Люди, что с вами такое?!⁠⁠

Почему, как ни возьми резонансную криминальную историю, какое-нить ужасное похищение и жестокое обращение,  везде жертвы, сбежав из подвалов и стен домов своих мучителей, становятся заложниками ещё и СМИ с общественностью, которые их не только ругают, но и смеют выдвигать какие-то требования, чтобы соответствовали они стереотипному образу ИСТИННОЙ жертвы насилия - были пожизненно сломлены, несчастны, эдакие терпилы, слабачки и извечные куклы для битья, святые великомученицы прям!

Взять вон ту же Наташу Кампуш, которая восемь лет провела в плену у душевнобольного в подвале гаража. На протяжении всего этого периода девушка подвергалась издевательствам, насилию и пыткам. Чудом вырвалась. А через 4 года, устав от домыслов и сплетен, решила, наконец-то, рассказать о том, как дело было, в своей книжке. Но недовольны оказались те, кто ожидал от Кампуш женского романа или страшилки в духе Эдгара По или Стивена Кинга. Язык, мол, скудный бедный… Очевидно, им хотелось бы подробностей во всех деталях. Например."В порыве грязной похоти, он срывал с меня одежду"…или "Он был в тот день, как дикий зверь"… Ну и что-нибудь такое бла-бла-бла. Как же хорошо, что это не роман, а автобиография. Да, не пафосный шедевр, который станет "кладом" мировой литературы. Зато читабельно. Написано простым доступным, языком. А главное, что автор не пытается давить на психику и вызвать к себе жалость, а нашёл в себе силы, пусть и насильственным путём, облегчить свою душу, сбросить тяжкий груз и жить спокойно дальше.

Сейчас будет немного тавтологии и чуток дешевенького пафоса:) О потерянном достоинстве рассказано с достоинством. Кстати, об ЭТОМ там ни слова. Потому книжонку некоторые забраковали. Я совершенно не ханжа, просто напиши она про сексуальное насилие "в деталях", то сказали бы, что пОшло. Как ни крути – в любом бы случае причину осудить нашли. Бытует мнение, что книжица написана ради наживы. Если и так, то что?! Хоть "компенсация". Молодость загублена, травма на всю жизнь. Сколько на публике не улыбайся… В Австрии эту улыбку не простили. Включая новости, люди надеялись увидеть заплаканную жертву. А она, ты глянь… Ещё и хорохорится. Не ругает и клянёт мучителя, на чём свет стоит. Выкупила его дом, фамилию не поменяла, даже блог вела свой...

Пару месяцев назад её готовы были опекать чуть ли не всей страной. Теперь же Кампуш – объект для травли. Не играла по "сценарию". Вот Вольфганг Приклопил, её мучитель, тот, что надо:) Злодей – ни дать, ни взять. А Кампуш?! Разве это страдалица, если не плачет?! Наташу объявили жертвой Стокгольмского синдрома. Впрочем, небезосновательно. В книге прослеживается патологическая тяга к обществу маньяка. Долго не приходит – у неё тревога… Даже старается найти в нём "человечные" черты… В общем, синдром-то есть. Почти девять лет зомбирования даром не проходят. Хотя, она его не признаёт.

Кое в чём Кампуш права. Обществу нужны идеальные преступники и жертвы. Чтобы отделять себя от оных. Согласно статистике, за каждым четвёртым фасадом дома, за каждой четвёртой дверью квартиры, живут почти такие "Приклопилы" и "Наташи". Только масштаб трагедии в разы поменьше. И зовутся они мужем и женой. Посмотрели новости – на душе полегче. Я-то ничего… Толи дело Приклопил…А после освобождения девочки Сабины Дарденн из Бельгии из подвала гаража серийного убийцы Марка Дютру? Всё в точности тоже самое случилось, как и с Кампуш. И на прогулке её как инопланетянку воспринимали, доставали просьбами дать интервью, а то вообще окружающие оказывали моральное давление на неё с требованием «вести себя, как жертва!». Им не нравился ни волевой характер девушки, ни то, что после освобождения она взяла себя в руки и своими силами пыталась оправиться от пережитого, не прибегая к помощи психотерапевта и психиатра.

The Guardian писала, что вот уже девять лет Сабина стойко противостоит давлению со всех сторон, чтобы выглядеть, говорить и вести себя, как жертва насилия: при первой же возможности после освобождения она снова села на велосипед и отправилась в школу одна. Она все еще сопротивляется жалостливым взглядам, которые она получает в своем родном городе, комментариям, письмам. Она не будет играть роль "бедной маленькой Сабины", в которую ее ввели бельгийские, а затем и мировые СМИ. Когда Дарденн, наконец, решила написать книгу о своем испытании под названием «Мне было 12 лет, я села на велосипед и поехала в школу», отчасти это было сделано для того, чтобы все от нее отстали. Она настаивает, что ничего так не хотела бы, как быть забытой. Да и то её произведение ругали и за неприемлемый стиль изложения, и за то, что она Дютру ругала последними словами, и за то, что всё слишком сухо написано. На данный момент Сабина ведет полноценную жизнь в Бельгии, где стала секретарем Государственного совета в Брюсселе.

"Это тяжело, действительно тяжело, - говорит она, - хотя сейчас все понемногу налаживается. Но на меня все равно пялятся в поезде каждое утро по дороге на работу. У меня просят автограф. Я получаю длинные, длинные письма от женщин, которые говорят, что не понимают, как я могу так себя вести, какой я, должно быть, эгоистичной в глубине души, как я недостаточно делюсь. Или от других жертв изнасилования, которые говорят, что они сочувствуют, они могут понять. Это просто приводит меня в ярость. Тут нечего понимать. Это случилось, и это конец. Меня очень раздражает, что я не могу по-настоящему выйти вечером, что каждый раз, когда меня спрашивают, как меня зовут, у дантиста или в видеомагазине, кто-то говорит: "Дарденн? Ты Сабина Дарденн?".

Как-то раз я читала зарубежную статью и про дело Фритцля, и про француженку Лидию Гуардо, которую почти тридцать лет насиловал и мучил отчим Раймонд, заставлял в роддоме детей семерых рожать, то поразилась тому, что в ней производили сравнение, какая из этих пострадавших женщин соответствует статусу жертвы насилия! После смерти отчима в 1999-м году Лидия и ее дети добились возмещения ущерба в комиссии по компенсациям жертвам преступлений (CIVI) и написала книгу о своём испытании. В отличие от неё и других узниц, 50-летняя Элизабет Фритцль живет полностью инкогнито под новым именем со своими детьми в Австрии. Она каким-то непостижимым образом получила водительские права, ее дети были возвращены в школу, и она никогда не давала интервью прессе.

Один - единственный раз её публичное выступление ограничилось плакатом на стене Амштеттена, где она и дети поблагодарили общественность за моральную поддержку. Никаких интервью, никаких недавних фотографий ее или ее детей не публикуется. Если публикуются определенные фотографии, сделанные до его похищения, они позволяют привязать факты к реальности. Самой же Гуардо хотелось, чтобы они с Элизабет Фритцль были подругами. Тогда она будет чувствовать себя менее одинокой. "Возможно, в этих деревнях есть и другие случаи, когда люди задергивают шторы". Француженка даже писала ей письмо, где перечислила имена детей и поддержала австрийку. Но, судя по всему, из-за того, что жертва Фритцля под охраной, письмо до неё так и не дошло. А представители СМИ уже составили таблицу истинной и неправильной жертвы, в которой и сравнили этих двух женщин. Так, истории Элизы и Лидии различаются тем, как они были раскрыты и выставлены на всеобщее обозрение. Элизабет вынужденно раскрывает свою историю врачам, дабы вылечить ее дочь Кёрстин/Кирстен и не лишиться остальных детей. Лидия Гуардо же сама публично осуждает инцест через репортера во время судебного процесса.

Элизабет рассказывает о произошедшем с альтруистической целью, а не для того, чтобы ее признали жертвой. Лидия же хочет, чтобы ее статус жертвы был признан, хотя бы для того, чтобы получить психологическую помощь. Одной пришлось ждать, пока ее дочери будет угрожать смерть, другая « выбрала » время для своего откровения после смерти отчима. Одна следовала за своей материнской любовью, другая предвосхитила ее признание в качестве жертвы. По мнению СМИ, настоящая жертва-это та, чей статус был задан другим. Способ огласки «дела Фритцля» также отличается от« дела Гуардо ». Во Франции сама Лидия, обвинив своего отчима, осуждает молчание местных жителей и социальных служб и бездействие полиции.

В Австрии именно полиция публично раскрывает страдания Елизаветы и организует пресс-конференцию, на которой присутствуют врачи, которым Элизабет доверилась. Она немедленно обвиняет Фритцля и публикует его портрет в прессе, учреждении такого же масштаба, которое полностью сотрудничает. Кроме того, поскольку полицейские не знакомы с фактами, семьей Элизабет и ее историей, их слова не могут быть поставлены под сомнение, а их работа не может быть поставлена под сомнение. Таким образом, австрийская полиция может, благодаря своей законности, официально заявить о себе и исключить факты инцеста из ряда вон выходящие. Анонимность дочери Фритцля, несмотря на то, что ее дело получило широкую огласку, дает Элизабет статус жертвы. Лидия, напротив, выступает с речью, обвиняет целую деревню и все учреждения. Она также женщина, которая осмеливается выйти из своего доминирующего положения и заявляет об этом. Слишком заметная и мстительная, она теряет свой статус жертвы, которая должна замолчать и исчезнуть с экранов.

Кроме того, Элизабет, подвергаясь насилию с 8 лет, запертая в 18, исчезает из внешнего мира на четверть века. И не показывается больше после того, как её выпускают из подвала. Благодаря ее отсутствию в СМИ, ее молчанию женщина, которой она стала, полностью скрыта. Время словно остановилось в день её похищения. Именно ребенок-жертва, которым мы представляем себя, или тот, кто остался в ней, вызывает явное сочувствие. Лидия Гуардо же - совершеннолетняя, и история взрослой пострадавшей женщины затрагивает нас меньше, чем история ребенка.

В отличие от Лидии Гуардо, Элизабет - « настоящая » жертва. В следующей таблице обобщены характеристики « настоящей » и "ложной" жертв насилия в зависимости от интереса средств массовой информации к обеим историям:

Настоящая жертва насилия:

- раскрывает факты в тот момент, когда они происходят, чтобы остановить зло, и донос не был преднамеренным.

- Получает свой статус » жертвы " со стороны других.

- О ней заботятся те самые люди, которые предоставляют ей статус жертвы.

- остаётся покорной, несмотря ни на что.

- Другие обвиняют преступника за нее. Публичное выступление же проводится учреждением.

- Деяния, жертвой которых она является, не подразумевают одно лишь сексуальное насилие.

- Хранит молчание о произошедшем.

- Не извлекает никакой личной выгоды из своего положения, за исключением того, что ее вырывают из рук нападавшего.

- Уважает социальный порядок, который сделал ее жертвой.

Ложная жертва насилия:

- Раскрывает факты задолго до того, как они были совершены, чтобы получить статус жертвы. Донос был заранее спланирован.

- Она приписывает себе свой статус жертвы, которую хочет видеть в глазах других.

- Нападает на тех, кто отказывает ему в статусе жертвы.

- Выявленные факты - это, прежде всего, сексуальное насилие.

- Слишком много болтает и становится заметной.

- Извлекает личную выгоду из своего положения.

- Нарушает общественный порядок, который сделал бы ее жертвой.

Я просто в шоке, господа! А где же тогда хваленая европейская толерантность? Элементарное чувство сострадания?! Кто вообще имеет право судить и устанавливать правила относительно того, как должен вести себя пострадавший человек в экстремальной ситуации?