Матушка Софья: Константинополь, русские, другая Крымская война и упавшее в воду весло⁠⁠

Дивизионный генерал Хаджи Рашид-паша с немалым удовлетворением смотрел на то как британцы и его солдаты грузятся в лодки готовясь высаживаться на берег. Операция «Zafer» (Триумф) должна была пройти «бес зучка бес садоринки» так кажется говорят эти проклятые русские. И она так и пройдёт! Султан доверил ему будущее империи и Хаджи Рашид-паша не подведёт, даже несмотря на то что эти трусливые собаки французы отказались участвовать в десанте.

«Разве можно одолеть такую силищу?» – поправив золотой витый эполет на плече подумал турок. Почти восемьдесят тысяч отборных бойцов, вооружённых современными американскими винтовками и пулемётами, сметут любую преграду. К тому же сопротивляться-то почти и некому, вон даже порт Константинополя сравняли с землёй. Как только войны Блистательной Порты сметут и раздавят неорганизованные группки неверных на берегу и в городе, Османская империя воспрянет и больше ничего ни у кого просить не будет.

Хаджи Рашид-паша мечтательно прикрыл глаза представив себе, как встанет по правую руку от султана обласканный его вниманием и наградами…

* * *

Из окон Софье казалось, что она в России. Не Подмосковье конечно, но щедрый Краснодар или тёплая Астрахань. Тем не менее это была иллюзия о чём немедленно сообщал сухой, обжигающий августовский воздух Мраморного и Чёрного моря с улицы проникавший в погружённую в сумрак комнату. Русский квартал Константинополя и строился с таким расчётом, чтобы напоминать оторванным от родины россиянам о доме.

Лучи восходящего солнца играли на шпилях православных церквей и крышах двухэтажных домиков утопающих в зелени фруктовых садов. А вон кошка с котятами важно шествует по крыше… Всё как дома в Воронеже детские воспоминания о котором Софья бережно хранила до сих пор. А ведь в 1780 году центр древней столицы Византии практически выгорел после атаки екатерининских гвардейцев в треуголках с заколками в виде иконок с изображением святого апостола Андрея Первозванного. Именно русские чудо-богатыри заставили османов во главе с султаном, не разбирая дороги бежать поджав хвост в Измир. Отстроенному после боёв Стамбулу вернули старое название дабы он стал столицей Дакии – буферного государства управляемого вторым внуком императрицы Константином. Стишок даже такой был:

Константин в Константинополе

Абдул-Хамид тушит бороду в Галлиполе…

Запахнув поплотнее лежащий на плечах платок, женщина уткнулась в него носом словно пытаясь уловить запах отцовских рук. Искала того чего нет давно. Епископ Лев Кадыкейский погиб год назад. Как и подобает священнику - спасая свою паству.

Дверь в комнату скрипнула и внутрь по своему обычаю осторожно, так что ни одна досочка под ногами не скрипнула, прокралась её старая нянюшка.

- Матушка Софья, всё собрались. Тебя ждут.

Кивнув женщина спрятала за ухом выбившуюся из причёски светлую прядь волос и вздохнула.

- Полина, ну хоть ты то меня так не зови. Какая я им матушка? Тем более тебе, ты мне в детстве сопли вытирала…

Худая, но жилистая старуха только хитро прищурилась, блеснув выцветшими за десятилетия голубыми глазами.

- Людям виднее кого и как называть. Батюшка твой также говорил. Вон митрополит-то со своими подхалимами, как только иностранный флот на горизонте появился, сбежал. А Лев остался, поднял людей и встретил десант с оружием в руках. Пусть земля ему будет пухом.

Полина перекрестилась и пройдя к столику с засохшей голубой розой у окна, взяла с поверхности шашку в простых солдатских ножнах и семизарядный «Потёмкин» Олега. Брат Софьи служил поручиком погибшим в разрушенном до основания, но так и не поднявшем белый флаг Севастополе. Личные вещи его передали сестре добравшиеся до Константинополя товарищи примкнувшие к защитникам города.

При помощи старой родственницы отца как следует застегнув широкий матросский кожаный пояс с грубой, тяжёлой застёжкой на поясе, Софья вооружилась, взглянув на своё отражение в зеркале в шкафу.

Кто ж знал, что любительница вышивать бисером, примерная гимназистка и выпускница курсов по прикладной механике, собравшаяся поступать на исторический факультет Санкт-Петербургского университета имени А.М. Горчакова, сначала возглавит службу медсестёр имени святой Софии, а затем Сопротивление против иностранных оккупантов вплеснувшихся на берега Босфорского пролива.

Уничтоженные кипевшим от бессильной злобы и ненависти (в тот момент гробы с представителями английской аристократии сотнями возвращались домой) британским флотом поселения и городки на побережье, напугали людей и заставили их бежать в Россию уже третий год ведущую войну на всех фронтах против объединившейся Европы и турок. Но другие, упёртые, жаждущие справедливости и мести, остались. Как и семья Багровых – отец движимый чувством долга перед людьми и богом, она… а что она? Внезапно женщина вспомнила умирающего на хирургическом столе перед ней молоденького корнета (усики над верхней губой только-только начали пробиваться) прижимавшего руками вываливающиеся из рассечённого осколками живота внутренности.

Пора! Дотронувшись до засохшей розы пальцами и по привычке сглотнув комок в горле, Софья направилась к выходу сопровождаемая Полиной. Словно почувствовав её Корней – бывший каторжник и убийца чьих товарищей она освободила из Бешикташской тюрьмы (и не на минуту в этом не пожалела) полгода назад, с готовностью распахнул перед ней двери.

- Матушка Софья! – поклонился ей косматый, бородатый двухметровый громила со стальным блеском в глазах.

Стоящие справа и слева от крыльца офицеры Черноморского флота большая часть которого погибла на морях и океанах в безуспешных попытках противостоять объединённому англо-французско-османскому левиафану, с почтением подавали руки Софье помогая спуститься по крутым ступеням крыльца. И кого тут только не было: и мичманы, и лейтенанты, и даже два капитана 1-го ранга, которые не чванились своими званиями, а просто шли в бой. Вон Никита Семёнович до всех этих событий имел густые смешные усы как у кота и пузо что бочонок пива, а теперь гладко выбрит, подтянут, словно лет двенадцать сбросил. А то что тело всё в шрамах, да рубцах, ерунда. Говорит это мужчин только украшает. На прошлой неделе целый гарнизон французский неподалёку от Балаклавы его рота совместно с каторжниками распотрошила, те даже сигнал тревоги подать не успели.

На площади перед Софьей замерло море глаз взиравших на неё с надеждой и каким-то благоволением. Заслуженным ли? Как же так? Она всегда сторонилась внимания, а теперь оказалась в центе него.

- Матушка Софья! – неслось отовсюду, даже бряканье и лязг оружия не могли заглушить эти слова.

- Матушка, мы слушаем тебя! – с лёгким акцентом произнёс крест-накрест обвязанный пулемётными лентами приземистый, носатый брюнет Лазаридис - командир греческого полка, которому год назад она так ловко зашила пулевое ранение на шее.

- Скажи своё слово матушка!

Даже увешенные кинжалами и саблями турки-христиане, плотной многочисленной группой замершие справа, возле закрытой аптеки погибшего в первый день бомбардировки порта Михаила Ивановича Симягина – друга детства отца, согласно закивали.

Толпа загомонила и только поднятая вверх рука женщины, которая теперь уже не тряслась от нервного напряжения как раньше, угомонила её.

Софья вспомнила засохшую голубую розу на столике – подарок брата на совершеннолетие каким-то чудом вот уже двенадцать лет сохранявшую свою красоту. «Софья, а ты знала, что голубой и синий это цвет храбрости и отваги? Это подарок самой смелой девочке из всех что я знаю». Слёзы, заблестевшие в уголках глаз, дали ей силу, и слова разлетелись над площадью.

- Чего вы ждёте от меня? - люди замолчали, внимая каждому слову женщины в бордовом платье до пят и с казачьей шашкой на боку. – Напутственных слов? Одобрения? Обещания что мы победим?

Кто-то закивал, другие плотнее сжали губы и нахмурились, вспоминая о путях, приведших его на эту площадь.

- Может быть уже хватит слов?! Может быть уже пора врасти в землю корнями наших потерь?! Криками сгоревших в огне пожаров соотечественников, уничтоженных британцами и французами поселений и городков?!

Все находящиеся на площади подняли глаза на Софью и глаза их блеснули гневом и твёрдой решимостью. Щебетавшие о чём-то на крыше школы воробьи, внезапно замолчали уставившись глазами-бусинками на людей внизу.

- Сегодня не время для слёз и сожалений! О погибших близких и друзьях мы подумаем завтра, когда улицы древнего Византия обагрятся кровью противника посягнувшего на нашу землю! Землю наших предков! Нашей веры! Ту самую, что по праву мы вернули себе, а теперь обороняем здесь и сейчас! Каждый знает своё место и свой рубеж, довольно слов, возвращайтесь к своим людям и вставайте рядом с ними плечом к плечу!

Переводя дух, Софья подумала, что враг их ещё не знает, что дюжина захваченных ополченцами и матросами выжившего в Севастополе, однорукого-адмирала Владимира Алексеевича Корнилова итальянских кораблей, занимавшихся доставкой продовольствия англо-французско-турецкому флоту, переделано в брандеры, трюмы которых забиты взрывчаткой и картечью. Как только десант увязнет в улочках Константинополя, моряки сделают своё дело.

Многотысячная толпа похожая на единый организм задышала в едином ритме. Ни одно слово Софьи не пропало зря.

- Так пусть же каждый из вас услышит от меня следующее! Я обещаю вам только одно… ОНИ НЕ ПРОЙДУТ! СЛЫШИТЕ?! ОНИ НЕ ПРОЙДУТ!

Руки с обнажённым оружием, винтовками словно по команде поднялись вверх, а площадь огласилась слитными криками раз за разом дружно повторяющими слова Софьи из-за чего стая птиц, облюбовавшая гигантский раскидистый дуб на холме возле сожжённого храма А.В. Суворова, взвилась в голубое без единого облачко небо.

Весло выскользнуло из рук британского солдата и плюхнулось в воду, наперекор всему тут же принявшись тонуть, но он даже не обратил на это внимание поторопившись повернуть голову в сторону порта, как и большая часть его товарищей.

Турецкий адмирал Хаджи Рашид-паша выдернутый из розовых фантазий, также, как и большая часть замерших в лодках турецких солдат и британцев, вздрогнул услышав разлетевшийся на Константинополем слитный крик тысяч глоток русских…