Манакин В.Н. «В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО…»⁠⁠

Манакин В.Н., д.филол.н., проф. Запорожский национальный университет

Статья посвящена сравнительному анализу имени концепта слово в русском и

других европейских языках. Основное внимание уделено этимологии и семантическому

развитию лексических соответствий в разных языковых культурах.

Ключевые слова: контрастивная лексикология, этимология, концепт.

Язык – это  неотъемлемая часть человеческого сознания,  непосредственная

система ориентиров для выражения мыслей и чувств. Другие миры, которые

существуют естественно и которые человек сотворил искусственно для своих

потребностей,  имеют,  как  известно,  свои  языки  в  семиотическом

пространстве  («языки»  дорожных  знаков,  денег,  обрядов  …)  или  языки

описания  разных  областей  знания:  латинский  –  для  медицины,  «языки»

математики, химии, шахмат и т.д.

Сам  язык,  будучи  ценнейшим  изобретением  человека  и  Природы,

своего языка, как известно, не имеет. «Язык, в отличие от человека, лишен

языка, который бы фиксировал, ограничивал и стабилизировал его смыслы.

Тайна человека приоткрывается через язык, тайна языка безъязыка. Увидев в

языке орудие, человек начал его шлифовать и совершенствовать. Увидев, что

язык безъязык, человек стал размышлять о языке и создавать язык о языке»

[1,  8].  Каждый  языковед  знает,  что  «язык  о  языке»,  хотя  и  существует,  но

является  основным  препятствием  при  описании  языка  при  помощи  его

самого и что понятие метаязыка лингвистики реально чаще всего выглядит

как хитроумный маневр, чем «язык для языка».

Однако, если всмотреться в образ языка, который человек сотворил и

отразил в самом языке, то для нас откроется уникальный фрагмент языковой

картины мира: фрагмент подлинно наивной, в смысле наиболее естественной,

картины  мира  языка.  И,  возможно,  он  будет  ближайшим  аналогом  самого

человека, поскольку «В начале было Слово…»

.

Греческий оригинал [1] :

1 Ἐν ἀρχῇ ἦν ὁ Λόγος, καὶ ὁ Λόγος ἦν πρὸς τὸν Θεόν, καὶ Θεὸς ἦν ὁ Λόγος.

что в русской транслитерации [2] :

1 Ен архэ̃ь э̃н ъо Ло́гос, ка̀й ъо Ло́гос э̃н про̀с то̀н Тъео́н, ка̀й Тъео̀с э̃н ъо

Ло́гос.

В русском современном переводе эта строка звучит так:

1 В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.

На церковно-славянском

А В началѣ бѣ слово и слово бѣ къ Богу и Бог бѣ слово

На латыни (вульгата):

1 in principio erat Verbum et Verbum erat apud Deum et Deus erat

Verbum

Брюссельский

1 В начале времен, до сотворения мира. — Слово — Сын Божий,

второе Лицо Пресвятой Троицы.

Армянский

1 Ի սկզբանէ էր Բանն, եւ Բանն էր առ Աստուած, եւ Աստուած էր

Բանն.

еп. Кассиана

1 В начале было Слово, и Слово было с Богом, и Слово было Бог.

Короля Якова

1 In the beginning was the Word, and the Word was with God, and the

Word was God.

Французский

1 Au commencement était la Parole, et la Parole était avec Dieu, et la

Parole était Dieu.

Евангелия Лутковского

1 В начале было Слово, и Слово было с Богом, и Слово было Бог.

Перевод института Библии

1 В начале 'всего' было Слово, и Слово было с Богом, и 'Само' Оно

было Бог.

[ Ресурс: http://ru.wikipedia.org/wiki/].

До сих пор проблемным остается вопрос интерпретации приведенной

цитаты  из  Евангелия.  В  большинстве  случаев  она  трактуется  однозначно  и

соотносится со словом как важнейшей единицей языка и языком в целом. Так

ли это на самом деле? И что именно было вложено в понятие Слово на уровне

сакрального  текста?  Как  это  имя  концепта  СЛОВО  соотносится  в  разных

языках и языковых культурах? Целью данной статьи является освещение этих

и других важных вопросов.

Итак,  если  слово  было  началом  бытия,  то  показательно  именно  этот

концепт  рассмотреть  в  сравнительном  для  разных  языков  освещении,

начиная с древнегреческого его соответствия, который приведен в Евангелии.

По  утверждениям  специалистов,  имя  logos  в  послегомеровскую  эпоху

существенно изменило свое значение. Оно стало означать не только ’слово’,

но и ’идею’, ’ причину’, ’суждение’, ’определение’, ’категорию’, ’учение’, ’счет’

и др. Всего около 40 значений; см.: [3, 28-29]. Ср. также производные logikos,

logia (наука) и др.

Философское  определение  этого  имени  впервые  осуществил  Гераклит,

который  искал  в  природе  системообразующий  принцип  слово=logos,

познание  которого  равносильно  познанию  мира.  В  таком  отождествлении

языка (логоса) и познания не только известная амбивалентность слова-вещи,

но  и  замеченный  античным  мировоззрением  удивительный  божественно-

реальный изоморфизм языка и мира, как в самом строении, так и в истории

возникновения. В начале ХХ века физики, как известно, подтвердят и научно

обоснуют  всеобщий  принцип  симметрии  всего и  во  всем.  Поэтому  вполне

закономерно античные философы словесную данность сопоставляли с миром

вещей,  а  языковой  текст  именовали  тем  же  словом,  что  и  структуру

упорядоченного  космоса.  «Божественная»  речь  отражает  правильный

порядок  вещей,  отсюда  –  идентичность  понятий  и  их  наименований.

Современные  подходы  относительно  структуры  слова  на  микроуровне,

системы языка и упорядочивания всех ее подсистем доказывают изоморфизм

языка, физического и других миров (структура атома, молекулы и языковых

единиц,  фонологическая  система  и  система  химических  элементов  и  т.д.).

Пытаются  даже  обнаружить  морфологическое  подобие  молекулы  ДНК

обобщенной  модели  языкового  кода,  о  чем  мы  вкратце  уже  говорили  во

второй главе.

Истоки  системообразующего  изоморфизма,  а  значит  и  наивысшего

смысла бытия во всех его проявлениях, можно обнаружить и в приведенном

фрагменте  из  Евангелия  от  Иоанна,  прочитав  его  не  буквально:  «В  начале

было слово (искони бь слово, in pricipio erat verbum)»,  а  с  учетом  истинности

древнегреческого эквивалента и, собственно, сверхзадания этого сакрального

текста. Более адекватной интерпретация может выглядеть так: В начале была

Идея,  Мысль,  Дух  и  т.п.  [3,  29].  Ср.  диалектичность  семантики  нем.  Giest

’разум’,  ’дух’,  ’смысл’,  ’атмосфера’  и  даже  ’привидение’  (  ср.  производное

Gespenst).  Нельзя  обойти  и  древнееврейское,  то  есть  оригинальное

лексическое  соответствие  слова  -  verbum  debar,  которое  означает  не  только

слово  (logos),  но  и  ’дело’.  В  этой  полисемии  отражается  смежность

представлений  древнего  человека  о  слове,  мысли,  действии,  которые

выступали  одним  нерасчлененным  концептом.  Поэтому  специалисты-

теологи,  богословы  считают  неудачным  перевод  греч.  logos  рус.  слово.  В

теории  религии  это  особая  и  сложная  проблема.  В  своем  труде  «Летвица

Иаковля. Об аналогах» (Париж, 1929) протоиерей Сергий Булгаков отмечает,

что небо и земля сотворены «в начале», т.е. не только первоначально, но и

изначально, из или на основании единого «зиждительного миротворческого

начала  –  Премудрости  Божией  …  Слова».  Здесь  имплицитно  отвергается

какое бы то ни было возникновение Слова, но утверждается его изначальное,

то есть вечное бытие как Вечности Божей.

Сложность  и  неоднозначность  восприятия  стиха  из  Евангелия,

посвященного  Слову,  отражает  «Фауст»  И.-В.Гете.  Поэт  заставил  своего

героя  колебаться,  испытывать  творческие  муки  при  переводе  именно  этого

стиха:

Я по-немецки все Писанье

Хочу, не пожалев старанья,

Уединившись, взаперти,

Как следует перевести.

(Открывает книгу, чтобы приступить к работе.)

«В начале было Слово. » С первых строк

Загадка. Так ли понял я намек?

Ведь я так высоко не ставлю слова,

Чтоб думать, что оно всему основа!

«В начале Мысль была. » Вот перевод.

Он ближе этот стих передает.

Подумаю, однако, чтобы сразу

Не погубить работы первой фразой.

Могла ли мысль в созданье жизнь вдохнуть?

«Была в начале Сила. » Вот, в чем суть,

Но после небольшого колебанья

Я отклоняю это толкованье.

Я был опять, как вижу, с толку сбит.

«В начале было Дело» - стих гласит.

(Пер. с нем. Б.Пастернака) 

Весьма показательно, что и древнерусская параллель слова выглядит как

дьло, например, в словосочетании государево дьло или в названии типа «Дело

о патриархе Никоне» (1674 г.) и под.

Многоликое  смысловое  наполнение  концепта  ’слово’  такили  иначе

перекликается  с  философскими  определениями  сущности  вещей  и

очерчиванием границ мира, в основе чего – название, понимание наивысшего

предназначения  слова-логоса.  Показательно  в  этом  плане  семантико-

философское  учение  Л.Витгенштейна,  красной  нитью  через  которое

проходит идея о том, что «слова суть дела». Истоки такого понимания логоса

снова  же  ведут  к  античности,  напрмер,  к  трактату  «Кратил»,  который

специалисты  считают  одним  из  сложнейших  диалогов  Платона.  Сократ  в

этом  диалоге  спрашивает  Гермогена:  «А  говорить  –  не  есть  ли  одно  из

действий?». И далее: «А давать имена – не входит ли это как часть в нашу

речь?  Ведь  те,  кто  дает  имена,  так  или  иначе  говорят  какие-то  слова?  …

Следовательно,  и  давать  имена  тоже  есть  некое  действие,  коль  скоро

говорить было действие по отношению к вещам? … А скажи, то, что нужно

разрезать, нужно, как мы говорим, чем-то разрезать? … И что нужно назвать,

нужно назвать с помощью чего-то…» [4, 617-620] и т.д. Очень далекой, но

связанной  с  сущностью  процесса  наименования,  может  быть  параллель

конверсивного образования, когда, например англ. Knife может выступать и

как  ’нож’  (имя  существительное)  и  как  глагол  ’резать’  -  ’to  knife’  (’резать

ножем’). Ср. также ’(a), (to) water’ и под., где семантическое расстояние между

предметностью  и  процессуальностью  иное,  чем,  скажем,  в  славянских

языках.  Ср.  некоторые  возможные  глагольные  значения  англ.’to  water’:

’разбавлять водой’(’this milk has been watered down’), ’поить (’ to water horses’) и

даже ’промочить горло’ (’ to water one’s clay’).

В  «Кратиле»  Платона  можно  отыскать,  очевидно,  одну  из  первых  в

истории  философии  попытку  дать  ответ  на  вечный  вопрос:  почему  и  как

возникли  разные  национальные  оболочки  для  логосов-понятий?  Сократ

говорит о том, что не каждому дается возможность творить имена, а только

законодателю (a priori – Богу): «Законодатель … должен уметь воплощать в

звуках и слогах имя, причем то самое, какое в каждом случае назначено от

природы . И если не каждый законодатель воплощает имя в одних и тех же

слогах, это не должно вызывать у нас недоумение. Ведь и не всякий кузнец

воплощает одно и то же орудие в одном и том же железе…Это орудие будет

правильным,  сделает  его  кто-то  здесь  или  у  варваров.  Так?»  [4,  620-621].

Именно  из  «Кратила»  берет  начало  идея  об  орудийности  слова  и  языка  в

целом.  Для  Сократа  имя  –  образ  сущности,  который  материализуется  в

разных национальных оболочках [2,48].

Обратимся  непосредственно  к  славянским  языковым  образам  слова,

которые  также  обнаруживают  архетипную  дискретность  исходной

(первичной)  семантики  этого  концепта.  Большинство  славянских  языков

(русский, украинский, белорусский, лужицкий, чешский, словацкий) древний

инвариантный концепт слова передают с помощью лексем, которые восходят

к  псл.*slovo,  который  связан  с  и.-е.  корнем  *k’leu  со  значением  ’слышать’,

которые  есть  в  словах  рус.  слух,  слава,  слыть  и  др.  [8,  673].  Развитие

семантики  праславянского  лексического  прототипа  разширило  его

смысловое  поле  в  конкретных  славянских  языках  не  только  в

лингвистическом  (слово – ’единица языка’, ’язык, речь’ ( ср.: культура слова и

под.), но и в других направлениях: ’указ’, ’решение’ (слово – закон). Ср. лат.

’lex’,  одно  из  основных  значений  которого  ’закон’,  ’обещание’

(придерживаться  слова),  ’выражение  мысли’  (свобода  слова),  ’сказание,

испоеідь’,  ’совет,  поручение’,  ’свидетельство’и  много  других,  которые

отражены в современных и исторических словарях славянских языков (см..,

например: [6, 417–422]). Похожий спектр значений имеют и соответствия в

других  европейских  языках,  например,  англ.  word  в  значениях,  кроме

’language unit’, ’brief statement’, ’news’, ’order’ и др.. [9, 1678–1679].

Показательны другие славянские параллели к слову: с.-хорв. peч, так же,

как и ст.-сл. pьчь и глаголъ (в значении ’слово, которое произносится’), имеет

прагматическую направленность, обусловленную функционированием языка,

коммуникацией, суґгестивным предназначением слова и язика в целом. Ср. у

Пушкина -  “глаголом жечь сердца людей” или одно из значений ст.-сл. рьчь,

которое  сохраняется  и  в  современном  русском  ’обвинительная  речь’,

’обвинение’.

Лексема слово в с.-хорв. языке в основном значении – это ’буква’, хотя

фразеологически связанное значение, например, в словосочетании ’посмртно

слово’ – это ’слово, провозглашение’. Ср. также ’словити’ – ’говорить, гласить’

[5, 552].

П.  wyraz  и  белор.  выраз,  словен.  beseda,  мак.  збор,  болг.  дума  (все  в

значении  ’слово’)  являються  этимологически  разными,  но  семантически

связанными  с  базовым  концептом.  Это  своего  рода  разные  смысловые

акцентуации  единого  и  общего  представления  о  слове.Странная,  на  первый

взгляд , связь между словом и макед. збор не является такой, если принять во

внимание  что  греч.  logos  как  абстрактное  имя  происходит  от  lеgu

’собирать,говорить’[3, 29]. Его непосредственным  аналогом является  лат.

lеgо – ’собирать,читать’. Вспомним популярную современную детскую игру

“Лего-експрес”.  Слово,  таким  образом,  является  чем-то  не  только

“собранным» из звуков, слогов и т.д., а и отобранным феноменом языковой

деятельности. Отмеченная особенность семантики концепта ’logos’ привлекла

внимание  и  Мартина  Хайддегера,  который  усмотрел  в  логосе  не

разделяющую  силу,  а,  наоборот,  «со-бирающе-единящее»  начало,  которое

объединяет все признаки и раскрывает суть явления» (цит. по: [2, 50]).

Не  касаясь  п.  wyraz,  белор.  выраз и  словен.  beseda,  где  все  более-менее

прозрачно,  обратим  внимание  на  болг.  дума,которое  демонстрирует

философский  симбиоз  слова  и  мысли  и  превозносит  смысловой  ореол

концепта  ’слово’  к  наивысшему  инвариантному  пониманию,  которое

отражено  и  в  євангелейском  “В  начале  было  Слово”,  и  в  древнегреческом

logos = ’идея’, ’учение’ , и, конечно же,  в старославнском (древнеболгарском,

кстати)  сакральном  значении  слова  как  ’священного  писания’,  а  также ’разума’.

Последнее указанное значение (см. о его существовании в: [7, 187])

выводит  концепт  ’слово’  на  орбиту  ноосферы  (ср.  также  гр.  noos –  ’разум’)  в

теории В. И. Вернадского.

Таким  образом,  предложенный  этюд  о  способах  концептуализации

общего для разных языков понятия, каким является «слово», подтверждает,

как нам кажется, идею всеобщности когнитивно-семантического континуума

на уровне планетарного или Вселенского разума (ноосферы) как виртуальной

данности,  которая  растворена  в  конкретных  языковых  картинах  мира.  На

уровне  конкретной  национальной  культуры  каждый  язык  по-своему

репрезентирует семантику и способ выражения концепта в соответствии со

своим  видением,  но  с  непосредственным  или  отдаленным  сохранением

архетипных  представлений,  корни  которых  –  в  глубине  тысячелетий  и  в

вечной памяти ноосферы.