Доверять или проверять? Зачем преподавателю знать о диагнозе ребенка

А также какие проблемы могут ждать ученика с особенностями здоровья в музыкальной школе.

Всем привет. Периодически я почитываю на Яндекс.Дзене всякие пустяковые заметки, чтобы разгрузить мозги. Иногда попадаются весьма интересные и полезные каналы — так что иногда я читаю статьи преподавателей, репетиторов об их буднях и прочем. Не так давно на глаза мне попалась заметка, прочтение которой, собственно, и привело к написанию этой статьи.

В принципе, в самой заметке репетитора не было ничего особенного, кроме того, что о психическом диагнозе своего маленького ученика автор узнала только через полтора года. В комментариях люди почти сразу разделились на два лагеря.

Нельзя скрывать от преподавателя диагнозы учеников.

  Мы ничего не должны рассказывать посторонним людям и делиться столь личными подробностями.

Сегодня я хочу объяснить, почему я целиком и полностью на стороне первой группы людей и почему среди этого лагеря по большей части такие же преподаватели, а не родители.

(Сразу хочу сказать, что я не являюсь врачом, не обучалась в медицинском университете, поэтому в статье ограничиваюсь общими фразами и привожу в примеры наиболее часто встречающиеся в моей практике случаи. У каждого заболевания может быть тысяча причин помимо тех, которые озвучиваю я.)

Я молодой преподаватель: мой стаж работы с детьми – семь лет, практика началась, соответственно, раньше. За это время я успела поработать как в муниципальных школах искусств, так и в частной музыкальной школе. Была и просто репетитором, и постоянным приходящим домашним преподавателем фортепиано. Среди моих учеников были как совершенно здоровые дети, так и дети с различными диагнозами как физического, так и ментального происхождения. И соответственно, в своей практике родители детей с какими-либо диагнозами делились на все те же два лагеря. Одни безоговорочно доверяли и не делали тайну из заболевания ребенка – вторых приходилось уговаривать, убеждать и порой давить, чтобы узнать правду о своем ученике.

Начнем с того, что детей с какими-либо диагнозами также можно разделить на два типа.


Первый – это дети с психическими расстройствами, поражениями головного мозга и нарушением восприятия информации какого-либо типа.


Сюда я отношу расстройства аутистического спектра, наследственные или приобретенные психические заболевания, например, шизофрения, неврастения, а также отклонения в психике, вызванные травлей в школе, особенностями воспитания или восприятия. К последним я отношу детей с заниженной самооценкой, «синдромом отличника» и тех, кто пережил какую-либо психологическую травму. В самом простом случае такая травма – переезд в другой город, так как полная смена обстановки даже для взрослых довольно тяжелое испытание, в самом тяжелом и трагическом варианте – потеря одного или двух родителей, что в нашем мире, к сожалению, встречается и что было в моей практике.


Ко второму типу можно отнести диагнозы, влияющие лишь на физическое развитие, но не на ментальное. Сюда можно отнести легкие формы ДЦП, когда ребенок в плане интеллектуального развития полностью здоров, но физически неполноценен, травмы различной степени тяжести, полученные в любой из периодов жизни, или родовые травмы, повлиявшие на физическое развитие ребенка, самые банальный пример – родовые травмы, повлекшие за собой проблемы с позвоночником. К этой категории можно отнести гипотонус или гипертонус мышц как последствия, например, преждевременных родов или каких-либо других нарушений в работе ЦНС (эпилепсия). Ну и на своем опыте я бы добавила сюда мигрени или головные боли иного характера. И не важно, это головные боли наследственные, последствия той же родовой травмы или же последствия физической травмы (падения, удара головой) либо перенесенного заболевания, приведшего к поражениям головного мозга (ветрянка, корь, детская, подростковая онкология).


С категориями диагнозов, пусть и весьма грубыми, допустим, немного разобрались.

Первый вопрос заключается в том, почему же многие родители пытаются скрыть диагноз ребенка. (Мы не берем в расчет тех родителей, которые не знали об отклонениях в силу маленького возраста и заболевания на начальной стадии или списывали неадекватное или просто изменившееся поведение ребенка на возрастные особенности. Да, такое тоже случается, как среди родителей, так и среди врачей. Порой бдительные родители, старающиеся разобраться в причинах смены поведения ребенка, сталкиваются с отговорками врачей вроде «да он у вас просто невоспитанный/ленивый».)

Ответы на этот вопрос обычно одни и те же.


Родители опасаются, что данная конфиденциальная информация может быть передана третьим лицам, не принимающим участие в обучении. (А вдруг учитель случайно или намеренно расскажет о диагнозе моего ребенка другим учителям и они начнут его травить.) Или же они считают, что преподаватель может начать предвзято относиться к ребенку: либо предъявлять завышенные требования, либо, наоборот, относиться пренебрежительно к процессу обучения.

Родители могут считать, что делиться такой информацией стыдно. Или же отвечать что-то из категории «нам ваша жалость не нужна».

Родители могут полагать, что преподаватель должен только учить ребенка и не лезть в вопросы его здоровья.


В первом случае довольно часто помогает просто обстоятельная беседа. После первой встречи с преподавателем или после пятой, но родители начинают понимать, что учитель не просто так расспрашивает о состоянии здоровья своего ученика. Все это нужно для того чтобы сделать процесс обучения менее болезненным, чтобы избавить ученика от серьезных стрессовых ситуаций и сделать обучение максимально комфортным. Рано или поздно родители из первой категории понимают, что не в интересах учителя рассказывать о заболеваниях ребенка другим ученикам и что если раньше от их ребенка с диагнозом преподаватель шарахался как от чумного или каким-то иным способом выражал свое недовольство, презрение или брезгливость – то это проблема преподавателя, а никак не конкретного этого ребенка и конкретно этих родителей. Обычно все в итоге выливается в плодотворное сотрудничество преподавателя и данной семьи.


Со второй категорией работать несколько сложнее. И здесь на помощь приходит опыт работы с детьми со схожим диагнозом и – снова и снова – обстоятельные беседы о том, что не просто так администрация просит принести при поступлении в учебное заведение справку от педиатра и не просто так преподаватель вас расспрашивает о состоянии здоровья вашего чада. Если с первой категорией можно справиться в одиночку, ведя разговоры тет-а-тет, то есть без привлечения администрации, то в этом случае приходится звать на помощь завучей и иногда даже директора. В 70–80% случаев удается выйти на полный контакт с родителями и убедить их сотрудничать.


А вот с третьей категорией родителей все очень печально. К сожалению, здесь редко помогают разговоры, мягкие беседы, вызовы к администрации. Очень трудно объяснить таким родителям, что в процессе обучения я точно так же несу ответственность за психическое и физическое здоровье их ребенка, и попытки скрыть диагнозы, порой довольно тяжелые, приводят лишь к тому, что можно ненамеренно навредить ребенку. А этого не хочет ни один педагог.

(Самое интересное, что если с учеником, у которого, например, эпилепсия, что-то случится на уроке или на территории школы, эти родители, вероятно, потом первые прибегут жаловаться администрации о некомпетентности преподавателя, который никак не помог ребенку – или помог, но, по их мнению, недостаточно хорошо. Это при том, что в школьной аптечке, кроме жгута и зеленки с пластырем, ничего больше держать нельзя, а также, что логично, нельзя давать ребенку лекарства из личной аптечки кого-либо из учителей, чтобы данный поступок не привел к каким-то тяжелым последствиям. Все, что может сделать преподаватель, – вызвать скорую, вызвать родителей, уложить ребенка на горизонтальную поверхность, открыть окно и принести попить водички либо до прибытия скорой, либо до приезда родителей, которые, возможно, могут дать ребенку нужные препараты. К счастью, мне в своей практике не приходилось делать искусственное дыхание и все ограничивалось довольно стандартным набором действий.)


Просто представьте себе ситуацию. Приходит работать в школу молодой преподаватель, который очень любит свою профессию и детей в целом, но он даже на практике видел только совершенно здоровых, счастливых детей, а про синдром Аспергера слышал только в в сериале «Доктор Хаус», а все его знания о психиатрических заболеваниях заключаются в том, что шизофрения – это плохо. И тут ему дают ребенка, который совершенно не идет на контакт, не смотрит в глаза, не поворачивается в его сторону – или наоборот, проявляет агрессию на любые попытки даже просто поздороваться. Сколько молодых преподавателей не откажутся от ребенка, но будут рыть носом землю, чтобы по поведению ребенка самостоятельно вычислить диагнозы, — а, когда через год выскажут родителям свои опасения, услышат совершенно удивленное: «ой, ну мы не думали, что вам это нужно знать, это же просто ребенок»?

Большая часть на самом деле просто попросит перевести ребенка к другому преподавателю, не выдержав давления со стороны родителей и критики из разряда «да вы просто не можете найти подход к моему ребенку!»


Единственные люди, которых учат работать с такими детьми – дефектологи. Мы же, музыканты, зачастую даже на лекциях по педагогике и психологии не слышим про таких детей. Нам не рассказывают, как работать с детьми с заболеваниями аутистического спектра, не дают на практике детей с ДЦП, и в конце концов, рано или поздно сталкиваясь с такими учениками, мы, вернее, некоторые из нас, идем изучать литературу, а порой и получать второй образование как раз как дефектологи. Просто наше музыкальное образование заточено на здоровых детей, которые даже простудой не болеют, что же говорить об учениках с какими-то серьезными заболеваниями?

А теперь мы подошли тому, зачем, собственно, преподавателю нужно знать правду. Я сейчас пишу только о своем опыте и о своей сфере работы, но это относится не только к музыкальным школам и школам искусств, но так же и к преподавателям в общеобразовательных школах.


Обучение в музыкальной школе – это высокая психоэмоциональная нагрузка даже для психически здоровых детей. Экзамены, отчетные концерты, концерты, посвященные каким-либо праздникам, и конкурсы составляют обязательное сопровождение обучения в муниципальной музыкальной школе. И если в частной школе преподаватель может не выставлять ребенка на какое-либо выступление, если считает, что ученик еще не готов морально, то в муниципальное школе таких поблажек нет. Два технических зачета и два экзамена в год с комиссией будьте добры сдать. Плохие результаты экзамена или неявка на них являются прямым показанием к отчислению ребенка: в лучшем случае его оставят на второй год. Вот только в случае повторения года стрессов меньше не станет, как и экзаменов.

Никого в комиссии не волнует, что порой у здоровых детей перед выходом на сцену случаются истерики, и преподавателям приходится прикладывать массу сил и тратить очень много времени на то, чтобы психологически настроить каждого своего ученика. Что говорить о детях с подвижной психикой, которых может вогнать в ступор или истерику не то что окрик преподавателя, а просто очень эмоциональная подача материала?


Так вот, если администрация и преподаватель ребенка в курсе официально поставленного диагноза, если родители принесли справку, подтверждающие данное заболевание, а не скрыли это под предлогом «это стыдно», то администрация, адекватная администрация может пойти на какие-то уступки. Например, разрешить не выступать на отчетном концерте, даже если ребенок показывает очень хорошие результаты, или, например, разрешит сдавать ребенку хотя бы технический зачет не комиссии из пяти человек, а преподавателю и, допустим, еще одному, одному приглашенному члену комиссии. Одному, а не пяти, чувствуете разницу? Да, такого ребенка все равно перед зачетом придется убеждать, что ничего страшного, что никто не кусается, придется по полчаса подбирать слова, но в итоге получится преодолеть это испытание с минимальными последствиями для психики.

Если речь идет о психологических проблемах вроде буллинга в школе или «синдрома отличника», который является следствием низкой самооценки и не только, то их тоже нельзя скрывать, потому что хороший преподаватель тактичной работой на уроке может хоть немного сгладить последствия этих проблем. Не устранить полностью, как это может сделать только высококвалифицированный психолог в команде с родителями, но хотя бы немного смягчить и помочь ребенку раскрыться. (Хорошего психолога, кстати, найти так же тяжело, как хорошего преподавателя.)

Что касается физических проблем – то их тоже нельзя скрывать. Я уже писала выше, что моя задача не только научить ребенка играть на фортепиано так, чтобы он сдал все экзамены и не возненавидел инструмент, но и помочь сохранить его психическое и физическое здоровье. И как пианистка я особо внимание уделяю здоровью спины и рук.


Часто случается так, что родители, отдавая ребенка в музыкальную школу, во-первых, считают, что игра на музыкальном инструменте или уроки вокала – это легко и просто. Здесь трудно винить родителей. Они приходят на концерты и видят конечный результат, только мало кто догадывается, что нагрузка в музыкальной школе сопоставима с нагрузкой спортсменов. (Про этот пункт я постараюсь написать отдельную статью, поскольку эта тема тоже весьма животрепещущая.)

А во-вторых, родители не всегда предупреждают преподавателей, которые индивидуально занимаются с их детьми, о том, что у ребенка была травма позвоночника или родовая травма. (Я сейчас привожу только самые говорящие примеры, хотя различных заболеваний великое множество.) И вот, преподаватель, начинающий работу с таким ребенком, в один момент ловит себя на мысли, что ученик, допустим, не может расслабить руку или, например, начинает странно искривлять шею при посадке за инструментом. Через некоторое время выясняется, что мама, приведя девочку, скрыла, что во время родов были смещены шейные позвонки, из-за чего нарушено кровоснабжение головного мозга, и поэтому у ребенка постоянные боли в шее, в руках, головные боли, и ученица на фоне стресса начинает заикаться. А следом еще одна новость – ребенок не проходит курсы реабилитации, его никак не лечили.


Такое случается довольно часто. Конечно, не все родители такие, но людей, убежденных, что у их ребенка все в порядке, а преподаватель преувеличивает масштабы бедствия, бедный мальчик или бедная девочка все симулируют, чтобы не ходить на занятия – тоже немало. И если с внимательными родителями можно выработать тактику в работе с детьми с психическими или физическими отклонениями, и не важно, серьезные они или нет, то с людьми из категории «ой, да все он выдумывает» иногда приходится прощаться, хотя ребенка из этой семьи бывает жалко до слез, особенно когда осознаешь, что только ты и пыталась хоть как-то помочь этому маленькому человеку со взрослыми проблемами.

Хороший преподаватель порой знает немало специалистов высокого класса, например, психологов и массажистов. Хороших неврологов или терапевтов. Может посоветовать хороший диагностический центр, порекомендовать центр реабилитации и, в крайних случаях, может даже помочь найти нужные благотворительные фонды. Таких преподавателей мало, но они есть. Так же, как и достаточно много адекватных родителей, которые не стесняются диагнозов и физических травм своего ребенка, не боятся просить о помощи или предупредить преподавателя об особенностях развития и поведения своего ребенка.


В конце концов, продуктивная и адекватная работа, от которой зависит успех ученика, является не работой преподавателя, не работой ученика, а сотрудничеством трех сторон: ученика, преподавателя и родителей. И какими бы талантливыми ни были ученик и преподаватель, если родители чинят препятствия, пусть это бездействие и молчание, добиться хорошего и стабильного результата будет не так просто.

Не нужно играть с учителями вашего ребенка в телепата, не нужно умалчивать информацию о состоянии здоровья вашего чада только потому, что вы стесняетесь или стыдитесь этого. От незнания рождаются очень большие проблемы, и в случае тотального невезения эти проблемы потом будет расхлебывать психотерапевт в сотрудничестве с неврологами.

Наша задача – сделать процесс обучения не только результативным, но по большей части интересным, комфортным и безболезненным. И только при условии того, что последние три пункта соблюдены, можно получить действительно достойный результат.


P.S. В статье мое личное представление данной ситуации в абстрактном идеальном мире исключительно с тактичными преподавателями, которые очень тонко чувствуют детей и действительно заботятся об их комфорте в процессе обучения.