Матрёшка Памяти⁠⁠

6.Матрёшка Памяти

Кирилл отвёз меня в загородный дом. Небольшой, уединённый, затерянный среди сосен. Таких тысячи в пригородах Москвы, дачи, дома отдыха, летние резиденции. Идеальное место, чтобы спрятаться.

На пороге нас встретил человек, которого я знала, как мертвеца.

Алексей выглядел иначе, отрастил бороду, похудел, в глазах появилась настороженность загнанного зверя. Но это был он. Живой, дышащий, не лежащий в гробу на Троекуровском кладбище.

Я смотрела на него, не веря своим глазам. Часть меня хотела броситься к нему, обнять, убедиться, что он настоящий. Другая часть — ударить его, причинить боль, заставить почувствовать хотя бы часть того ужаса, через который я прошла.

Я выбрала третий вариант.

— Ты псих, — первое, что я сказала ему. — Больной, чёртов психопат.

Он слабо улыбнулся.

— Рад тебя видеть, Маша.

Мы сидели на веранде. Вечерело. Солнце опускалось за сосны, окрашивая небо в оранжевые и розовые тона. Где-то вдалеке лаяла собака. Сверчки начинали свой вечерний концерт. Идеальная картина, абсолютно несовместимая с тем хаосом, который творился в моей душе.

Алексей пил чай, никакого алкоголя с тех пор, как «умер». Я курила одну сигарету за другой, хотя бросила два года назад.

— Значит, ты инсценировал собственное самоубийство, внедрил мне ложные воспоминания об убийстве, а теперь ждёшь... чего? Благодарности?

— Защиты, — ответил он просто. — NeuroCorp не из тех, кто принимает отказы. Когда я решил не продавать им технологию, они пригрозили мне. А потом прислали киллера.

— И ты решил, что лучший способ защититься — заставить меня думать, что я убила тебя? — я истерически рассмеялась. — Гениально, Лёша! Просто блестяще!

— Мне нужно было исчезнуть так, чтобы никто не искал, — сказал он, и в его голосе не было ни капли раскаяния. — Самоубийство идеальное прикрытие. Дело закрывают быстро, никто не копает слишком глубоко. А чтобы ты не выдала меня случайно, я внедрил тебе воспоминание о том, что ты причастна к моей смерти. Самозащита, ты бы никогда не рассказала полиции, что сомневаешься в моём самоубийстве.

— А те 43 записи? Зачем было показывать их моим подписчикам? — я стряхнула пепел, не попав в пепельницу. Серые хлопья разлетелись по террасе.

— Это не я, — Алексей нахмурился. — Я создал записи как страховку, но никогда бы не стал их публиковать.

— Тогда кто? — я повернулась к Кириллу, который молча сидел в стороне, наблюдая за нашей перепалкой.

Он поднял руки в защитном жесте.

— Я просто выполнял инструкции Алексея. Когда NeuroCorp начала двигаться к запуску модифицированной версии «Эмошеринга», он активировал протокол безопасности.

— NeuroCorp? — я моргнула, пытаясь понять. — Но я не продавала им технологию после твоей... инсценировки.

— Нет, — согласился Алексей. — Но они всё равно её получили. Три месяца назад они запустили собственную платформу памяти NeuroShare. Используя нашу технологию, наш код.

— Как? — я недоуменно смотрела на него. Неужели кто-то из нашей маленькой команды предал нас?

— У них был доступ к моим устройствам, — мрачно сказал Алексей. — Я недооценил их. Думал, что мои системы защищены, но они каким-то образом взломали облачное хранилище. Украли всё — чертежи, код, даже результаты тестов. И теперь продают её по всему миру.

— Для чего?

— Как ты думаешь? — он горько усмехнулся. — Идеальные допросы без пыток. Внедрение ложных воспоминаний о преступлениях. Создание идеальных шпионов, которые сами не знают, что работают на спецслужбы. — Он сделал глоток чая. — Представь себе мир, где полиция может заставить тебя "вспомнить", как ты совершал преступление, которого не было. Где политические оппоненты могут "вспомнить" свои предательства и публично в них признаться. Где твои воспоминания о вчерашнем дне могут быть перезаписаны без твоего ведома или согласия.

Я почувствовала тошноту. Это был кошмар, антиутопия, достойная Оруэлла.

— Нужно остановить их.

— Именно, — кивнул Кирилл. — Поэтому мы и активировали протокол. Единственный способ дискредитировать технологию — показать миру, насколько она опасна. И кто лучше справится с этой задачей, чем известный блогер с миллионом подписчиков?

— Так это была... демонстрация? — я сощурилась, чувствуя, как внутри закипает гнев. — Вы использовали меня? Разрушили мою репутацию, мою карьеру, заставили думать, что я убийца — всё ради вашего грандиозного плана по спасению человечества?

— Мы использовали твою платформу, — поправил Алексей с той же невыносимой самоуверенностью, которая всегда выводила меня из себя. — И да, прости за методы, но нам нужен был скандал. Нужно было показать миру, что воспоминания можно подделать. Что нельзя верить ничему, что человек «помнит».

— И теперь что? — я откинулась на спинку кресла, чувствуя смертельную усталость. — Все думают, что я убийца. Моя карьера разрушена. Рекламодатели разорвали контракты. Подписчики отписываются тысячами. Что дальше?

— Но ты можешь стать первой, кто расскажет правду, — сказал Алексей, подаваясь вперёд с неожиданным энтузиазмом. — О том, как корпорации хотят контролировать нашу память. Нашу реальность. О том, как технология, созданная для развлечения и эмпатии, превратилась в оружие.

Я смотрела на него. На его горящие глаза, на жесты, которыми он подчёркивал каждое слово. Алексей всегда был таким, одержимым идеями, готовым пожертвовать чем угодно ради "высшей цели". В том числе и другими людьми.

— Почему я должна тебе верить? — спросила я тихо. — Откуда мне знать, что это не очередная манипуляция? Что прямо сейчас ты не внедряешь мне новые ложные воспоминания?

Он помолчал.

— Никак, — наконец признал он. — В этом вся проблема с технологией, которую мы создали. Однажды поставив под сомнение реальность, невозможно вернуться к слепой вере.

Кирилл подошёл к ноутбуку, открыл какой-то файл.

— Но есть кое-что, что может помочь, — сказал он. — Алексей создал антидот. Программу, которая блокирует возможность внедрения ложных воспоминаний. Она работает как файервол для мозга.

— И ты хочешь, чтобы я её опробовала? — я усмехнулась. — Нет уж, спасибо. С меня хватит экспериментов.

— Не просто опробовала, — Алексей подался вперёд. Его глаза горели тем же фанатичным огнём, который я видела много раз, когда он рассказывал о своих идеях. — Распространила. Бесплатно. Для всех. Сделала открытым исходным кодом. Это единственный способ защитить людей от того, что готовит NeuroCorp.

Я смотрела на них двоих — на живого мертвеца и его верного помощника. В их глазах горел огонь праведной миссии. Они верили, что спасают мир.

А я? Во что верила я?

Когда-то, в самом начале, я верила в силу эмпатии. В то, что наша технология поможет людям лучше понимать друг друга, чувствовать то, что чувствуют другие. Преодолевать барьеры непонимания и предрассудков.

Но теперь... теперь я не была уверена даже в собственных воспоминаниях.

— Знаешь, что самое страшное? — сказала я. — Я до сих пор не уверена, была ли я в Париже. Эти воспоминания о рассвете над Сеной, о кафе на Монмартре, они кажутся такими реальными. А теперь ты говоришь, что они искусственные.

— Они настоящие, — тихо сказал Алексей. — Я солгал тебе тогда, в квартире. Это был тест — проверка, поверишь ли ты, что твои самые драгоценные воспоминания могут быть ложью.

— И я поверила, — я горько рассмеялась. — Что это говорит обо мне?

— Что ты мудрее, чем думаешь, — ответил он. — Ты понимаешь, насколько хрупка граница между правдой и вымыслом. Особенно теперь, когда технологии позволяют стирать эту границу одним нажатием кнопки.

Я встала, подошла к краю веранды. Солнце почти скрылось за соснами, окрашивая небо в глубокий оранжевый, как тот закат в Париже, который я помнила. Или думала, что помню.

Внизу расстилалось тихое лесное озеро. Гладкая поверхность воды отражала последние лучи солнца и силуэты деревьев. Идеальное зеркало. И такое же обманчивое.

— Я не знаю, что реально, а что нет, — сказала я, не оборачиваясь. — Я не знаю, можно ли верить моей памяти. Или вам. Или себе самой.

— В этом и суть, — сказал Кирилл. — Мы стоим на пороге мира, где память перестаёт быть надёжным свидетелем. Где история может быть переписана не в книгах, а прямо в головах людей.

Я повернулась к ним.

— И вы хотите, чтобы я стала Кассандрой этого нового мира? Кричала о грядущей катастрофе, которую никто не воспримет всерьёз?

— Люди прислушаются к тебе, — сказал Алексей. — Ты построила карьеру на том, что делилась своими настоящими эмоциями. Ты заслужила их доверие.

— А потом предала его, оказавшись «убийцей», — я покачала головой. — Красивый план.

— Идеальная метафора, — не согласился Алексей. — Ты показала им, насколько иллюзорна граница между реальностью и вымыслом. Как легко создать фальшивую версию истории и заставить в неё поверить. Как быстро люди готовы осудить и отвернуться от того, кому ещё вчера поклонялись.

Я смотрела на закат и думала о природе реальности. О матрёшке памяти — слой за слоем, воспоминание внутри воспоминания, правда внутри лжи внутри правды. О том, как легко потерять себя в этом лабиринте зеркал.

Кирилл подошёл ко мне, протянул планшет.

— Посмотри, — сказал он. — Пресс-релиз NeuroCorp. Запуск платформы NeuroShare намечен на следующую неделю. "Революция в развлечениях", "новая эра цифрового опыта", "погрузитесь в воспоминания знаменитостей и исторических личностей". Они начнут с безобидных развлечений, а закончат контролем над сознанием миллионов.

Я просмотрела документ. Всё выглядело именно так, как они говорили. NeuroCorp действительно запускала платформу памяти, почти идентичную нашей, но с более амбициозными планами — "библиотека эмоций", "реконструкция исторических событий", "терапевтические воспоминания".

Я также заметила логотип в углу страницы — матрёшка с глазом внутри. Тот самый проект, о котором говорил представитель NeuroCorp в моей... внедрённой? реальной?.. памяти.

— Допустим, я соглашусь, — сказала наконец. — Что мне делать?

Алексей улыбнулся — в первый раз искренне за весь вечер.

— То, что ты делаешь лучше всего, Маша. Рассказывать истории. Только на этот раз самую важную историю в твоей жизни.

Я достала телефон, открыла приложение для стриминга. Аудитория сократилась, теперь всего двадцать семь тысяч подписчиков, остальные отписались после скандала. Но и этого достаточно для начала.

Двадцать семь тысяч человек ждали моего возвращения. Двадцать семь тысяч пар глаз, которые увидят правду.

Или то, что я считаю правдой в этот момент.

Я нажала кнопку «Прямой эфир» и улыбнулась в камеру:

— Привет, мои дорогие. Сегодня я расскажу вам историю о матрёшке памяти. О том, как технологии научились открывать её изнутри. И о том, почему это должно пугать каждого из нас.

А где-то на периферии сознания мелькнула непрошеная мысль, а что, если и этот момент — всего лишь очередной слой матрёшки? Что, если весь этот загородный дом, живой Алексей, миссия по спасению мира — просто ещё одно внедрённое воспоминание?

Что, если я до сих пор лежу в своей квартире, подключённая к нейроинтерфейсу, переживая искусственно созданный сценарий? Или сижу в какой-нибудь тайной лаборатории NeuroCorp, пока они тестируют на мне свои новейшие разработки?

Или, может быть, я в психиатрической клинике, и все эти воспоминания — лишь плод моего воображения, попытка сбежать от реальности, которая слишком болезненна, чтобы её принять?

Правда ли всё это? Или я сижу в своей квартире, смотрю в стену и воображаю, что пишу автобиографию, чтобы успеть зафиксировать реальность до того, как её сотрут?

Я не знаю. И не уверена, что когда-нибудь узнаю.

Матрёшка открывается изнутри.

КОНЕЦ