Чума в Манчжурии 1910-1911. Часть 2⁠⁠

Автор: Сергей Ветров.

Каждый день одетые в защитные костюмы люди выходят на улицы Харбина, чтобы собрать жуткий урожай.

Каждый день они жгут за городом огромные смрадные костры.

Каждый день они рискуют жизнью, и началом конца может стать случайный вдох или дружеское рукопожатие.

Зима 1910/11 года в Манчжурии.

Чужая земля, привязанная к Империи ниткой железной дороги.

Чужой народ, живым океаном окружающий острова русских городов и железнодорожных станций.

Добро пожаловать в наш чумной барак, скидывай вон того мертвеца с нар, и ложись на его место, я тебе кое-что расскажу.

Знакомиться не будем.

Мы здесь ненадолго.

Предыдущая часть: Чума в Манчжурии 1910-1911. Часть 1

Обязательно к прочтению.

Манчжурия 1910/11 — на текущий момент последняя крупная эпидемия чумы на земном шаре, и первая и единственная, оставившая после себя кучу фотографий. Некоторые из них — реальная жуть, я предупредил. Картинка для привлечения внимания — современная реконструкция сброса тел в чумную яму.

труп чумного больного, порубленный на части. Найден на пропускном пункте в мешке у китайца.

Летучие противочумные патрули начинали свой рабочий день именно с поиска и перевозки выброшенных за ночь трупов: их заворачивали в пропитанное дезраствором одеяло и крючьями волокли в повозку, чтобы отвезти на кремацию.

Ближе к весне, когда снег начал таять, работы им резко прибавилось - пошли подснежники - обглоданные собаками, гнилые до такого состояния, что крючьями их было не ухватить. Их заливали дезраствором и со всеми возможными мерами предосторожности закапывали на месте.

Конечно, ворочать по морозу дубовые, негнущиеся тела — работка так себе, но настоящий аттракцион для врачей — это «зачистки» китайских фанз. Внутри — полумрак, даже в самый яркий день, вонючий спертый воздух сквозь марлю на лице, по углам — вздрагивающие в бреду обреченные, в забрызганных кровью рубахах. Вот один из них начинает глухо, надсадно кашлять, и в пляшущем свете керосиновой лампы пол вокруг него красновато-влажно блестит от мокроты. Врач обязан забрать их с собой — несмотря на то, что они смертельно опасны, что они обречены, что некоторые умрут, даже не доехав доехав до чумного барака. Те, кто еще ходят и соображают — попрятались по чердакам и подвалам, и санитары проводят обыск. Двух живых за ноги выволакивают из-под длинных полатей, меряют им температуру — нормальная, язык не обложен — на карантин, и, возможно, эти выживут. На причитания китайца оживает бесформенная куча тряпья под лавкой, превращается в его жену, плачет и хватает его за руки. У неё жар, и санитары уводят её в другую карету.

В подвале находят труп — лежит себе в холодке, заваленный картошкой и морковкой.

Овощи эти они продавали на базаре.

«Лачуги китайской голытьбы, населяющей Японскую улицу, до того убоги, тесны и темны, что с трудом верилось, что это жилище людей. Часто, в первый момент, когда войдешь во внутрь фанзы с улицы, решительно ничего нельзя видеть за дымом и копотью. Встречались такие фанзы, где даже в ясный день было совершенно темно и для осмотра их приходилось зажигать лампу или свечу. Дальнейший осмотр, судя по началу, только дополнял безотрадную картину: насквозь промерзшие и прокопченные стены; маленькие, заклеенные бумагой вместо стекол, окна; прогнутые потолки и грязный, обычно заплеванный пол — составляют жилище китайской бедноты. Внутренняя обстановка обычно гармонирует жилищу: деревянные, редко — кирпичные нары, застланы грязными просаленными циновками, еще более просаленные столы и скамьи. Все это настолько антисанитарно, что возбуждает сильное опасение, что при занесении сюда чумы на дезинфекцию положиться нельзя...» Доктор В.М. Богуцкий

Вообще, сокрытие китайцами трупов — это отдельная безумная тема.

Капитан Рожалин, работник санитарно-летучего отряда, сообщал о трупах, замурованных в стенах, прикопанных в пол прямо в фанзах, хранящихся по частям в мешках в погребах и прочая прочая. Из реки Сунжи посреди Харбина одно время изо льда торчали ноги — тело бросили в прорубь головой вниз, и так оно так и примерзло.

Просто выкинь его куда-нибудь

В Харбине, где железнодорожники пользовались всей полнотой власти, был налажен хоть какой-то порядок и борьба, а вот Фуцзядян сопротивлялся здравому смыслу изо всех сил:

Кто, например, мог предположить, что для русских предлогом вмешательства для реализации своего тайного замысла послужит ниспосланная Небом чума, распространившаяся со станции Маньчжурия и на Харбин… Казалось бы, что выработанные русскими меры должны относиться только к полосе отчуждения КВЖД. Но они, выходя за рамки трактатных постановлений, хотят применить выработанные ими меры к Фуцзядяню, в котором функционирует самостоятельная административная единица – Бинцзянтин, и до господствующего в Фуцзядяне правового порядка русским нет никакого дела.

С какой стати русским следует заботиться о Фуцзядяне, если не с целью осуществления своего тайного замысла…открытое письмо китайскому губернатору, от редактора издаваемой в Фуцзядяне газеты.

Тайный замысел русских – это, разумеется, присоединить город к полосе отчуждения КВЖД, для чего будут особым хитрым образом использованы врачи и полицейские. Все предложения и требования санитарно-исполнительной комиссии бойкотировались, отвергались или выполнялись таким образом, что лучше бы и не выполнялись. Особенное противодействие оказывал начальник Харбинского Дипломатического Бюро даотай Юй Сы-син, ответственный как раз за сотрудничество, координацию, и всякое такое. Кстати, толку от русских врачей все равно не было: они распространяли чуму (ну конечно, а кто же ещё), раздевали больных для осмотра – что совершенно недопустимо, забирали совершенно здоровых людей неведомо куда, и никого не лечили, так как у них не было даже лекарства!

Как сказано в китайских газетах, лекарство было у своих, традиционно-медицинских специалистов:

…у нас есть и такие отрасли знаний, где мы во многом преуспели. Так, медицина, которая в других странах называется наукой,у нас в Китае она представляет собой искусство.

При чуме у больного одна надежда на врача, но у европейцев нет от чумы лекарства, и больным приходится ждать смерти. Мы не будем говорить о том, что, вероятно, существует где-то вдали, а возьмём лишь наш Фуцзядянь. Когда там был русский доктор, то он даже не мог распознать саму болезнь – чума это или нет. А наши китайские врачи распознают её сразу, и если заболевшему не помогают лекарства, то делают уколы и болезнь проходит. Разве русские могут не признать, что для них этот результат небывалый.

Кто не верит сказанному выше, пусть прочтёт отчёт санитарной комиссии Фуцзядяня.

Тем временем русские ввели ночные облавы, чтобы предотвратить разбрасывание китайцами трупов по окрестностям – чудодейственные уколы существовали только в репортажах китайских газетчиков. По мере разрастания эпидемии прибывали командированные и добровольцы из России, что позволяло формировать больше карантинов, больше «летучих отрядов», больше больниц, но людей всё равно не хватало. Было организовано три группы «дезинфекции» - они дезинфицировали только то, что нельзя сжигать, и сжигали зачумленные дома и всякие хозяйственные постройки, вызывая возмущение населения. Был сформирован «крематорий» на открытой площадке за городом, сжигавший трупы в нарушение китайских традиций и законов – город глухо бурлил. Военные моряки Амурской речной флотилии высадили в городе десант с двумя артиллерийскими орудиями, 1 заамурский пограничный конный полк обеспечил военное усиление полиции и кордонных служб.

Карантины устраивались в вагонах, пожертвованных для этих целей КВЖД – в карантин попадали те, кто хотел ехать по железной дороге, и внешне здоровые люди, контактировавшие с чумными – например, взятые в зачумленном жилище. Чтобы быть признанным незаразным, необходимо отсидеть не менее пяти дней без признаков заболевания, причем если в вашем вагоне кто-то вдруг затемпературил и закашлял, то вы все переходите от него в другой вагон и счетчик срока сбрасывался. Многие китайцы пытались бежать, несмотря на выставленное солдатское оцепление, а некоторых отпускали санитары – полтора рубля с носа за бумажку, и ты здоров.

Чумные бараки были просто переходной стадией между жизнью и смертью – человек, попавший туда, был обречен – и служили только для концентрации больных в одном месте и централизованной утилизации трупов.

«Дезинфекция огнём» зачумленного дома

Сбор трупов. Окрестности Харбина

Персонал крематория

Доставка трупов

Тела тащат в яму

Яма, подготовка к сожжению

Сожжение трупов

Пепел и бродячие собаки

Ловить больных чумой в перепутанном лабиринте хаотичной застройки было сложно, и городские власти начали их выманивать лаской – в Харбине было открыто несколько ночлежных домов, в которых любой желающий мог получить теплый кров, и вполне сносный нормальный ужин всего лишь показавшись врачу и измерив температуру – таким образом было выявлено значительное количество больных.

В самый разгар эпидемии, седьмого января, в центре Пекина был обнаружен больной чумой китаец, вскоре после этого скончавшийся. До этого случая усилия российского МИДа по организации совместных медицинских мероприятий не встречали никакого энтузиазма, теперь же центральная власть заметила проблему. В Манчжурию был срочно направлен наделенный широчайшими полномочиями главный врач ВМФ Китая Се Тяньбао – он доехал до Мукдена, наслушался панических слухов о происходящем в Харбине, и поехал обратно. Вместо него был назначен доктор У Ляньдэ, способный и образованный врач, учившийся в Кембриджском университете. Приехав на место и ознакомившись с обстановкой, он первым делом (в нарушение китайских законов, запрещающих делать подобные отвратительные вещи) произвел вскрытие недавно умершей женщины, и убедился, что она умерла от чумы – местные власти даже не были полностью уверены, что имеют дело с чумой. (Мало ли, что говорят эти иноземцы!) Затем он запустил в «своем» городе практически все те же мероприятия, что делали у себя русские, с поправкой на местную специфику – помимо организации карантинов, осмотров и сжигания трупов, было предложено запустить как можно больше фейерверков – они при сгорании выделяют пары серы, а сера обладает дезинфицирующими свойствами. И запустили! Больше безумия, чумной карнавал!!!

Действия китайских властей осложнялись нарастающим параличом власти — голодные и напуганные люди сбивались в шайки разбойников-хунхузов, чтобы как следует погулять в последние денёчки.

«В Хуланьфу, на хлебном рынке, толпа в 3000 человек вместе с хунхузами произвела беспорядки и грабежи правительственных учреждений. Высланы войска. Деревни вымирают. Охотники натыкаются на целые склады трупов. В деревне Хуланьфу 300 нищих и безработных китайцев, недовольных санитарными мерами, захватили власть и грабят. В подкрепление отряда, высланного из Куанченцзы для подавления хунхузов и безработных,выступил из Фуцзядяня батальон китайских солдат. Вечером 15 мая на место стычки прибыли конные взводы из Унура и Иректе, 16 мая прибыли дополнительные воинские подкрепления и отправились преследовать хунхузов. Предполагали, что банда хунхузов подошла к железной дороге, чтобы перейти линию в районе Хорго и направиться на Дугудунгол»

Газета «Речь» 1911 год

К югу от Харбина «воевали» японцы: южная часть КВЖД, ведущая на Порт-Артур, и её ключевые города, были особой экономической зоной Японии – и чума в этих краях была их проблемой. Анимешники действовали жестко, решительно и дисциплинированно: ни один этнический японец из их противочумных отрядов не заразился и не умер, что, наверное, свидетельствует об их высоком уровне подготовки, ну и о сильном желании остаться в живых. В остальном же их результаты были как у русских – мне на глаза попадалась фотография, где сжигалось разом более тысячи трупов, и без особых подробностей упоминания о том, что они жестоко давили чумные бунты выстрелами, наводя порядок не только у себя, но и на сопредельных китайских территориях.

К середине января апокалипсис кровавого кашля вышел на полную мощность.

Эпидемия чумы в Харбине и окружных поселениях разрастается с каждым днем.

Оптимизм совета министров и правления восточно-китайской железной дороги безоснователен. Местная администрации, в среде которой разновластие, не принимает всех необходимых мер. Оцепление Харбина, о котором сообщало агентство, малодействительно. Гробы с трупами не закапываются. Они выставлены открыто вблизи реки Хуле. С половодьем они будет снесены.

На окрестных дорогах валяются трупы, поедаемые собаками.

газета «Русское слово» 14 января

В противочумном госпитале, устроенном в Фуцзядяне, вымер весь персонал.

Китайский батальон солдат, посланный для укрепления правопорядка погиб, не добравшись до места назначения: вместо пятисот солдат и офицеров, врач, посланный на помощь, нашел 495 трупов и пять безнадежно больных.

Русские противочумные отряды к середине января потеряли около тридцати человек, плюс без счету китайских санитаров и работников.

На чумной пункт Харбина к середине января доставлены тысячи больных чумой – и погибли тысячи больных чумой.

Группы дезинфекции сожгли уже несколько сот домов – а «крематорий» на пустыре за городской окраиной коптит черным день и ночь.

В группе «летучего отряда» сразу несколько санитаров заразились и умерли – оставшиеся саботируют работу, и по чёрному пьют. Телефон обрывается – со всех концов города сообщают о выявленных заболевших и найденных трупах, но ехать некому.

Кризис.

… Я теперь с ужасом вспоминаю то давно прошедшее время: выжженный, почти вымерший Фуцзядянь; ездившие по Харбину чёрные кареты, которые возили обречённых на смерть в Московские казармы на противочумный пункт… жуткие фигуры на улицах города в белом одеянии и глухих закрытых масках, так похожие на средневековых инквизиторов…

Н.А. Базоркин, военнослужащий 1 Заамурского конного полка.

Двор дома, где вымерла вся семья

Трупы, оставленные для исследований во дворе чумного пункта. Отлично дядька позирует!

Тяжелые времена продолжались до конца февраля, и очевидцы утверждают, что всё прекратилось довольно внезапно, и в марте чума уже утихла сама собой, унеся жизни от шестидесяти до ста тысяч человек. Конечно, сама собой — но только после того, как были предприняты беспрецедентные карантинные меры и налажен бесперебойный конвейер врачебных осмотров, замеров температуры, изоляции и дезинфекции.

За время эпидемии погибло 942 медицинских работника - в основном китайцев, а также русских фельдшеров и санитаров, наиболее часто контактировавших с больными, и обладавших — скажем так — низким уровнем осознанности.

Низший медицинский персонал доктор Богуцкий в своих записях прямо называл — подонками общества. Они пили, пользовались вещами больных и умирающих, целовались друг с другом «по-братски» пьяными, не надевали маски и умирали, утащив с собой ещё кого-нибудь.

Вот санитар Чуркин, ухаживал за больным Мусиенко. Мусиенко попросил Чуркина оказать ему последнюю услугу и достать водки. Чуркин не только исполнил эту просьбу, но и сам принял участие в попойке.

Пришедший на смену санитар застал пьяного Чуркина спящим на полу дежурной комнаты.

Чуркин заболел 24 декабря, на следующий день умер.

27 декабря заболел Матюнин, на кровати которого валялся Чуркин, будучи в инкубационном периоде.

28 декабря заболел, 30 декабря умер ухаживавший за Чуркиным санитар Раус.

Или вот: 11 января санитарам Веселову и Шемету больной фельдшер летучего отряда Василенко выдал два рубля на водку. Напились втроем, целовались, прощаясь с умирающим Василенко. Конец предсказуем.

...Санитары работают в своих затрапезных костюмах. Касаются трупов голыми руками. Респираторы на них, но в них работать трудно, и защитные маски сдвинуты на шею. И так они работают всюду. Выносят трупы, укладывают их руками, подталкивая неподатливые тела ногой. За дрогами идут мурлыча солдаты...» газета «Русская жизнь».

Знаю, знаю, вам интересно: практик традиционной тибетской медицины Ешилобсан заразился и умер. F.

Погибла врач Лебедева, которой там вообще не должно было быть: земский врач Дмитровского уезда Московской губернии, она приехала в отпуск к родственникам в Харбин, как раз к началу эпидемии. Идеалистка, окончившая Женевский университет и добровольно отправившаяся работать в самые глухие места Енисейской губернии, революционерка, отсидевшая в 1905 в Бутырке за революционную агитацию, она добровольно пошла работать на одно из самых опасных направлений — в летучий отряд.

Вспоминает доброволец, студент С. Суворин: «…увидел Марию Александровну, которая усиленно мне махала рукой. Я подошел и от нее узнал, что в этой фанзе она уже исследовала 11 тяжелобольных, и еще нашла три трупа.… Настроение у нее в эту минуту было самое тяжелое. Она стояла у дверей фанзы глубоко грустная, но спокойная. Левый рукав халата от самого плеча и ниже локтя имел пятно желтого цвета, полы в нескольких местах были запятнаны кровью; это, по ее словам, она запачкалась, взлезая на чердак… Так как трупы удобнее было достать с чердака через крышу, а крышу взломать санитары летучего отряда не могли за неимением подходящих инструментов, то пришлось обратиться к дезинфекционному отряду, который работал недалеко отсюда. Довольно скоро была взломана крыша, но когда мы все (я и М.А.) туда поднялись... то увидели, что отверстие было мало; санитары сразу наткнулись на труп, видимо, испугались и раньше времени бросили работу. Мне с санитаром летучего отряда (ныне тоже покойным, заболевшим через 4 дня; не здесь ли заразился?) пришлось руками отламывать доски... Картина представилась ужасная: прямо против отверстия лежал еще труп, влево в углу — другой. Один больной посреди чердака был уже в предсмертных судорогах, другой, — в самом углу направо, сидел и, обвертывал для чего-то свою ногу одеялом, потом снова развертывал, очевидно, в бреду. Следующие трупы вытаскивал отсюда я с санитаром вдвоем, что заняло, вероятно, минут 20; за это время первый больной уже умер, а второй — спустился по лестнице во внутрь фанзы. Спустив и этот четвертый труп, мы все слезли вниз, самая опасная работа, стоившая жизни двум из нас троих, Лебедевой и Воронину, была сделана».

Мария Александровна Лебедева умерла 14 января, и завещала похоронить себя в общей в могиле — вместе с людьми, которых она приехала спасать.

13 января умер доброволец,студент томского университета Беляев, заразившийся во время осмотра и сортировки подозрительных по чуме. Больные отказывались идти в карету добровольно, и врачам пришлось им «помогать». На стене своей комнаты он написал карандашом: «Прошу после смерти уведомить мать и позаботиться о ней. Товарищи, прощайте».

22 января умер доктор Михель, приехавший во главе томских студентов-медиков — заразился во время работы в лаборатории. Когда его, уже больного, зашли навестить несколько врачей без респираторов — он выставил их прочь.

15 февраля умер студент-медик Илья Васильевич Мамонтов, доброволец, студент 5-го курса Санкт-Петербургской Военно-медицинской академии. Мальчик из хорошей семьи, все двери в жизни для него были открыты, а он… идеалист. Два раза принимал участие в борьбе с эпидемиями холеры, усыновил сироту, лишившегося родителей, бросил учебу на пятом курсе и поехал «на чуму». Заразился он, ухаживая за сестрой милосердия Анной Снежковой.

Честное слово, что с моей стороны не было нисколько желания порисоваться или порисковать. Наоборот, мне казалось, что нет ничего лучше жизни, но из желания сохранить ее я не мог бежать от опасности, которой подвержены все, и, стало быть, смерть моя будет лишь обетом исполнения служебнoгo долга... Жалко только, если гибнут даром, без дела... Надо верить, что все это не даром, и люди добьются, хотя бы и путем многих страданий, настоящего человеческого существования на Земле, такого прекрасного, что за одно представление о нем можно отдать все, что есть личного, и самую жизнь... Из письма Мамонтова матери.

Анна Снежкова умерла 13 февраля.

Беляев

Михель

Мамонтов

Снежкова

Могилы русских врачей, погибших во время чумы в Харбине в 1910 —1911 гг. В настоящее время кладбище не существует.

Такие дела.

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_60422

Автор: Сергей Ветров. Альбом автора: https://vk.com/album-162479647_267960619

Наш Архив публикаций за май 2020

А вот тут вы можете покормить Кота, за что мы будем вам благодарны.

Каждую копейку обещаем потратить на дезинфицирующие растворы.