Ксенолингвист⁠⁠

Переход через 0-портал всегда был похож на осознанный сон. Миг растворения, вспышка чужих воспоминаний на краю сознания — и резкая сборка.

Яна сделала шаг из сияющего контура врат в холодную тишину мёртвого мира. Низкое небо цвета пепла, серые руины с чуждой геометрией, и едкий запах окисленного металла, застрявший в воздухе навсегда.

Рядом с одним из модулей, прислонившись к контейнеру и с наслаждением затягиваясь электронной сигаретой, стоял человек, которого Яна узнала бы по силуэту за километр.

— Ну конечно, — громко, чтобы её голос перекрыл гул систем жизнеобеспечения, произнесла она. — Галактика огромна, а невезение, выходит, — величина постоянная.

Слава медленно повернул голову. Уголки его глаз чуть сморщились — не улыбка, а скорее узнавание неизбежной неприятности.
— Яна Карловна, — выдохнул он клуб пара. — Говорил же им: «Пришлите кого угодно, только не лингвиста с комплексом неполноценности и скверным характером». Видно, не послушали.

— Они прислали специалиста, — парировала Яна, подходя ближе. Её взгляд скользнул по его засаленной униформе, тени под глазами. — А я, увидев в задании твой позывной, очень хотела отказаться. Где объект?
— Там, — он махнул рукой куда-то вверх, не отрываясь от терминала. — На орбите шестой планеты. Устройство. Примерные размеры — двадцать на сорок километров. Форма — кристаллический неправильный многогранник. Поверхность — абсолютно чёрное вещество, нулевое альбедо. Я назвал его «Абсорбер».

Он наконец оторвался от экрана и посмотрел на неё. В его глазах горел неприятный, сухой огонь человека, который упёрся в стену.
— А это, — он пнул ботинком обломок чужой керамики, — дом тех, кто его нашёл. Цивилизация «Кель». Следы их технологического расцвета и следы полного, тотального вымирания сходятся в одной точке во времени. Примерно тогда, когда они впервые смогли дотянуться до края своей системы и, соответственно, до того, что на там висит.
— Вывод? — спросила Яна, хотя ответ был очевиден.
— Вывод, что первопроходец ставит порталы, а не играет в детектива, — огрызнулся Слава. — Моя задача — оценка, первичный контакт и установка инфраструктуры. Что я и сделал. В том модуле местный портал — Он показал типовую стальную конструкцию. — Он ведёт прямо в доки «Абсорбера». Открывай и лети. Всё. Но.

Он сделал паузу, и его лицо исказила гримаса глубокого, почти физиологического неприятия.

— Я слетал. Один раз. Чтобы взять образцы поверхности и снять первичные показания. И там, внутри этого… угольного булыжника… сидит информационная чёрная дыра. Мы запустили зонды для предварительного сканирования. Они вернулись с каталогом. Не с самими данными — а с оглавлением. — Он заломил пальцы, будто пытаясь сжать невидимый шар. — Десятки триллионов отдельных записей. Каждая — предположительно, полный нейроконтурный слепок разумного существа. Не текст, не видео. Карта личности. И это только то, что удалось считать с самых верхних, самых доступных «полок». Глубже — тишина. Возможно, ещё больше. Объёмы, которые не просто невозможно обработать. Они… они бессмысленны. Они обесценивают саму идею исследования.

"Вот оно что. Не страх, не мистический ужас. Профессиональная фрустрация, доведённая до предела. Первопроходец, чья работа — покорять новое, столкнулся с чем-то, что нельзя покорить, можно лишь бесконечно тонуть в этом" - думала Яна.

— У меня от этого всё упало, Ян. Всё, — произнёс он с редкой прямотой, без бравады. — Я могу проложить маршрут через гравитационный шторм. Могу поставить портал на астероиде, летящем в гиперсвете. Но я не могу… переварить это. Это не горизонт. Это — стена из сплошных горизонтов. И за ней ещё стена. И так до бесконечности.

Он отвернулся, снова уткнувшись в терминал, будто ища в нём спасения от собственного бессилия.
— Так что вот твой полигон, лингвист. Вся радость — твоя. Модуль «Дедал», там серверная стойка с тем самым каталогом. Триллионы сигнатур. Ищи свои закономерности, строй свои грамматики мёртвых душ. Моя часть работы сделана. Я проложил путь. А копаться в том, что найдёшь в конце пути… это уже не ко мне. Это ниже. Или выше. Не знаю. Не мое.

Яна смотрела на него, на его сведённые плечи. Её обычное раздражение на его тон сменилось холодным, почти клиническим интересом. Он был сломлен не опасностью, а масштабом. Его инструменты — карты, двигатели, взрывчатка — оказались бесполезны против библиотеки.

— Ты не заметил аномалий в структуре каталога? Повторов? — спросила она деловито.
— Повторов? — он фыркнул. — Извини, не успел сравнить триллион записей. Удачи. Тебе понадобится тонна кофе и, возможно, психолог, хотя психолог тебе нужен всегда.

Он выключил терминал и, наконец, посмотрел на неё прямо. Взгляд был тяжёлым, уставшим, но без тени былой дразнящей игривости.
— Ладно. Я здесь ещё на три дня — ставлю дублирующие системы. Потом улетаю. Новые точки на карте не ждут. А ты… — он сделал паузу, и в его глазах мелькнуло что-то почти человеческое, — просто не теряй связь с реальностью. Не геройствуй. Я не хочу потом объяснять комиссии, почему лучший ксенолингвист сектора сошла с ума в одиночной экспедиции. Отчёты писать — тоже не моя работа.

И он пошёл прочь, к лагерю, к своим ящикам и схемам, к миру, который он понимал и которым мог управлять.

Яна осталась стоять на ветру. Она посмотрела на чужой, мёртвый город, затем подняла глаза к небу, где расстоянии многих миллионов километров висела невидимая, чёрная глыба, набитая душами. Не страх, а тихий, чистый трепет охватил её. Слава видел хаос. Она видела возможность.

Яна повернулась и твёрдым шагом направилась к модулю «Дедал». В её голове уже строились первые алгоритмы фильтрации, корреляционного анализа. Его «всё упало» было для неё всего лишь точкой отсчёта. Настоящая работа только начиналась.

Семь часов. Семь часов её лучшие крипто-анализаторы и искатели молотили сырой массив каталога. И семь часов они выдавали одно и то же: шум. Не просто случайность — ослепительное, оглушающее разнообразие.

Каждая запись, каждый «ключ» доступа к слепку сознания в недрах «Абсорбера» был уникален. Как сугроб, сложенный из снежинок, среди которых не было одинаковых. Алгоритмы, настроенные искать повторы, сходства, кластеры, давали нулевой результат. Масштаб был не просто большим. Он был оскорбительным для разума, привыкшего к упорядочиванию.

Яна откинулась в кресле, чувствуя сухость в глазах и лёгкую тошноту от перенапряжения. Она смотрела не на экраны, а в стену модуля «Дедал», будто пытаясь взглядом прожечь путь к ответу. Каталог был дверью, но все ручки на ней были разными, и ни за одну нельзя было ухватиться.

Раздался стук в шлюз — не запрос на вход, а наглый, физический удар костяшками по металлу. Прежде чем она успела ответить, дверь со шипением отъехала, впуская струю холодного воздуха и Славу. Он держал два термокружки.

— Думал, ты уже или сошла с ума, или построила новую теорию всего, — сказал он, ставя одну кружку на край её стола. — Принёс подкрепление. Самый дерьмовый кофе в секторе. Как раз для такого дерьмового дня.

Яна проигнорировала кружку и его тон.
— Ты говорил с теми, кто делал предварительный антропологический анализ «Кель»? — спросила она, не отрывая взгляда от него. — Не общие выводы, а детали. Их мотивацию. Их… психологию.

Слава присел на угол стола, загородив ей обзор на главный экран. Он взял глоток из своей кружки, изучая её.
— Рептилоиды. Теплокровные, яйцекладущие. Социальная структура — что-то между матриархальным кланом и культом предков. Строили города-ульи, пахали землю (ну, свою местную слизь), резали друг друга за ресурсы, потом торговали, потом объединились, потом полезли в космос. Стандартный путь. Почти как у людей, только с хвостами и без сантиментов. Зачем тебе?

— Чтобы понять, могу ли я понять их, если загляну туда, — тихо сказала Яна, наконец переводя на него взгляд. — Если их базовые драйвы — территория, ресурсы, продолжение рода, иерархия — если это всё было… то, я смогу это распознать в слепках их сознания.

Слава медленно поставил кружку. На его лице исчезла насмешка.
— Сможешь. Если очень захочешь. Страх боли — универсален. Жажда обладания — тоже. Любовь к потомству… у них это могло быть сложнее, но корень тот же. Их искусство, их музыка — будут чужими. Но боль потери, ярость предательства, упрямство учёного, который бьётся над задачей… — он вдруг усмехнулся, но беззлобно. — Это, думаю, ты расшифруешь. Они были достаточно похожи... сломали себе шею, пытаясь дотянуться до того, что не для них предназначено. Очень по-человечески.

Он замолчал, и в тишине модуля было слышно лишь гудение серверов.
— Ты серьёзно собираешься туда лезть? — спросил он наконец, и в его голосе не было ни страха, ни одобрения, только холодная констатация.
— Твои зонды принесли оглавление, — сказала Яна, поднимаясь. — Чтобы понять книгу, нужно читать текст. Мне нужен контекст. Один полный "живой" образец. Одна запись.

— Рискованно. Мозг — не универсальный декодер. Может словить фильтр-пустоту. Или перегореть, пытаясь осознать какую нибудь шестимерную эмоцию рептилоида.
— Это моя работа, Волков. Риск — её часть.
— Да, твоя работа, — он тоже встал, снова становясь между ней и экранами. Его взгляд скользнул по её лицу, задержался на глазах, потом на напряжённой линии губ. — И знаешь, это чертовски раздражает. Потому что ты выглядишь сейчас не как занудный лингвист, а как… первопроходец. Настоящий. Готовый лезть в чёрную дыру без страховки. И это, — он сделал шаг ближе, и Яна почувствовала знакомое желание отступить, но не сделала этого, — это чуть чуть бесит. Потому что я тут ставлю порталы, а вся слава достанется тебе, которая просто прочитает дневники мёртвых ящериц.

В его словах была не ревность, а странная, извращённая форма уважения, выраженная через агрессию.
— Так что лети, — выдохнул он, отходя и давая ей дорогу. — Сходи в гости к призракам. Послушай, о чём они шепчут.

Он вышел, оставив дверь открытой. Холодный воздух потянулся внутрь.

Яна осталась одна. Её раздражение на него было яркой, чёткой точкой в хаосе неопределённости. Он был понятен. Предсказуем. В отличие от того, что ждало её там, на орбите.

Она взяла планшет, отправила на пульт управления порталом запрос на подготовку перехода по заданным координатам. Система запросила подтверждение и код доступа.

Она ввела его не раздумывая. Каталог был стеной. Но за ней должна была быть хоть одна дверь, которая вела внутрь. И она, Яна, должна была найти её.

Решение было принято. Она идёт в Архив.

Яна шагнула из портала на планету, и её ноги подкосились. Она оперлась о холодный камень руины, её лицо было пепельным, глаза — слишком широкими, будто продолжали видеть что-то нездешнее.

— Ну что, принцесса? — раздался голос. Слава вышел из-за угла, вытирая руки тряпкой. — Четыре часа вместо отведенных двенадцати. Что, ящеры показались скучными? Или их коллективный разум только и делал, что обсуждал моду на чешую, и тебе стало неинтересно?

Она молчала, глотая воздух.
— Ладно, признавайся, — он подошёл ближе, изучая её состояние с циничным любопытством. — Нашла свою «мелодию души»? Или они там тебе такой психоделический коктейль в мозг влили, что теперь будешь видеть драконов в каждом шкафу?

— Отстань, — прошептала она, закрывая глаза.
— Ага, значит, влили, — он фыркнул, но в его голосе зазвучала привычная едкая нота. — Знаешь, я тут подумал… Может, это и не архив вовсе. Может, это просто древняя, гипертехнологичная система знакомств для одиноких рептилоидов. Или, что более вероятно, для заумных ксенолингвистов. Скажи честно, он тебе там не предложил «вечную любовь в обмен на нейронную подпись»? Ты же как раз в его вкусе — эмоциональная, сложная, с приятной внешностью… для млекопитающего, конечно.

Яна резко открыла глаза. В них бушевала буря из усталости, шока и нарастающей ярости.
— Заткнись. Я видела себя, — выдохнула она, не глядя на него. Голос был пустым, как эхо в склепе.

Слава замер на секунду, затем его губы растянулись в ухмылке.
— А, понятно. Может, они показали тебе, как будет выглядеть твой будущий брак с каким-нибудь чешуйчатым принцем? Или, что более вероятно, — он наклонился чуть ближе, понизив голос до интимно-язвительного тона, — они просканировали твой мозг и показали тебе все твои самые потаённые, грязные фантазии? И теперь ты в шоке не от архива, а от того, что узнала о себе? Не переживай...

Он не успел закончить. Её ладонь со всей силы ударила его по щеке. Звук был резким, как выстрел.

Слава неожиданно отшатнулся, подняв руки в защитном жесте, больше похожем на капитуляцию, чем на угрозу. Шок отразился на его лице, замещая любую попытку злости.

Яна смотрела на свою дрожащую руку, потом на его лицо. Не гнев был в её глазах, а чистый, леденящий ужас.
— Я… я видела эту пощечину, — выдохнула она, и голос её сорвался. — В своей записи в Архиве. За несколько часов до того, как я её дала. Я видела этот момент. И твоё лицо. И свою руку.

Слава медленно опустил руки. Насмешка окончательно исчезла, сменившись настороженным вниманием. Он больше не трогал свою щёку.
— Какой злой архив, — пробормотал он уже без прежней энергии. — Вынудил тебя напасть на меня.

— Я видела, как я плачу, — продолжила она, слова лились монотонно, как будто она сама не верила в то, что говорит. — Через несколько лет. Я… старше. И у меня… горе. Настоящее. И я знаю отчего. Он погибнет.

— Кто? — спросил Слава тихо, уже не перебивая.
— Леха.
— Парень, что ли, твой? А что случится?
— Не знаю! — её голос снова набрал высоту. — Я не его видела, а себя! И у меня было горе. А потом… потом я растворяюсь в Архиве.
— «Потом» — это когда? — его вопросы теперь были точными, деловыми.
— Достал, да не знаю я! — она схватилась за голову. — Я там старше, может, лет на десять. И всё. И я становлюсь частью этого… этого всего. Моя запись там не просто лежит. Она живая. И она становится одной из триллионов. А потом и я сама становлюсь...

Она замолчала, переводя дух. Стояла тишина, нарушаемая только ветром.

Слава медленно выдохнул.
— Ладно, — сказал он глухо. — Тебя просто считали... все твои страхи, "любовь" ко мне... и показали что может быть. — Он сделал паузу. — Пошли в модуль. Тебе нужен отдых. А мне… мне нужно подумать. И, кажется, отложить свой отлёт на «Водолец».

В его голосе не осталось ни капли насмешки. Была только тяжёлая, мрачная ясность. Шутки кончились.

Они сидели в модуле «Дедал» под гул серверов. Яна пила свой третий стакан воды, пытаясь смыть ком в горле. Слава молча наблюдал за ней, его обычная развязность возвращалась к нему после тяжёлой, сосредоточенной тишины.

— Ладно, Карловна, — наконец сказал он, откидываясь на стуле. — Давай по порядку. Ты говоришь, там триллионы уникальных ключей. Хаос. Как ты вообще нашла себя? Это же как найти иголку в стоге сена размером с галактику, не зная, как выглядит игла.

Яна не сразу ответила. Она смотрела на мерцающие строки данных на экране, но видела не их.
— Я не искала ключ, — тихо сказала она. — Я искала… узор. Паттерн. Это как… плыть в тёмном море, полном чешуи. Сплошная рябь, мерцание, однообразие. А потом… то тут, то там, мелькают проблески рыжего. Нечёткие. Мимоходом. И ты не ищешь их специально, ты просто… тянешься к ним. Потому что они не такие. Потому что они теплее.

Слава слушал, его лицо было непроницаемым. Потом его взгляд медленно, оценивающе проплыл от её рыжих волос, собранных в небрежный пучок, вниз по силуэту в практичном комбинезоне, и снова вверх.
— «То тут, то там», — повторил он, и в его голосе снова зазвучала знакомая, грубая нота. — Интересный выбор слов. Очень… наглядно.

Яна резко обернулась к нему, и в её глазах вспыхнул такой чистый, беспримесный гнев, что он невольно откинулся.
— Ты достал, — прошипела она. — Там выбрито, если тебя это так, блять, интересует! Речь не об этом! Речь о том, что это был мой паттерн в четровой куче ящериц! И он был и прошлым и будущим! И оно, мать твою, сбывается!

Слава поднял руки в сдающемся жесте, но в его глазах горел уже не только подкол, а азарт. Азарт охотника, который учуял дичь.

— Ладно, ладно, не кипятись. Значит, твоя рыжая… прости, нейронная сигнатура, сама тебя позвала. Мило. — Он встал и потянулся, кости хрустнули. — А что, если позовут другого?

— Что?
— Я. Что, если я загляну? Может, и для меня найдётся какая-нибудь… уникальная зацепка. Может, не рыжая, а, допустим, с хромым чувством юмора и склонностью к саморазрушению.
— Это безумие, — отрезала Яна. — Ты же сам говорил…
— Я говорил, что у меня от масштабов всё упало, — перебил он. — А теперь у нас есть конкретная цель. Не буриться в триллионы записей. Искать аномалию. Свою аномалию. Ты там была четыре часа и нашла себя. Значит, и мне хватит. Ставлю будильник. Четыре часа — и ты меня вытаскиваешь. Жёсткий дисконнект. Дёргай за… за шнур, если что.

Яна хотела возражать, но в его взгляде была та самая стальная решимость первооткрывателя, которая не терпит возражений. Он уже проиграл Архиву один раз, позволив ему себя запугать. Теперь он бросал вызов.

— И если ты увидишь там… меня… — начала она, но он махнул рукой.

— Увижу — сделаю комплимент твоему цифровому двойнику и выйду. Договорились.

Процедура была той же. Слава вошёл в портал, ведущий на орбиту, к чёрному кулаку «Абсорбера». Яна осталась у пульта, глядя на отсчёт времени. Четыре часа. Три. Два.

Она вытащила его ровно в срок. Активировала принудительный возврат.

Портал вспыхнул, и Слава вывалился из него, как мешок. Он не упал, а осел на колени, упираясь ладонями в пол. Дышал тяжело, прерывисто. Пот стекал с его висков.

— Ну? — спросила Яна, не приближаясь. — Нашёл свою «зацепку»?

Слава медленно поднял голову. Его лицо было серым, глаза пустыми. Не было ни шока, как у неё, ни ужаса. Была… опустошённая, плоская ярость.
— Ничего, — прохрипел он. — Абсолютно нихрена.

Он поднялся, пошатываясь.
— Только чешуя. Сплошная, бесконечная, однообразная чешуя. Миллиарды, триллионы чужих, рептильных сознаний. Их страхи, их амбиции, их детские воспоминания о первой охоте. Ни одного… другого образа. Ни одного проблеска. Ни рыжих волос, — его взгляд скользнул по ней, но без намёка, механически, — ни… гладкой кожи. Только чешуя. Я плыл в этом дерьме четыре часа, и оно не хотело меня знать. Меня там нет!

В его голосе звучало не разочарование, а оскорблённое профессиональное самолюбие. Архив не просто не пустил его — он его проигнорировал. Как пыль.

Яна смотрела на него, и её злость медленно таяла, сменяясь леденящим пониманием.
— Значит, это не просто архив, — тихо сказала она. — Это… фильтр. Или приглашение. Оно выбирает, кого впустить. Меня — впустило. Тебя — нет.

Слава резко вытер лицо рукавом.
— Отлично. Значит, ты — избранная. Золушка, которой туфелька подошла. — Он горько усмехнулся. — Так, Карловна, слушай сюда. Раз уж ты такая особенная, будешь работать. Залезай обратно. Смотри, что там ещё есть. Ищи не себя. Леху своего найди. Ищи причину. Ищи способ это изменить. А я… — он огляделся, будто ища, во что можно ударить. — Я буду здесь. Буду твоим наземным контролем. Буду следить, чтобы эта штука тебя не съела, пока ты играешь в её прятки с будущим.

Он сказал это с таким отвращением к своей новой, пассивной роли, что это было почти смешно. Но в его словах не было выбора. Архив сделал выбор за них. Теперь Яна была тем, кто видел путь в лабиринте. А Слава — тем, кто оставался у входа с факелом и верёвкой, скрежеща зубами от бессилия. Игра изменилась.

Второе погружение было осознанным решением. И потому — в тысячу раз страшнее. Яна уже знала, чего ожидать, и эта знание сжимало сердце ледяными пальцами. Слава молча наблюдал, как она подходит к порталу. Его обычная бравада испарилась, осталась только мрачная сосредоточенность оперативника перед вылазкой.

— Четыре часа, — напомнил он сухо. — Не геройствуй. И если почувствуешь, что-то — рви связь. Мгновенно.

Яна лишь кивнула. Она уже не могла отступить.

Пространство дока на «Абсорбере» встретило её всё той же гнетущей тишиной. Но теперь она знала, куда идти. К невысокому черному пьедесталу в центре — интерфейсу, который боты Славы подключила к своим сканерам. Она надела нейрогарнитуру, ощутив холод прилегающих электродов. Экран перед ней вспыхнул, показав не строки кода, а... бездну.

И затем Архив открылся.

Не хаосом. Калейдоскопом. Бесконечным, вращающимся полем сверкающих осколков. Каждый — не изображение, а сгусток чистого субъективного опыта: эмоции, вспышки памяти, обрывки мыслей. Их было больше, чем звёзд в Галактике. Они мерцали, переливаясь холодными, чужими оттенками — синевой тоски по бескрайним болотам, терпкой желтизной охотничьего азарта, стальной серостью схоластических вычислений. Чешуя. Миллиарды чешуек разумов.

Яна мысленно глубоко вдохнула. Она не искала наугад. Она искала тепло. Тот самый проблеск рыжего в море инопланетной палитры. И он отозвался почти сразу, будто ждал. Её сознание потянулось к знакомому мерцанию, и выбранный осколок резко вырос, поглотив периферию зрения.

Это была она. Не зеркальное отражение, а ощущение себя. Поток: вкус утреннего чая на станции «Ариадна», назойливая мысль о недописанной статье, легкая тревога за Леху, которая всегда тлела на задворках сознания. Это было настоящее. Её настоящее.

Яна заставила себя отстраниться, мысленно «прокрутив» поток вперед. Ощущения сменялись, как кадры ускоренного фильма. Работа. Споры со Славой (его образ вспыхивал, заряженный привычным раздражением). Ее ярость по отношении к нему. Телепортация через четыре дня. Светлая счастливая жизнь. И затем — как нож — дата. Через два года три месяца. Всепоглощающая, серая, беззвучная волна горя. Имя не звучало, оно было выжжено в самой ткани этого переживания. Такого настоящего, что у Яны в реале перехватило дыхание.

Она отшатнулась от этой точки, двинулась дальше. После горя — опустошение. Монотонная работа. И нарастающее, странное притяжение к Архиву. Мысли о нём становились навязчивыми. Затем — решение вернуться сюда, на планету «Кель», уже на постоянную вахту. И наконец... растворение. Плавное, почти добровольное стирание границ. Её сознание медленно расплывалось, сливаясь с калейдоскопическим мерцанием триллионов других огней, теряя «Я», но обретая «Всё». Это происходило менее чем через пять лет от текущего момента.

Ужас сковал её. Она только что прочитала автобиографию собственного конца.

И в этот момент она почувствовала взгляд.

Это было не метафорой. В калейдоскопе чужого разума, в этом пассивном кино чужих жизней, возникло внимание. Направленное. На неё. Кто-то наблюдал не за записью, а за тем, кто в эту запись вглядывается. Панический импульс заставил её дёрнуться, сорвать фокус со своего «слепка». Её сознание метнулось в сторону, скользя по мириадам осколков, выхватывая случайные фрагменты: ритуал восхода солнца, боль от потери кладки, триумф открытия... Все они были статичны, как страницы в книге.

Пока она не наткнулась на один — и замерла.

Это тоже был ящер. Сухопарый, с изумрудной, переливчатой чешуей и большими, темными глазами. Но он не переживал прошлое. Он сидел в неком условном пространстве, похожем на пустую белую комнату, и смотрел прямо на неё. В его позе не было ни агрессии, ни страха. Было холодное, аналитическое наблюдение. И в его разуме, к которому она на миг прикоснулась, не было потока личных воспоминаний. Там была лишь одна яркая, четкая мысль-образ: она сама. Её рыжий силуэт на фоне калейдоскопа. И чувство, которое она смогла уловить, было удовлетворённым подтверждением. Как у учёного, увидевшего, что подопытный наконец нашёл нужную кнопку в лабиринте.

Это не была запись. Это был живой зритель по ту сторону экрана.

Панический вопль, который не мог вырваться из её физического горла, вырвался из её сознания. Она рванулась прочь, с силой, которой не знала, разрывая нейронную связь.

Реальность с грохотом обрушилась на неё. Она оторвала гарнитуру и швырнула её, отпрянув от пьедестала, тяжело дыша. Её трясло. В ушах стоял звон, а перед глазами всё ещё плясали пятна — отблески того самого изумрудного, внимательного взгляда.

Возвращение было адом. Если обычно переход через 0-портал напоминал сон, то сейчас это было похоже на выворачивание наизнанку в центрифуге. Яна вывалилась из сияющего контура не на ноги, а на колени, на холодный пол модуля. Её тут же вырвало — судорожно, беззвучно, одним спазмом пустого желудка. В глазах потемнело, в ушах гудело, а образ изумрудной чешуи и чужого, изучающего взгляда въелся в мозг, как клеймо.

— Эй, эй, спокойно!

Голос Славы донёсся будто издалека. Он не бросался к ней, не хватал за плечи. Он просто подошёл и встал рядом, давая ей пространство, но блокируя обзор на портал. Заслоняя от того, откуда она только что вырвалась.

— Дыши, — сказал он резко, но без раздражения. — Медленно. Считай. Раз, два.

Яна пыталась, но дыхание срывалось на икоту. Её трясло.

— Карловна, слушай меня. Тихо. Начинай сначала. Ты нацепила интерфейс и... — он говорил методично, как инструктор на тренажёре для новичков, вытаскивая её сознание за якорь простых фактов.

— ...и нашла себя, — прохрипела она, вытирая рот тыльной стороной ладони. Голос был чужим, разбитым. — И ты меня бесишь там и тут... везде, прям убить хотелось как бесишь. Через четыре дня я переношусь отсюда. Мне хорошо дома. С Лехой. — Она зажмурилась, пытаясь удержать образ того мимолётного счастья из записи, но накатывало другое. — Потом... через два года... я его теряю.

Она замолчала. Горе, ещё не её, а будущее, чужое, но уже принадлежащее ей, накрыло снова тяжёлой, солёной волной. Слёзы потекли сами, тихо и безостановочно.

Слава наблюдал молча, его лицо было каменной маской. Потом он отвернулся, шагнул к своему ящику с инструментами и припасами. Достал не воду, не стандартный энергетик, а плоскую металлическую флягу с неопознаваемыми значками.
— Водой не обойтись, — констатировал он, откручивая крышку. Резкий, терпкий запах ударил в нос — нечто среднее между антисептиком, дымом и спелыми ягодами. Он сунул флягу ей в руку. — Пей. Маленький глоток. Тебя это не убьет.

Яна послушалась. Жидкость обожгла горло, разлилась по грудной клетке грубым теплом, заставив её содрогнуться и на миг перестать трястись. Она сделала ещё один глоток, выдохнула, и мир вокруг немного пришёл в фокус.
— Потом, — продолжила она уже ровнее, монотонно, как зачитывая отчёт, — я доживаю ещё три года. И возвращаюсь сюда. Навсегда. И растворяюсь. Становлюсь частью этого... калейдоскопа.

Она сделала паузу, отдала фляжку Славе. Её взгляд стал остекленевшим, отстранённым. Переключение произошло почти физически — сломанная женщина уступила место учёному, констатирующему аномалию.
— И потом, — произнесла она чётко, глядя куда-то в пространство над плечом Славы, — ящерица стала смотреть на меня.

Слава, подносивший флягу ко рту, замер.
— Что?
— Не запись. Не воспоминание. Она смотрела на меня. Прямо сейчас. Из своего осколка. Видела меня. И я сбежала.

В модуле воцарилась тишина, нарушаемая только гулом систем жизнеобеспечения и её ещё неровным дыханием. Слава медленно опустил флягу. Все его шутки, весь его цинизм испарились, оставив голое, холодное понимание.
— Значит, они не просто записаны, — тихо сказал он. — Они... на дежурстве. Или на наблюдении. И они знали, что ты придёшь. — Он провёл рукой по лицу. — Твоя рыжая метка... это не баг. Это их маяк для тебя.

Яна кивнула, чувствуя, как новая, более трезвая волна страха поднимается внутри, но теперь её сдерживает ледяной каркас исследовательского азарта.
— Они ведут меня по пути. К растворению. Леха... — её голос дрогнул, но она продолжила, — его гибель — часть траектории. Это то, что ломает меня и заставляет вернуться сюда, добровольно. Искать утешения в Архиве. Где меня уже ждут.

Слава резко встал, зашагав по небольшому пространству модуля.
— Ладно. Играем по новым правилам. Они думают, что разложили всё по полочкам. Будущее — предопределено. Ты — на крючке. — Он остановился напротив неё. В его глазах зажёгся тот самый опасный, авантюрный огонь, который заставлял его лететь на край света. — Значит, наша задача — сломать их полки. Устроить в их идеальной библиотеке погром. Начнем и закончим. Через четыре дня, говоришь. Собирайся и вали прямо сейчас.

Яна согласно кивнула. - Собираюсь.

- Твою то мать, - Слава грохнул по терминалу портала кулаком. - параметры портала не в допуске. Перекодировка займет 92 часа. Никаких дальних прыжков.

- Ты охренел?

- Я то что, сама смотри.

На терминале шел отсчёт времени 92:17:28, 92:17:27...

Яна сорвалась

- Ты все подстроил, ты вызвал меня, ты подсунул меня этому архиву...

- Я вызвал лучшего ксенобиолога

- А то ты не знаешь кого считают лучшим. Ненавижу... какого хрена это мне, за что блядь...

Слава ждал. Минут через 10 он предложил

- Успокоительного?

- В жопу твое успокоительное.

- В принципе можно, но лучше в плечо.

Яна послушно закатала рукав.

- Тогда другой план. Сломаем твой якорь. Напиши своему Лехе, что все кончено. И разорви все связи. Не будешь переживать о гибели, не попадешь в депрессию, не захочешь раствориться в Архиве.

- Мне нужно побыть одной, - произнесла Яна тихим голосом и ушла в свой модуль.

Сообщение было написано, но отправить она его не могла. Пощёчина, четыре дня, бесящий до нервных срывов Слава - на короткой дистанции все совпадало с чудовищной точностью. "Я вернусь домой, все будет хорошо, а потом через 2 года я словлю паранойю, она перейдет Лехе, он сотворил какую нибудь хрень и все... Я отправлю сообщение и не вернусь..." Эту мысль дальше думать не хотелось.

"К черту ящериц, я выясню что произошло"

Яна снова отправилась в архив.

Выяснить что либо она не смогла. Краткий миг настоящего и она сразу провалилась в золотое счастье с Алексеем. Погрузилась в эту часть себя и уже не хотела выходить. Незачем уходить из тихого счастья, где любимый человек нежно гладит твои волосы, нелепо шутит, просто лежит рядом и смотрит на звёзды.

Слава вытащил ее через 7 часов.

Контраст оказался слишком сильным.

- Нахрена ты меня вытащил, четыре дня уже прошло?

- А ты решила не ждать 5 лет и раствориться уже сегодня?

- Тебе не насрать? Мне там было хорошо.

- Так хорошо, что температура тела упала до 35 градусов, а ритмы мозга напоминали уже даже не глубокий сон, а кому.

- Ой да похрен, не сдохла бы.

- Успокоительное. Давай плечо.