Чернила и Зеркала. Пролог⁠⁠

Воздух ненавистного города впился мне в ноздри знакомой вонью, будто прогорклым маслом натёрли душу. Это был не просто противный дух — нет, здесь царствовал мерзкий симбиоз ароматов: липкая пыльца аристократических кварталов, упавшая с небес верхушки градом переспелого цветения; копоть фабричных трущоб, медленно выжигающая лёгкие; кислая отрыжка сточных вод, щедро приправленная ядовитым потом местного зелья. А сегодня город вдобавок наслаждался моим собственным ароматом: густой медью свежей крови и отвратительной сладостью гниющего мяса внутри меня. Отличный финал для великолепного вечера.

Пальцы, словно сами по себе, живые и чужие мне, откинули барабан «Ворона». Мой верный стальной спутник, тяжёлый, как грехи этого города. Семь горячих гильз, пахнущих серой и тленом, упали на ладонь, оставив на коже едкий, обжигающий след. Семь новых патронов. Семь тихих, безжалостных обещаний. Металлический щелчок, отточенный и холодный, прозвучал для меня роднее, чем стук собственного сердца. Я снова был в игре.

Пробито лёгкое. Задета печень. Жизнь не била фонтаном, а сочилась наружу вязкой, горячей струйкой, заливая подкладку пропахшего потом и порохом пальто. Но уходить в одиночку — не в моих правилах. Я прихвачу с собой на тот свет компанию.

Я с силой надвинул на лоб помятый в бесчисленных стычках трилби, ощущая, как липкий пот смешивается с кровью, сочащейся из-под повязки. Резкий бросок из-за укрытия. Трое. Три выстрела — коротких, хлопающих, словно удар плетью. Три тела, грузно шлепнувшихся на мокрую от дождя брусчатку. Эх, будь моя рука в молодости такой же меткой, хотя бы половины нынешней сноровки хватило бы, глядишь, сейчас бы не пришлось прижимать рвущуюся рану первой попавшейся замызганной ветошью, стянутой в ближайшей мастерской.

Тяжёлые шаги отдавались в висках глухими ударами кузнечного молота. Каждое движение отзывалось во всём теле огненной болью, заставляя зубы смыкаться в оскале. Но я должен был идти. Ещё четверо. Ровно столько, сколько оставалось патронов. Четыре выстрела. Четыре трупа. И новая, пылающая дыра в плече. Плевать. Сквозь набегающий кровавый туман я видел лишь одну цель — покосившуюся дверь убогого бара «Ржавый кланкер». Туда смылся этот крысёныш.

Я не стал церемониться. Уперся в древесину плечом — тем самым, что ещё слушалось — и, издав звук, средний между стоном и предсмертным хрипом, заставил дверь с треском поддаться.

За стойкой, прячась, ежился Микки, его морщинистая кожа поблёскивала от страха и дешёвого виски. В трясущихся руках он сжимал допотопный обрез. Я знал, что он там лежит. Я всегда всё про него знал.

— Выходи, старый крот! — мой голос скрипел, как ржавая шестеренка. — Хватит прятаться за этой бадейной бурдой, которую ты тут гордо называешь виски!

Одним плавным, отточенным движением я встряхнул «Ворона», вернув барабан на место. Даже не целясь, просто направил ствол в сторону стойки.

— Зейн, клянусь шестеренками, это не я! Не я тебя сдал! Меня самого кинули, слышишь? Самого!

Его слова тонули в нарастающем гуле в ушах. Стоять стало невыносимо. Ноги подкосились, и я рухнул на липкий от пролитого пива стул, от которого несло тоской и нищетой. Из внутреннего кармана дрожащей рукой достал фляжку. Не виски. «Гномий отвар» — едкая, обжигающая горло смесь спирта, трав и цинизма. Сделал два долгих глотка. Жар разлился по жилам, на миг оттеснив холодную пустоту, подбирающуюся к сердцу.

Я направил чёрный от полировки стальной револьвер сквозь дымную мглу прокуренного зала, чётко фиксируя мушку на дрожащей тени своей цели. Глаза сузились, дыхание замедлилось до едва слышного хрипа, пульс гремел глухими ударами внутри черепа. Время замерло, тишина сгущалась, превращаясь в липкую патоку, сковывающую каждое движение. Последний миг перед выстрелом казался вечностью…

Сознание поплыло. Темные пятна закружились в глазах воронкой. Холодная пустота накрывала с головой, как черная, бездонная вода. Еще секунда... и я уйду.

читать продолжение