Мамуля | Анна Пашкова⁠⁠

Галина Николаевна, грузная женщина шестидесяти двух лет, стала вдруг снова маленькой беззаботной девочкой на ромашковом поле. Просыпаясь, она довольно жмурила глаза, потягивалась и улыбалась в предвкушении нового дня. Если не хотелось дойти до туалета — справляла нужду в кровать. Не было настроения одеваться — лежала голышом, дрыгала ногами. Галина Николаевна превратилась в беззащитного младенца, никому не желавшего зла. И если бы не ребёнок её, такой же младенец, только сорока трёх лет, никто бы Галине Николаевне и слова не сказал. А так, социальный работник Ниночка уж больно сильно её ругала.

Иллюстрация Ксюши Хариной

«Опять обосралась!» — орала Ниночка.

И Галина Николаевна беспокойно моргала. Что дурного она могла натворить? Крошечный комочек, сжавшийся на хлопковой дешёвой простыне свой просторной кровати. Что она, дивная малышка, могла сделать такого, чтобы на неё так кричали?

Глеба, сына Галины Николаевны, увезли сразу же. Она забыла своё имя, забыла, кто она, и не понимала, где находится, но Глеба помнила отлично. Помнила, как он родился — в 7:35 утра. Как акушерка велела ей смотреть на часы: «Когда маленькая стрелка будет там, а большая вон тут, уже закончим». Помнила его первый крик, удар по спине, жалкое мяуканье, персиковую щёку, ухо, покрытое пушком, запах младенческой головки. Помнила ручки в перетяжках, жадные глотки у груди, крохотные пальчики, с которыми она переплетала свои большие пальцы.

Он бежал к ней, сначала мяукая, а потом мыча как телёнок. Обхватывал её ноги, заглядывал в сумки, ждал подарок. И она всегда приносила: карамельку-петушка, булочку повышенной калорийности, банан: он мог жевать только мягкое. Он не говорил ни слова. Глеб обнимал маму неловко и бестолково, больше он никого не обнимал, ни к кому не был добр. Все остальные боялись Глеба — большого ребёнка, у которого нет будущего. Она его любила.

«Мамуля» — его первое и единственное слово.

Галина Николаевна пыталась устроить его в школу, но даже в коррекционной ничего не вышло. Глеб считался агрессивным: кота обнимал так, что тот задохнулся, аму, когда сердился, кусал и щипал, но она терпела, а другие не хотели и не могли. Она терпела за ручки в перетяжках, за сладкий запах его волос, за то, что он, Глеб, был ни в чём не виноват.

У неё никогда не было других мужчин, только отец Глеба, которого тот не видел с тех пор, как районный врач погладил Галину Николаевну по руке и предложил родить «здоровенького». Они вошли в кабинет врача втроём, а вышли вдвоём, хоть Глеб и Галина Николаевна этого ещё не знали. Папа исчез из их жизни раньше, чем на следующий день, — и трёх часов не прошло.

С тех пор во всём мире их осталось только двое: Глеб и его мама, которая понимала его без слов. Им не нужна была речь Глеба. Галина Николаевна знала, что он хочет пить, за секунду до жажды. Знала, что ему плохо, за миг до вздоха. В роддоме Глебу не сразу обрезали пуповину, ждали, пока она отпульсирует, но выглядело всё так, как будто её и вовсе не отрезали. Они были вдох-выдох, поэтому, когда Глеба увезли, Галина Николаевна начала умирать.

Социальный работник Ниночка, хоть и орала на шестидесятидвухлетнюю малышку, свалившуюся на её голову, Галину Николаевну очень жалела. Всю жизнь та тянула на себе великовозрастного сына-дебила, тут любая с ума сойдёт. Когда Галина Николаевна отказалась есть, а потом пить и начала высыхать как пергаментная бумага, Ниночка пригласила к ней врача. Врач развёл руками — возраст, да и как её такую обследовать? Надо бы сделать МРТ мозга, но что это даст?

Ниночка перетирала ей пакетированный куриный суп, при изготовлении которого не пострадала ни одна курица, разводила водой сухое пюре, пробовала кормить подопечную сладкими баночками детского питания, но Галина Николаевна уже почти ушла в другие миры, где питания не требовалось совсем никакого… И тогда Ниночку осенило: ей не хватает Глеба.

У Ниночки не было детей, но каким-то материнским-человеческим-женским-животным чутьём она поняла. Галине Николаевне нужен был Глеб, чтобы выжить, и Ниночка решила организовать им свидание. В интернате, куда уехал Глеб, к идее Ниночки отнеслись без энтузиазма, но обещали подумать. Ниночка зашла навестить Глеба. Он сидел на своей кровати, безвольно свесив ноги во фланелевых тапочках.

— Пока думал, что ненадолго, и мамка заберёт, играл вон там в машинку, кубики, — заговорщицким шепотом сообщила уборщица, возившая тряпкой по липкому полу. — А как понял, что всё, — просто сидит.

Глеб был похож на малыша, которого последним забирали из детского сада. Он обернулся и взгляд его скользнул по знакомому лицу, но сразу погас. Ниночка не привела маму.

Галина Николаевна же на известие о том, что Нина видела Глеба, заулыбалась.

— Он у меня умный мальчик, такой умный мальчик. Вы не смотрите, что он не говорит, он все цифры знает, наизусть помнит телефонную книгу, сотнями, тысячами считает в уме! Запишите его в первый класс? Ну, запишите? Ну, тётенька, чего вам стоит? — внезапно по-детски обиделась она.

Ниночка не теряла решимости, снова и снова набирала номер и слушала длинные гудки; на третий или четвёртый раз отвечали.

— А если на прогулке? — уточняла она.

— Да нельзя ему на прогулку — карантин. И не усмотришь за ним, он буйный.

— А если его к ней привезти? Он со мной поедет, он меня знает.

— С ума сошла? В качестве кого повезёшь? Ты ему кто? Опекун?

Помощь пришла, откуда не ждали. Она повезла Глебу его любимую книжку с картинками, которую нашла у Галины Николаевны под подушкой, а в интернат приехало телевидение.

До Ниночки долетали обрывки фраз: «…Всесторонне развитие… Сбалансированное питание… Кандидат медицинских наук…».

Ниночка метнулась к корреспондентке с острым носом и маленькими мышиными глазками.

— Тут такое дело, в общем, мать помирает… Всю жизнь тянула… Жрать уже перестала совсем.

— А это интересно, — оживилась журналистка. — Очень интересно! Мы можем сказать, что она — ветеран Чернобыльской АЭС? Или не ветеран, а как их… Она вообще какой-нибудь ветеран, эта Галина?

— Да никакой она не ветеран! — разозлилась Ниночка. — Бабка и всё. Помогите ей сына увидеть перед смертью.

— Просто бабка… — пробормотала та, с мышиными глазками.

Но Ниночке всё-таки позвонила.

— Мы его привезём с сопровождением. Надо, чтобы они обнялись и вместе прошлись за руки и чтобы она сделала вид, что по телефону с ним говорит. Типа как звонит в интернат.

— Какой «прошлись»?! — Возмутилась Ниночка. — Она серит под себя!

— А мы её подержим под ручки, — не унывала Мышиные Глазки. — Ну, как-нибудь она может пройтись? И чтоб листья сверху красиво летели… — голос её приобрел нездоровую мечтательность.

Глеба привезли утром. Ниночка с трудом уговорила Галину Николаевну умыться и одеться, но едва открылась дверь, и та услышала знакомое мычание, взгляд её потеплел. Она на секунду как будто вспомнила, кто она и где находится.

— Ой, что же я лежу? Глеб голодный, надо ему блинчики испечь. Блинчики, как у Пети Пинчикова*, он у меня любит эту книжку. Он у меня умный мальчик, умный, очень умный мальчик… Ха-ха! Пинчиков! Блинчики!

* Стихотворение Даниила Хармса «Жил на свете мальчик Петя». — Прим. авт.

Сознание ускользало от неё. Глеб взволнованно бегал по дому и вдруг присел к ней на кровать. Галину Николаевну приподняли на подушке, Глеб благодарно посмотрел на Ниночку и протянул благодушное «Мммы». Он положил голову матери на плечо, подтянул к животу колени и свернулся в той же позе, в которой, наверное, покоился в её утробе. Тепло и тихо, только волны околоплодных вод качают его, и мама поёт, а вдалеке слышится папин голос.

— Кто у нас будет? Мальчик или девочка?

— Очень умный мальчик.

«Охеренный кадр, — сказала Мышиные Глазки оператору в синем свитере, от которого пасло перегаром так, что даже стёкла в квартире запотели. — Покрупнее сними».

***

Галина Николаевна пережила Глеба всего на несколько дней. Она уже совсем никого не узнавала и не вспоминала о сыне. Мысли её устремились туда, где она сама была маленькой девочкой. Нина гладила её по сухой, холодной, шершавой руке. Перед тем, как издать последний горький вздох, Галина Николаевна обратилась к Ниночке:

— Не уходи, мамуля!

— Я здесь, я никуда не уйду, — пообещала ей Нина. — Спи, дорогая.

И она заснула так сладко, как умеют это только младенцы.

Редактор Полина Шарафутдинова

Другая современная литература: chtivo.spb.ru