Красный диплом, свободная касса.
Для поколения моих родителей институтский диплом был такой же «нормой ГТО», как и отдельная квартира, чешская стенка и польский сервиз.
Соответственно, даже мысль о том, что дитятко не будет поступать в вуз, была нелепой. Как это — не будет? Почему это — не будет? И когда я вслух обдумал перспективу получить среднее, а не высшее медицинское образование, меня чуть не съели в три глотки. Мама, папа и бабушка были оскорблены подобным поползновением, ибо «не для того сыночек рощен».
Впрочем, я — сын своих родителей, и четко понимал социальную грань между фельдшером и врачом. И поступил в институт, который «научил меня учиться», дал хорошую образовательную базу, сожрал 8 лет моей жизни и… так и не пригодился. Врачом я работать не стал. Потому что решил: отечественное здравоохранение развалится и без меня: медсестры на тот момент получали больше, чем врачи, а кафедральный доцент, работающий на две ставки, со всеми надбавками — около ста долларов.
Понимал ли я, что трачу довольно большой кусок жизни на образование, которое мне не пригодится? Понимал. Но также я помнил, как расшифровывали аббревиатуру ПТУ школьные учителя, да и все мое окружение: «Помоги тупому устроиться».
Престиж среднего специального образования стремился к нулю, ПТУ было страшилкой для нерадивых школьников. Люди поступали в вузы любой ценой, не в этот — так в тот, не на дневное отделение — так на вечернее.
В итоге новые, хорошо оплачиваемые профессии, появились раньше, чем на них начали учить, а те вузовские специальности, которые казались гарантией куска хлеба с маслом, на момент получения диплома гарантировали лишь сложности трудоустройства. Потому что экономике сегодняшнего дня не нужно столько юристов, финансистов, управленцев и… что там еще было востребованным в 90-х годах?
В итоге мы имеем то, что имеем: девальвацию высшей школы как социально-экономического института. Перепроизводство соискателей с высшим образованием приводит к тому, что секретарями и референтами работают лингвисты, продавцами запчастей — выпускники технических вузов, и практически на любую позицию среднего звена работодатель ищет человека с высшим образованием.
Совсем недавно 22% населения России имели среднее специальное образование. О чем говорит нам эта цифра? О том, что рынок труда перевернут с ног на голову: в учебных заведения Петербурга учится в 6 раз больше молодых людей, чем в средних специальных. При этом, согласно статистике службы занятости, первые семь позиций в топе вакансий — специальности, которые готовят средние учебные заведения: от медсестры до каменщика.
О нехватке квалифицированных рабочих, медсестер, технических специалистов говорят давно. Престиж среднего профессионально образования начал медленно расти: после нескольких кризисов в массовом сознании забрезжило — высшее образование не гарантирует ничего, а руки, растущие из нужного места, всегда прокормят. Не престижно? Это на рынке стоять с высшим образованием не престижно.
Но абитуриенты продолжают штурмовать вузы, четко понимая, что оконченное романо-германское отделение филфака не предполагает зачастую никакой иной работы, кроме работы секретаря-референта. А ведь проще было за 2 года окончить колледж, который дает знание английского, делопроизводства и азов бухгалтерии. Сэкономили бы 3 года жизни.
Правда, для этого нужно другое общественное отношение к колледжам и иным средним специальным учебным заведениям, пришедшим на смену советским ПТУ. А на это уйдут десятилетия.
А пока… у моей домработницы — высшее биологическое образование. У моего безработного брата — ровно такое же. Моя подруга-лингвист, знающая несколько европейских языков, включая мертвые, работает на должности, где они не пригодятся никогда. Одна дочь моих знакомых, экономист, ставит пластиковые окна. Другая, юрист, — торгует тряпьем на рынке.
Зато я знаю успешных трудяг, которые высшего образования не имеют, но умеют работать руками и головой. И иметь не собираются. Им некогда — они успешно зарабатывают деньги. И незачем — они состоявшиеся уважаемые профессионалы.
С просторов.
