Глубина⁠⁠

Дыхание замирало перед нарастающими ударами тяжелых сапог, отзывавшихся эхом в коридорах древнего корабля, густо покрытого ржавчиной. Звук предупреждал о приближении прославленного морского охотника. Из-за занавесок в проемах маленьких комнат высовывались бледные и иссушенные солью лица, с замиранием наблюдавшие как мимо их тесных жилищ, в которых ютилось по пять-шесть человек, шагает широкоплечий высокий мужчина с гордо поднятой головой.

Если холод помещений проржавевшего судна и подавлял человеческую силу, то ему был неподвластен Лазар, внутри которого пылал живительный огонь. Своим присутствием он передавал искры жаркого огня изможденным соплеменникам, отчего те восхищенно тянулись к охотнику из раза в раз. Ответного взгляда голубых глаз никогда не покидал гордый вызов. Знали бы обитатели Последнего Очага, кто такие львы, говорили бы о нем, как о царе зверей, сравнивая свою участь с травоядными.

Наслаждение одиночным парадом прервал тот, кого Лазар презирал всей душой. Вылезший из-под лестницы скрюченный старик в лохмотьях, источая тошнотворный смрад годами немытого тела, будто пьяный зашатался на пути морского охотника. Из-под копны слипшихся волос гнусавил голос:

– Хозяин Пучин, он под нами, дитя. Он под нами…

– С дороги, мразь! – взревел Лазар, хватаясь за длинный нож на поясе-цепи.

Подействовало безотказно. Зловонный безумец подобно пауку заполз под лестницу и скрылся во тьме вентиляционных шахт, где обитал и перемещался последние тридцать лет после того, как сошел с ума на дне морском. Он часто доставлял механикам хлопоты, ползая по турбинной, гребному валу и технических ходам, выпрыгивая из темноты с безумной тарабарщиной.

«Если бы не Совет старейшин, –думал Лазар, унимая яростную дрожь рук. –Я бы давно избавил Последний Очаг от бесполезного старого безумца». Прерванный в величественном марше на глазах собравшихся, мужчина с хмурым видом явился в рубку, где находилось жилище старейшины Хонта. Здесь заканчивался вездесущий холод тесных коридоров и началось благодатное тепло, поднимавшееся от чугунных печей. Лазаря встречал низенький седой старичок, избранный в Совет от касты морских охотников, который вместе с двумя старейшинами от механиков и каюров правил Последним Очагом – страной на руинах Старого Мира, представленной навечно вставшим в полуразрушенных доках судном «Левиафан».

– Как ни взгляну, ты вечно хмур, Лазар, – проскрипел скряга-старейшина, горбясь за маленьким изъеденным ржавчиной как и все вокруг металлическим столом. – Чем ты недоволен в этот раз?

– Безумным Грендом, – отозвался мужчина, без приглашения усаживаясь на скрипучий диван, ощущая, как оживают онемевшие пальцы рук. – Тридцать лет, несмотря на нечеловеческие условия, он умудряется выживать в грязных туннелях, когда другие наши сородичи гибнут от холода и болезней.

– Прояви уважение к юродивому собрату, – наставительным тоном произнес Хонт. – Ты ещё не родился, когда он слыл смелейшим и опытнейшим морским охотником Последнего Очага, и у него были все шансы восседать в Совете вместо меня.

– Я знаю эти рассказы. И знаю, что они в прошлом, – раздражительно бросил Лазар. –В настоящем, лучший охотник – я.

– Но ты видимо не знаешь, что то, что свело Гренда с ума, до сих пор обитает в глубинах.

– К делу, старейшина Хонт.

У Лазаря не было желания касаться темы старинных верований их касты о Хозяине Пучин – гигантском монстре, властвовавшем в морских безднах под льдами. Тридцать лет назад Гренд якобы встретил чудовище во время погружения и обезумев, боялся с тех пор воды, как дерево огня, из-за чего отказывался даже мыться.

– Провизия подходит к концу, – тихо изрек Хонт, ковыряя длинным ногтем рыжий налет на столешнице. – Ловушки на дне заждались.

– Косяк клыкачей в это время близок и высок риск, что они обчистили верши . Пусть ищейки пустят своих псин с упряжек под нож – толку от них немного.

– Не начинай, Лазар, – старик резко возвел свои блеклые очи на гостя. – Каждая каста Последнего Очага вносит вклад в великое дело.

Он поднялся из-за стола и согбенно зашаркал к мутному иллюминатору, через который в комнату просачивался тонкий луч бледного света. За покрывшимся паутинкой зимних узоров толстым стеклом белела морозная пустошь. На много миль от Последнего Очага простиралось заледеневшее море с одной стороны, и заснеженные степи – с другой. Днем в этом пейзаже не нахохлилось ни одной крупицы, способной пленить взгляд. Но ночами далеко на западе загорался свет – Маяк Надежды, как называли его обитатели Последнего Очага. Бесконечно далекое и недостижимое светило, ибо никому не удавалось добраться до него по льдам. Оно будоражило умы жителей «Левиафана». Что таилось в тех далях? Чем был этот ночной свет? Эти вопросы сплотили касты Последнего Очага в стремлении починить корабль и разбивая льды направиться к Маяку Надежды. Мечта, преследуемая не одним поколением, превратилась в религию без четких догматов.

– Ты хочешь отправить меня одного проверять рыбьи ловушки, – констатировал Лазар, вгрызаясь взглядом в сутулую спину старейшины, дивясь тому, что когда-то этот полутруп также, как и он, спускался на морское дно и носил тяжелый скафандр.

– Кого как не лучшего морского охотника Последнего Очага мне посылать? –обернувшись испросил Хонт, усмехнувшись потрескавшимися губами. – Не откажешь ведь главе своей касты в спасении страны?

– Сделаю это, чтобы не подохнуть самому.

Лазар встал с дивана, который издал скрипучий стон. Старейшина, привыкший к вызывающему поведению морского охотника, проводил уходящего молчаливым взглядом.

Спустя час, находясь в просторной комнате, которую он делил с женой и сыном, Лазар облачался в кожаные куртку и штаны, отороченные собачьим мехом. Нада неспешно одевалась, не скрывая покрывшуюся мурашками наготу перед семилетним Матэем. Морской охотник никогда не стеснялся придаваться утехам в присутствии сына, ограничиваясь лишь закрытием кроватной ниши тонкой шторкой. Когда ему предстояло спуститься на морское дно, он брал Наду как в последний раз. Она никогда не противилась Лазару не только в постели, но и в жизни. Всегда была кротка и послушна. Не оспаривала она и предвзятого отношения к их сыну. Светловолосая Нада носила ту же печать, что и все жители Последнего Очага – кожа её была суха от холода. Целуя её, он всякий раз чувствовал вкус морской соли, осевшей на губах. Но даже шелушащаяся кожа на щеках и лбу с белым налетом не заглушали светлой красоты молодой девушки. Она была лучшей из всех и по праву досталась лучшему уроженцу Последнего Очага, как считал Лазар.

– Чего мешкаешь, Матэй? – резко бросил охотник, застегивая замок цепи-пояса. – Бери гарпун!

– Простите, отец, – пролепетал светловолосый мальчишка, едва удерживая тяжелую ношу в своих непомерно худых ручонках.

– А ты вымойся к моему возвращению, – бросил Лазар Наде, бесцеремонно сжав напоследок её голую грудь.

– Непременно, любимый, – покорно ответила девушка, не осмеливаясь заглянуть в холодно-голубые глаза мужа. – Я буду ждать тебя.

– Конечно, будешь, – ухмыльнулся морской охотник, проверяя закрепленный на цепи нож. – Ведь иначе тебе с этим балбесом нечего будет есть.

С Матэем он вышел из просторной комнаты, доставшейся ему по праву лучшего, в то время как механики и каюры семьями в три поколения томились в тесных коморках корабля. Единственной отрадой было тепло от тесноты, которое ценилось на Последнем Очаге наравне с горячей рыбьей похлебкой. Мальчишка с тяжелым гарпуном едва поспевал за широкими шагами отца. Подбитые гвоздями ботинки вновь отбивали набат, скликая обитателей «Левиафана» посмотреть на бесстрашное шествие Лазаря к Морским Вратам.

В семьях морских охотников издавна жила традиция, по которой сыновья провожали отцов к месту, где с корабля можно было спуститься прямиком на морское дно. Лазар хорошо помнил, как нес гарпун отца и помогал ему облачиться в скафандр. Каждый раз это был своего рода ритуал передачи промысла по наследству, ибо случалось, что морские охотники не возвращались с погружений. Одиннадцать лет прошло с тех пор, как отец Лазаря пропал в море. Сейчас же, глядя на мельтешившего Матэя, у которого все вечно валилось из рук, он дивился тому, что этот тощий мальчишка когда-нибудь займет его место. Ребенка не сгубила хворь, перенесенная в детстве, не уничтожил вездесущий холод и недоедание. Но Лазар отказывался верить в то, что Матэй вырастит достойной заменой.

«Бесполезность для общества – худшее, что может быть в Последнем Очаге» – говорил Лазарю отец. И с этим убеждением Лазар вырос и жил. Бесполезными он считал мельтешивших каюров с собачьими упряжками, тащившие хлам из заснеженных руин Старого Мира на «Левиафан». Бездарностью виделись ему задумчивые механики, безвылазно ковырявшиеся в недрах «Левиафана». Лишь те, кто занимался починкой подводных скафандров, зарядкой дыхательных баллонов и фонарей, не вызывали у Лазаря презрения и заслуживали звание ценных мастеров, наравне с морскими охотниками. Обе касты он обвинял в имитации бурной деятельности, тогда как, по его мнению, безоговорочную пользу приносили обществу морские охотники, поднимая со дна верши с рыбой и крабами для похлебки всем жителям Последнего Очага. И ради общего блага охотники подвергали себя реальной опасности, рискуя заплутать во мраке морской бездны и задохнуться или быть разорванными клыкачами.

Лазар был убежден, что когда-нибудь станет старейшиной Совета и сломит закостенелый уклад страны. Раз уж одна каста приносит реальную пользу, то и править Последним Очагом должен один старейшина из её рядов. Уж он-то растолкует людям истинные цели, посвященные выживанию и приумножению блага. Пресечёт разорительные жертвования ресурсов на бессмысленные поиски хлама и воплощение утопии, диктуемой культом обезумевших стариков Совета. Никогда обрюзгший на льдах «Левиафан» не покинет доков. Не достигнуть ему Маяка Надежды. Помятые тоннами льда стены корабля одолевала ржавая проказа и ему не светило ничего, кроме пожирания холодом изнутри, когда бреши в обороне от морозов станут слишком велики. Целью выживания Лазар ставил донести это до умов соплеменников любым возможным способом. Пусть даже если правду придется вбивать лезвием ножа в глотку.

Уже сейчас жители Последнего Очага смотрели на бесстрашного Лазаря с восхищением, ведь не единожды он спасал страну от страшного голода. Другие морские охотники преклонялись перед его успехами и мастерством, бросавшими тень на вянущего Хонта и Совет. Нужно было дождаться лишь смерти старика, а она, судя по его внешнему виду, уже топталась на пороге.

Лазар давно убедился в том, что сможет подарить своему народу лучшую жизнь. С той лишь оговоркой, что её будут достойны полезные и незаменимые для общества люди. Бездарность же будет изгнана или уничтожена, их имущество отобрано и поделено. При этих мыслях морской охотник невольно взглянул на протянувшего ему шлем Матэя. Громоздкая медно-резиновая конструкция едва обхватывалась трясущимися маленькими ручонками мальчишки, смотревшего на отца широко раскрытыми голубыми глазами. В этот миг Лазар понял, что притесняемый им сын гордится родителем. «Даже неудачная копия восхищается моими заслугами, – пронеслись в голове мысль. –Лишь старейшины противятся моей значимости».

С другой стороны, Лазар презирал все, что его окружало. Морскому охотнику претили замкнутые помещения Последнего Очага, ставшие для многих поколений склепом. Люди бесславно жили и умирали в полумраке и холоде, не оставляя о себе воспоминаний. Изо дня в день видеть одни и те же лица, слышать одни и те же разговоры, вдыхать запах вываренных рыбьих потрохов, морской соли и ржавчины Лазарю было тошно. Жизнь здесь застыла подобно льдам снаружи. Он метнул взгляд на Морские Врата – лебедка, установленная над чернеющей водой брешью, уводящей на дно. Под толщей льда и темной глубины, облачившись в скафандр и вооружившись гарпуном, Лазар чувствовал себя на своем месте. Пусть там на каждом шагу подстерегала опасность, а в окружающем мраке плавали клыкачи, морской охотник видел в царстве нерушимой тишины недостижимую человеком свободу. Если бы люди могли дышать под водой, им не пришлось бы ютиться в ветшающем корабле.

Лазар облачился в подводный скафандр. Он проделывал это множество раз и всякий испытывал тревожное ощущение, будто делает это в последний. Кислородный баллон отяжелил громоздкую конструкцию. Теперь мир виднелся через толстые иллюминаторы неподвижного шлема, а дыхание разносилось эхом внутри костюма. Пахло сухой резиной. В скафандре человек становился выше, крупнее и неповоротливее, но вместе с тем приобретал защиту от опасностей глубин.

Матэй подал фонарь и запрокинул голову, его взгляд заскользил в попытках охватить необъятный силуэт отца. На плечо мальчика легла увесистая родительская рука, под которой он едва не рухнул. Часть древнего обычая: безмолвное прикосновение морского охотника к наследнику, что продолжит дело в случае его гибели. Провожать Лазаря к Морским Вратам всегда собирались все морские охотники, кроме старика Хонта. «Может не стоит ждать, когда он уступит мне место старейшины по естественным причинам» – мелькнула мысль, когда Лазарь смотрел через иллюминаторы на две дюжины крепких и закаленных мужчин своей касты. Когда он вернется и насытит жителей Последнего Очага, можно всерьез заняться скорейшим занятием власти в стране.

– Папа… – сорвалось с губ Матэя, но Лазар их уже не слышал.

Гремя тяжелыми ботинками по рыжей решетке, резиново-металлический гигант направился к бреши корабля, уводящей в подводной царство. Морские Врата. Соплеменники касты, механики и маленький сын смотрели вслед опускавшемуся на лебедке в черную воду морскому охотнику с тем же трепетом, с каким близкие наблюдают за опускающимся в землю гробом.

Продолжение на сайте. Подписывайтесь также на авторскую группу в VK и следите за новостями :)