Дыры - 34⁠⁠

Аннотация: Школьница Люся Игнатова страдает легкой формой вуайеризма. Часто она проводит время у окна, разглядывая в бинокль соседний дом. Напряженные отношения с родителями и подростковая ломка характера способствуют усугублению ее пристрастия. Когда она оказывается застигнутой за своим занятием, и реальный мир вторгается в ее жизнь, становится очевидным, что реальность бывает намного жестче и тревожнее, нежели фантазии и тайное наблюдение за соседями.

Часть 1. Класс 10: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19

Часть 2. Класс 11: 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33

15 марта, 2005г.

Новый урок был мне преподан вполне эффективно, и я его тоже усвоила. Моя ненависть осталась при мне, но теперь мне пришлось открыть внутри себя хранилище, этакий тайный депозит, и поместить ее туда. Возможно, когда-нибудь этот вклад принесет свои проценты, а может, и нет. Одно я поняла точно: эти дебилы, что избили Надю Трофимову, важны для Сергея. Он не будет ничего предпринимать против них, а у меня нет ни одного средства, чтобы его заставить. Я ведь сама содержанка, прямо говоря, чтобы качать права.

Надька, благодарение Богу, шла на поправку. Выбрав для себя линию поведения, она придерживалась ее фанатически. Сколько следователь ни бился, ничего из нее не вытряс. Родители ее тоже бились. Я с ними столкнулась на второй день в больнице, и они насели на меня, требуя, чтобы я им все рассказала. Я отпиралась, как могла, уверяя, что мне тоже ничего не известно, что, скорей всего, Надя действительно не помнит людей, который на нее напали. По их лицам я видела, что они не удовлетворены, но без согласия Трофимовой я не могла им ничего сказать.

Допрашивали и меня. Причем повестка пришла не куда-нибудь, а в школу. Да уж, постарались следователи, удружили. Оказывается, я успела здорово засветиться перед лицом правоохранительной системы, о чем до последнего мгновения была ни сном, ни духом. Такие, как Сергей Каюмов, всегда под наблюдением. Какие у него связи с милицией, я не знаю, но они его не трогают пока, просто держат под контролем. А то, что я живу у него — достаточная причина понаблюдать и за мной тоже. Все это растолковал мне Сергей, когда я, ошарашенная и злая, пришла домой с предписанием явиться к следователю на следующий день. Он также объяснил мне, как следует себя вести на допросе, ну, как он сказал, так я и сделала, и следствие, можно сказать, не продвинулось ни на шаг. А потому было закрыто в связи с отсутствием состава преступления.

Мне было стыдно перед Надькой. Я ворвалась к ней в палату, этакая фурия-мстительница, требуя, чтобы она раскрыла мне своих мучителей. А что я сделала? Ровным счетом ничего, пальцем о палец не ударила. Но Трофимова ни разу не вернулась к этой теме. Она понимала куда больше, чем я. Я не принадлежу себе. Я зависима по всем фронтам, даже сильнее, чем зависела от родителей. В принципе, пользуясь обстоятельствами, из меня можно было вполне слепить нечто вроде домашней рабыни. Денег у меня нет, родителей считай тоже, я — одна-одинешенька, без работы, без места жительства — короче, без пяти минут бомжиха. Мне, наверное, повезло, что это оказался именно Сергей. Хотя как посмотреть. Когда Трофимова более или менее пришла в себя, я как-то сидела у нее в палате, и она вдруг неожиданно схватила меня за руку и уставилась на локтевой сгиб. Я покраснела и вырвала руку. Очень долго Надька пристально смотрела на меня. Потом коротко выдохнула:

— Люська, пропадешь.

Я нервно передернула плечами. Мне оставалось повторить только фразу Сергея, которой, как я уже поняла, он прикрывался, как щитом.

— Я себя контролирую. Это было всего три раза.

— Люсь, из этого не выбраться. Даже после одного.

Я ожесточенно замотала головой.

— Он мне вводит слабый раствор…— Я тут же прикусила язык.

— Он тебе вводит?! — Надька помолчала, переваривая услышанное. Потом тихо сказала:— Беру свои слова назад.

— Какие?— не поняла я.

— Что тебе повезло с ним. Не хрена это не везение.— Она еще немного помолчала.— Если бы я не была такая слабая, я бы тебя опять отхлестала по щекам.

Я невесело улыбнулась.

— У тебя рука сломана.

Надька фыркнула. Мы рассмеялись, но и я, и она понимали, насколько безрадостен наш смех.

Поначалу мы навещали Надюху вместе с Катей Череповец после уроков. После того, как мне пришел вызов к следователю, я стала ходить к ней одна. Школе-то моей каюк. Говорю же, удружили менты. Худо-бедно я еще как-то держалась, несмотря на свою репутацию, несмотря даже на то, что пару раз приходила на уроки вообще невменяемая. А на следующий день после визита к следователю Покемонша попросила меня задержаться после уроков. Я догадывалась, о чем пойдет речь.

Мы расположились в классе за закрытыми дверями. Мы сидели друг напротив друга: Лидия Борисовна за учительским столом, я — за первой партой. Инстинктивно я заняла оборонительную позицию: скрестила руки на груди и напялила на лицо маску недоверия. Покемонша не стала со мной юлить. Один разговор с глазу на глаз резко поднял ее в моих глазах. Разумеется, Покемонша об этом так и не узнала.

— Как можешь объяснить то, что тобой интересуется милиция?— спросила она меня прямо.

— Лидия Борисовна,— вежливо начала я.— Вы же сами знаете, что Надю Трофимову избили. Велось следствие, и меня вызывали как свидетельницу.

— Почему именно тебя?

— Так я ее лучшая подруга!— наивно округлив глазки, ответила я.

— А я ее классный руководитель. Еще у нас есть директор школы, еще есть староста класса. Никого из нас не допрашивали, к твоему сведению. Я не знаю, в какую историю вы с Трофимовой вляпались, да и не хочу знать. Моя задача в другом. Для меня важно сохранить своих учеников в целости и сохранности до выпускного бала.— Глаза Покемонши сверкнули, а потом она вдруг резко усмехнулась.— Ты меня слышишь? Ты представляешь, что я сейчас говорю? Было время, когда учителя бились за то, чтобы выпустить из школы как можно больше медалистов. А в наши дни мы мечтаем, чтобы к концу обучения вы хотя бы остались живы-здоровы. Дикость, но это наше время.

Я молчала. Покемонша что-то обдумывала. Я так поняла, что это было лишь предисловием.

— Знаешь, Игнатова…— Надо же, наедине она не коверкает мою фамилию! Я ведь говорила, что она делает это нарочно!— Открою тебе кое-какие вещи. Перед тем, как утверждался состав десятого класса, некоторые учителя были против тебя. Мою кандидатуру как классного руководителя уже утвердили, и мое слово было решающим. Я отдала за тебя свой голос. Я подумала, что девочка вроде бы старается.

Это был чистой воды шантаж, и сейчас со мной такие номера не канали. Покемонша пыталась выставить себя этакой благодетельницей, а меня — зависимой и обязанной ученицей. Я понимаю, все они тут психологи, но после этого на контакт она могла не рассчитывать. Мне прекрасно известно, что никто не вправе препятствовать кому бы то ни было идти в десятый класс, если этот человек вполне сносно окончил девятый. Она мне пытается впарить про какую-то комиссию, как это происходит в Америке. Не исключено, что такая имела место, но была всего лишь фиктивным комитетом.

— Хотите сказать, что вы жалеете?— помогла я ей немного.

— И да, и нет.— Покемонша помолчала, а потом пристально взглянула мне в глаза и спросила:— Ты принимаешь наркотики?

У меня пересохло в горле. Господи, а я-то, наивная, полагала, что никто не догадывается! В тот момент об этом не знала даже Трофимова, разговор в больничной палате произошел немногим позже. На меня накатил такой ужас, что несколько секунд я только и могла, что немо таращиться на Покемоншу с разинутым ртом. Впоследствии я подумала, что это могли быть очередные происки Шагиевой Жанны. Единственное, что я яростно отметала — то, что по мне кто-то мог заметить.

— Нет,— промямлила я, наконец. Покемонша продолжала буравить меня глазами. Каким-то чудом мне удалось выдержать ее взгляд.

— Я могу тебе объяснить, почему я испытываю противоречия в отношении тебя,— сказала Покемонша.— Ты дерзкая, но не вульгарная. Ты никогда не хамишь. Твоя юбка — верх неприличия, но ты держишься особняком, и ты, как мне кажется, знаешь себе цену. Ты не жуешь жвачку день-деньской, как та же Трофимова. Что-то в тебе есть, какой-то женский стержень. Может, ты просто сбилась с пути? Может, тебе стоит записаться на прием к психологу?

Интересная идея. Думаю, любому психологу понадобится срочная консультация, если я выложу ему хотя бы половину того, через что мне довелось пройти. Лидия Борисовна казалась искренней и дружелюбной, но я чувствовала всю подоплеку нашей с ней беседы. Она сама косвенно мне это подтвердила: ее задача довести меня до конца обучения. Ей плевать, что будет со мной дальше. Поэтому я просто молчала. Сказать мне ей было нечего, а секретничать я не собиралась.

— Я звонила твоим родителям,— тем временем продолжала Покемонша.— Мама твоя сказала, что ты ушла из дома, живешь теперь самостоятельно. Я понимаю, молодежь сейчас рано взрослеет. Но не до такой же степени. И потом: я наблюдала за тобой во время уроков. Скажи мне, где твои учебники?

Учебники… Учебники мои дома, в прошлой жизни. Учебники остались в том мире, который успел для меня потускнеть, покрыться окалиной. Учебники — это символ, нечто такое, что можно взять с собой и чувствовать при этом связь с прошлым. Это как моя фотография дома у родителей Виталика Синицына. Мне судьба не доставила такой радости. Мой исход из дома был похож на бегство. Это и было бегством, строго говоря.

— Мама не просила меня вернуться домой?— вдруг спросила я.

— Нет, она только сказала…— Лидия Борисовна осеклась. В ее глазах впервые мелькнула тревога. Теперь до нее, кажется, что-то начало доходить.

— Вам не показалось это странным?

— Ты знаешь, я как-то об этом не думала… Меня интересовали другие вопросы.

Я встала. Да, теперь я уверена, что права. Каждый здесь думает только о себе. Все эти разговоры — фикция, пшик, попытка оправдаться перед самой собой.

— Так вот оно и происходит,— сказала я желчно.— Вы всегда запаздываете. Сначала вы «как-то не думаете», а потом бывает слишком поздно. Иногда секунды достаточно, чтобы процесс стал необратимым. Вы «не думаете», но при этом считаете себя вправе читать мне нотации.

— Послушай, Игнатова…

— Нет. Устала слушать.— Неожиданно я ей подмигнула.— Все относительно, вы помните? Катитесь вы со своей школой куда подальше.

Я ушла. Меня никто не удерживал. Я приняла решение. Больше я туда не пойду. Проживу как-нибудь. Подумаешь, великое дело, одиннадцатый класс. Я могу вполне поступить в техникум, девятилетней среднеобразовательной базы для этого достаточно. Уж там, я думаю, нравы посвободней, и никто не станет совать нос в мою хату.

Дома я немедленно полезла в ванную. Дело в том… Я уже несколько дней подозревала… Короче, у меня был зуд. И странный запах. Я все списывала на «молочницу» — обычные женские беды, как эрозия, как, скажем, болезненные менструации, как нежелательная беременность… Пока шел мой разговор с Лидией Головчук, я об этом позабыла — слишком стрессовой была обстановка,— но едва вышла из школы, как вновь вся исчесалась. А в ванной мне стоило только снять с себя трусики, как по их внешнему виду я поняла, что ко всем моим неудобствам добавилась основательная приправка в виде странных выделений. Потрясающе: все кошмарные вещи происходят со мной именно в ванной.

Короче говоря, медлить дальше было опасно. Как это произошло? Понятия не имею. Сергей всегда пользовался презервативом. Больше, кроме как с ним… Нет, нереально. Я уверила Трофимову, что пробовала колоться всего три раза, но я немного подшлифовала правду. Не три. Иногда, возвращаясь из «Долины Кукол», я осознавала, что несколько часов моей жизни просто вычеркнуты, они исчезли, стерты, словно их не было. Я не верю, что могла быть до такой степени невменяемой, чтобы изменить Сергею и не помнить об этом. Да и с кем? После того, как он вводил мне дозу, я была только с ним. Вывод прост: как это ни кажется парадоксальным, но я подцепила эту неведомую покуда дрянь именно от него.

Я собиралась навестить Трофимову, но после ванной мои планы резко изменились. Пришлось тащиться в венерологию. Шла пешком, игнорируя такси и «маршрутки», чтобы оттянуть время. Как раз на днях грянули морозы, и ветер по пути исколол мне все лицо, так что по прибытии в больницу я походила на зардевшуюся деву.

Продолжение следует...