Менингит. Наша история
Дочке не было и года, когда она начала делать первые шаги. И примерно в это же время у нее появилось небольшое красное пятно на щеке. На прыщик не похоже, нагноения нет, ничего не болит, просто пятнышко и все. На всякий случай пошли в детскую поликлинику, к своему участковому врачу, молодой на тот момент женщине. Она посмотрела, измерила температуру (практически нормальная) и вроде бы ничего серьезного не обнаружила. Но и причина покраснения была неясной, поэтому она предложила съездить в больницу, понаблюдаться. Мы подождали прямо в поликлинике, подъехала машина медпомощи и отвезла нас в детскую больницу. Жену положили вместе с ребенком, а я поехал домой.
Несколько дней они там лежали и диагноз никак не могли поставить. К вечеру у ребенка поднималась температура, к утру становилась нормальной, больше никаких симптомов не было. Разве что ребенок очень мало и беспокойно спал. А жена спала еще меньше, у нее и кровати-то не было, только стул рядом с детской кроваткой.
Днем в палате прошел очередной консилиум, уже под руководством профессора. Выдвинули предложение, что это может быть воспаление легких, решили смотреть в эту сторону. Ночью жена чуть ли не впервые за все время заснула. Точнее, вырубилась, сидя на стуле и облокотившись о перила кроватки. Проснулась она от того, что кроватка тряслась. У ребенка начались судороги. Схватила дочку, выбежала в коридор, нашла дежурного врача или медсестру и ребенка быстро отнесли в реанимацию, которая находилась на первом этаже больницы. Там оперативно сделали пункцию спинного мозга, определили, что это менингит, сообщили, что если бы на полчаса позже принесли, то ребенка уже потеряли бы. И начались у нас тягостные дни ожидания.
Каждое утро, в определенный час, из реанимации выходил дежурный доктор и рассказывал собравшимся родителям, какое состояние у детей, которые там находились. У кого-то лучше, кому-то хуже, кому-то совсем плохо. Кому-то открытым текстом говорил, чтобы готовились к худшему. Нам он несколько дней подряд рассказывал, что пока тяжелое состояние, но вот сегодня уже получше. Дня через четыре утренний доктор сменился, новый начал с фразы, что вчера было совсем плохо, а вот сейчас чуть получше стало. И тогда стало страшно – если то, что было вчера, после нескольких дней улучшений – это совсем плохо, то что же было три дня назад?
Прошло еще несколько дней, и нам объявили, что собираются переводить ребенка из реанимации в инфекционный бокс. Бокс в виде отдельного домика ( в отелях такие называются «бунгало») находился на территории больницы, жена ложилась туда вместе с дочкой. Когда ее вынесли из реанимации, первая мысль была – ребенка перепутали, нам вынесли чужого. У нас была улыбчивая щекастая девочка, а вынесли какую-то мумию, с высохшим лицом апельсинового цвета, с забитым носом, которая молча дышала через открытый рот и ни на что не реагировала. Вообще, даже глазами. И с каменной задницей размером с кулак, черно-синего цвета, на которой виднелись следы от пятидесяти уколов.
Когда я приехал к себе в общежитие, я зарыдал впервые с тех пор, как себя помнил. В тот момент я думал, что дочка уже никогда не сможет ни ходить, ни разговаривать, так и будет лежать с этим отсутствующим выражением лица, но мне было абсолютно все равно на это – лишь бы осталась жива.
Первую неделю она так и лежала, ни на что не реагирую. Я мог видеть ее только через стекло, жестами общаясь с женой. Но потом она начала шевелиться и в один из дней, когда жена подошла к стеклу вместе с ней на руках, дочка меня увидела и узнала. До сих пор помню, как ее блуждающие глаза остановились на мне и на губах начала появляться кривая улыбка узнавания. Вот тогда я понял, что такое счастье.
Заново ходить она начала только через полгода. На учете мы стояли долго, пока она не стала подростком. Школу и институт она закончила с отличием, сейчас пишет кандидатскую.
Морали тут никакой не будет, кроме благодарности участковому терапевту, которая на свой страх и риск решила отравить нас в больницу, хотя никаких явных признаков для этого не было, и врачам реанимации русаковской больницы, которые сами сдавали кровь для ребенка и вытащили его.
