Дыры - 25⁠⁠

Аннотация: Школьница Люся Игнатова страдает легкой формой вуайеризма. Часто она проводит время у окна, разглядывая в бинокль соседний дом. Напряженные отношения с родителями и подростковая ломка характера способствуют усугублению ее пристрастия. Когда она оказывается застигнутой за своим занятием, и реальный мир вторгается в ее жизнь, становится очевидным, что реальность бывает намного жестче и тревожнее, нежели фантазии и тайное наблюдение за соседями.

Часть 1. Класс 10: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19

Часть 2. Класс 11: 20, 21, 22, 23, 24

28 сентября, 2004г (позже).

До звонка оставалось время. Я схватила Череповец за руку и потащила за ближайший угол. Класс немного притих, заподозрив интригу: сперва я уединяюсь с Аней, теперь тащу свою соседку по парте. Я только потом воспроизвела в голове эту мерзкую сцену, в тот момент перед глазами стояла красная пелена ненависти.

— Ты растрепала всем, что я была беременна?— ухнула я на Катьку свой приговор, едва мы оказались вдвоем.

Несколько секунд она хлопала глазами, округлив рот. Я дышала, как скакун. Мои кулаки сжимались. Я была готова ее ударить. Слава Богу, я не совершила хоть этой ошибки, только вряд ли теперь это что-то изменит.

— Люсь, ты рехнулась?— растерялась она.

— Ну да! Я рехнулась. А если не рехнулась, то скоро рехнусь. Видишь ли, моя дорогая, поначалу об этом знали только вы с Надькой, а теперь знают все. Даже Покемонша.

Видно было, что Катя здорово напугана. И за себя, и за те вещи, которые я выплескивала на ее голову. Она понимала, в каком я неадекватном состоянии, на грани сотворить очередную дичь.

— Люсь, серьезно?— выдавила она.

— Кому ты говорила?

— Люсь, да я…— Вот тут она стала приходить в себя. И вся абсурдность моих обвинений стала для нее очевидной. — Ты и Надьку подозреваешь?

Это здорово остудило мой пыл — собственно говоря, она права, у меня не было никаких доказательств. Но разве они нужны в такой ситуации? Тем более для женщины?

— Я все равно выясню!— выкрикнула я. Катя аж попятилась. На нас уже оглядывались. На мои глаза таки навернулись слезы, хоть я и думала, что иссушена полностью.— Все равно выясню. А вас знать никого не желаю!

Весь следующий урок я просидела на галерке совершенно одна. Катя не обернулась ни разу, я видела только ее спину. Трофимова перебросила мне записку с вопросом, что стряслось. Я не ответила. Рискуя поведением, подруга пыталась поймать мой взгляд. Я и это игнорировала. Аня Линь тоже поглядывала на меня тревожно. Думается, она уже успела пожалеть, что рассказала мне все.

За время урока в моей голове прояснилось, и во второй половине меня охватили сомнения. Что если это все-таки Трофимова? Что если я зря?.. Да и с чего я вообще подумала на Катю? Все мои недавние логические построения стали казаться натянутыми за уши.

А сразу же после звонка Катька Череповец направилась ко мне. Я была готова выбросить белый флаг, но она меня опередила.

— В тот день, когда мы отдыхали за городом, ты ревела на глазах у всего класса. Многие видели. А потом ко мне подходила Шагиева и прямым текстом спросила, уж не залетела ли ты. Я об этом вспомнила только теперь. Помнишь, Надька сразу же догадалась? Шагиева тоже. Могли и другие начать выдумывать.

— А что ты?— слабо спросила я, чувствуя себя последним дерьмом.

— В смысле?

— Что ты ей ответила?

— А ты как думаешь?— резко бросила Катька. Ее лицо оставалось отчужденным. Впервые я видела ее такой.— Естественно, отмазалась. Сказала, проблемы у тебя с предками, вот и все.

Я опустила глаза. Я была красная-красная, такой невыразимый стыд мне еще не приходилось испытывать. Мне хотелось встать перед подругой на колени. Я бы и встала, или рухнула, или еще что, если бы не опасалась, что в таком случае мои одноклассники сочтут меня совсем чокнутой.

Трофимова все это время крутилась поблизости, соблюдая дистанцию, но на этом ее выдержка закончилась, и она выросла рядом.

— Девчонки, чего у вас тут? Поссорились, что ли?

Я не обратила на Трофимову внимания.

— Прости, Катюш…— пролепетала я.

— У тебя нервы,— сказала Катя. Голос ее оставался холодным.— Это все нервы.

— Прости, я дура…

— Люсь, я представления не имею, как было возможно пережить то, что пережила ты, и остаться человеком. Многие бы сломались. Я бы сломалась. Не могу тебя судить, тем более такая паршивая история вышла.

Я хлюпнула носом. Трофимова переводила вопросительный взгляд с меня на Катю. С униженной надеждой я заглянула подруге в глаза, и именно в этот момент где-то на периферии моего зрения мелькнула Жанна Шагиева.

Что ж, я тоже не железная. Тоже, бывает, ломаюсь.

Я завизжала. Бросилась на нее. Наверное, подруги пытались меня удержать — это всего лишь предположение, но скорей всего так оно и было,— я ничего не почувствовала. Мозги окончательно расплавились, и я вцепилась Жанне в волосы прежде, чем она успела даже ойкнуть. Она ли настоящая распространительница сплетен, или не она,- мне в общем-то было все равно. Ноги Жанны от неожиданности подкосились, и я швырнула ее на пол в проходе между партами.

— Ты чего, сучка, сбрендила?— заорала Шагиева и попыталась подняться, но я уже придавила ее к полу и стала осыпать градом пощечин. При этом я что-то приговаривала, вроде как в назидание, но не помню, что именно. Несколько секунд класс ошалело пялился, как одна их одноклассница беспощадно мутузит другую одноклассницу. Мне еще повезло, что во время моего сдвига по фазе рядом не оказалось учителей. Один мой удар пришелся Жанне по носу, и у нее пошла кровь. Она продолжала орать и материться, елозя по полу и пытаясь сбросить меня с себя.

Потом чьи-то сильные руки оторвали меня от соперницы и выволокли из класса. Я сопротивлялась, как пантера, но хватка оказалась крепкой. За дверью я сообразила, что это Виктор Тимошин.

— Хватит!— заорал он мне в лицо.— Заканчивай, Люся, а то я тебе врежу!

Я дернулась для приличия еще пару раз, а потом как-то вся обмякла. Тут же накатила апатия. Дверь в класс распахнулась, оттуда высунулось окровавленное лицо Жанны Шагиевой. Сейчас, придя в себя, я ужаснулась, в кого я умудрилась ее превратить.

— По стенке тебя размажу, сука психованная!— заорала она, но ее, видать, тоже держали всем скопом, так что на угрозе дело и застопорилось. Жанна вновь исчезла.

Тимошин продолжал меня держать до тех пор, пока не убедился, что я не настроена на дальнейшие боевые подвиги. Я и не была настроена. Ужас мой разрастался. На каком-то этапе во время драки я вдруг почувствовала, что не смогу сама остановиться. Вот и горькая правда: Люська, ты кандидат в психи.

Когда Виктор повлек меня назад в класс, я вцепилась в него мертвой хваткой.

— Не пойду!

Он взглянул на меня без особого сочувствия.

— Придется,— буркнул он.— Не знаю, чего вы там не поделили, но дело сделано. Лучше идти сейчас. Потом будет сложнее.

Я позволила ему завести себя в кабинет. Жанна сидела за партой с зеркальцем в руках, приводя себя в порядок. Несколько девчонок помогали ей стереть кровь. По факту ее оказалось не слишком много, Жанне не потребовалось даже бежать к умывальнику. Завидев меня, Жанна дернулась.

— Иди сюда, проститутка! Я тебе…

Несколько рук силой усадили ее на место. Никто не горел жаждой зрелища. Только дебильная Танька Огрышко пискнула:

— Да, дай ей!— Но на нее не обратили внимания.

Вперед вышла Аня Линь. Все это время она просто сидела на своем месте и наблюдала за происходящим.

— Короче, девчонки, подрались и будет. Никто ничего не видел, тихо заминаем скандал. Если я узнаю, что у кого-то длинный язык, вычислю болтуна и изживу. Нам остался год учебы, больше скандалы не нужны. Что-нибудь подобное повторится, выставлю вопрос на школьном комитете.

Выдав все это, Аня Линь коротко взглянула в мою сторону. По ее взгляду я поняла, что подругой она мне уже никогда не будет.

Поплелась на свое законное место, как побитая собака, словно это Жанна меня отколошматила, а не наоборот. Катька Череповец, которую я так больно задела, погладила меня по волосам. Это был участливый жест, но смутно я начинала подозревать, что между нами легла трещина, которую уже ничем не заделать.

Когда учительница завела свою пластинку после звонка на урок, все мы выглядели так, словно ничего не происходило. Мы постигали школьные истины, а я при этом параллельно постигала другие, более важные для меня, более жизненные. Я подумала о том, что если про меня действительно ходят слухи, то сегодня этим слухам пришел конец. Не потому, что нашлось опровержение, а как раз наоборот: они перестали быть слухами, превратившись в уверенность. Своим поступком я подтвердила все домыслы так, как если бы схватила рупор и объявила об этом на всю школу.

Продолжение следует...