чем я думал раньше. И о чем пишут в умных книжках.
Но когда мы возвращались с операции, уже в Гардезе, меня срубил такой крепкий, мертвецкий сон, что я проспал без перерыва больше двух часов. Прямо на броне нашей БРМ-ки (боевой разведывательной машины БРМ-1к). Начальник штаба нашего полка Герой Советского Союза Руслан Султанович Аушев сказал моим разведчикам, чтобы меня не будили.
На фото: В мае 1986 года нам предстояло принять участие в армейской операции под Алихейлем. Задачи мы получали поэтапно. Сначала: совершить марш по маршруту Кабул - Гардез. Затем по маршруту: Гардез - гора Норай. На третьем этапе: от горы Норай нам предстояло прогуляться пешочком по горам к пакистанской границе и занять там оборону. Тем временем, за нашей «спиной» афганская пограничная бригада должна была оборудовать укрепрайон и перекрыть участок границы вдоль Древнего Шелкового пути… Мы тогда даже предположить не могли, что впереди нас ждет почти месяц тяжелейших боёв. В отличие от нас, наш командир полка п/п-к Прудников Виктор Федорович с самого начала имел гораздо больше информации, чем мы. А потому приказал взять на эту операцию все боевые машины нашего 1 мотострелкового (горнострелкового) батальона. В том числе и подбитую на предстоящих боевых действиях под Чарикаром БРМ-1к (башенный номер 643) отдельного разведвзвода, который я только что принял под командование. С большим трудом мы дотянули её до Алихейля (заводилась она только с «толкача» и постоянно норовила заглохнуть). А через месяц, на обратном пути, уже под Гардезом, от короткого замыкания в электропроводке она загорелась снова. Пришлось провозиться с нашей брм-кой всю ночь. На следующий день, когда мы её немного подлатали, я уснул прямо на броне. Где меня и сфотографировали мои бойцы.
После этой операции я усвоил один урок: весь мир может лететь в пропасть, но организация полноценного отдыха твоих разведчиков, механиков-водителей (водителей) и приданных саперов - основа не только успешного выполнения боевых задач, но и выполнение их без потерь.
А самая большая угроза для отдыха бойцов, как известно, это не столько большое количество самых разнообразных задач, которые приходится ежедневного решать разведчикам, ночные засады и рейды, сколько огромное количество различных «начальников» в пункте постоянной дислокации, которые больше всего на свете любят ИКД (изображать кипучую деятельность) и возмущаться, что кто-то из бойцов спит среди белого дня. Чтобы немного умерить их «боевой» пыл, пришлось «поднять» этот вопрос перед командованием. Вопрос был решен успешно. Вход в расположение нашего отдельного разведвзвода для любителей ИКД был закрыт.
Сны мне тогда не снились. Но зато тогда я научился мечтать. Когда выдавалась минутка затишья между рейдами и засадами, я мечтал, что, вернувшись в Союз, обязательно построю большой и красивый дом для своих родных и близких. И даже рисовал проекты этого дома на песке или на клочках бумаги.
На самом деле, все двадцать шесть месяцев своей службы в Афганистане, я не верил, что вернусь домой. Почему-то был уверен, что меня убьют (оба моих дедушки погибли в годы Великой Отечественной войны). Но больше смерти я почему-то боялся подорваться на противопехотной мине и остаться без ног (для войсковых разведчиков мины были настоящей бедой). Мне повезло, на мину я не наступил. А осколки снаряда прошли лишь по касательной. Хотя с палкой мне пришлось гулять потом довольно долго.
Когда я вернулся домой, то первые дни мама ходила по квартире на цыпочках, чтобы только не разбудить меня. И дать мне нормально выспаться. А я постоянно ругал её за это.
- Мам, ходи нормально!
И не мог объяснить ей, что любой шум, который она будет создавать, греметь посудой, хлопать дверьми или топать – не смогут меня разбудить. А вот крадущиеся шаги, тихий шорох – будят меня моментально.
С тех пор прошло более тридцати лет. Я снова научился спать нормально и видеть сны. Меня больше не мучают кошмары. Хотя иногда, когда сплю на спине, мне снится, что я пытаюсь кого-то догнать. Почему-то у меня это не получается. Мне кажется, что бегу я слишком медленно. И сразу просыпаюсь.
Но зато мне очень часто снится большой и красивый дом, который я обязательно построю для своих родных и близких, для своих боевых друзей и товарищей, для всех хороших людей, которые всегда были со мной рядом. Потому что это очень важно, чтобы наши мечты сбывались. Чтобы все мы жили в больших и красивых домах. Жили долго и счастливо. Ведь за это сполна заплачено жизнями наших предков, нашими кровью и потом.
Александр Карцев, http://kartsev.eu
P.S. Поздравляю всех своих друзей и товарищей с нашим профессиональным Праздником – Днем военного разведчика! Тем, кто служил – от всей души желаю крепкого здоровья, жить долго и счастливо. А тем, кто служит – всегда возвращаться живыми
Самые теплые пожелания моим ребятам из орв 1 и 2 мсб 180мсп. И тем, с кем вместе приходилось работать – 781 орб (особенно 3 рдр), рр 345 гв. опдп, 459 орСпН, 177 ооСпН и многим другим. Будем жить, ребята!
На фото: отдельный разведвзвод 2-го мсб 180 мсп на совместной операции с афганским царандоем в январе 1987 года на Панджшере. 3-й слева за пулеметом ПК, в подшлемнике - Максим Таран (погиб 15-го мая 1988 г. под Мирбачакотом); я – в центре, без головного убора; передо мною на броне лежит на броне - Роберт Русанов (в настоящее время – капитан дальнего плавания); правее - механик-водитель (в бушлате) - Игорь Лёля; за ним (в танковом шлемофоне) - наводчик-оператор Павел Рысаков; левее его, в подшлемнике - снайпер Лёша Стасюлевич; крайний справа (стоит) – заместитель командира разведвзвода сержант Саша Хливный (умер в 2007 г., инфаркт).