Без знамени⁠⁠

Глава 1. Пробуждение

На верхней полке книжного шкафа — пыльная пачка перфокарт, зажатая между томиком Розанова и черновиками по историографии. Илья сам уже не помнил, зачем оставил их — то ли в память о чем-то, то ли как символический оберег. Мало ли: если Вселенная — симуляция, и кто-то решит перезапустить её, пусть найдут с чего начать. Перфокарты подойдут. Они, по крайней мере, не спорят.

В углу спальни — письменный стол с ящиками. Верхний закрывался с усилием. Средний заедал. Нижний не открывался вообще. В нём, по словам Сэма, жила сущность, питающаяся носками, мотивацией и вторыми шансами. Сэм — трёхцветный кот, крупный и самодовольный, будто бывший философ, ушедший в отставку по причине разочарования в человечестве. Сэм редко мяукал, но часто смотрел — с осуждением, с пониманием и, иногда, с тем печальным уважением, с каким смотрят старшие по разуму на младших по воле случая.

Будильник прозвенел в 6:20. Старый, облезлый, с лёгкой хрипотцой, он будто страдал от посттревожного синдрома и просто выполнял свою функцию по привычке. На корпусе — стикер: «Не суди строго. Я просто повторяю цикл.» Илья открыл глаза. Ни удивления, ни раздражения. Он давно просыпался не по сигналу, а по внутренней тревоге. Что-то каждый раз ускользало, и если не встать — исчезнет окончательно. Он не знал, что именно. Но знал, что исчезновение будет безвозвратным.

Потолок требовал ремонта: трещина змеилась над кроватью, как небрежно оставленная карта забытого маршрута. Обои отходили в углу. Комната дышала. Особенно по ночам.

Он поднялся. Кот наблюдал. Без осуждения, но и без одобрения. Просто фиксировал: субъект жив. Возможно — функционален.

Кухня встретила холодом и тишиной. Чайник — эмалированный, с закопчённым дном — зашипел, как старик, рассказывающий одну и ту же историю. На подоконнике — пачка сигарет. В ней — одна. Последняя. Он никогда не курил. Но она была. На случай конца света. Если вдруг потребуется занять паузу перед титрами.

Он заварил крепкий чёрный чай — без сахара, без молока, без причины. Сэм устроился напротив, на табурете, и продолжал наблюдать.

— Ты чувствуешь? — спросил Илья. — Город сжимается. Не тише — пустее.

Кот не ответил. Или ответил, но по-котовьи: взглядом, в котором можно было прочитать как согласие, так и приговор.

Подъезд пах холодным бетоном. Почтовые ящики — облезлые, вмятые, молчаливые. На одном — новая бумажка: «Квартира освобождена. Ключи у консьержа.» Уже третья за месяц. «Освобождена» — как камера в тюрьме, где никто не ждал амнистии.

Он вышел в 7:05. Пешком. Метро раздражало: слишком много чужих запахов, голосов, мыслей. Улица была пуста. Воздух вязкий, как в ранних черно-белых фильмах, где каждая тень имеет вес.

Он шёл по улице, и каждый шаг отзывался лёгкой дрожью в теле города. Пекарня работала, но запах хлеба не возбуждал аппетит — напоминал об утраченном. Там, где раньше был книжный, теперь — салон эзотерики: «Вернём смысл жизни. Или хотя бы мужчину». Кто-то выживал, кто-то зарабатывал, а кто-то искренне не видел разницы.

Институт — облупленный фасад, трещины, запах пыли и канализации у бокового входа. Он кивнул охраннику, прошёл мимо расписания, где ручкой кто-то пририсовал декану рога. На втором этаже, на стене — свежая надпись: «Смотри под ноги — иначе не сможешь смотреть в глаза». Он остановился, прочитал, кивнул. Кто-то ещё держался.

Кабинет 312. Свет. Мел. Запах пыльной доски. Полурассыпающийся глобус. Всё на месте, как у воспоминания, которое никому не нужно, но выкинуть жалко.

Он написал на доске:

«Войны XX века: идеология против человека.»

И задержался на последнем слове. «Человек» — всё ещё звучало. Но уже иначе.

Аудитория заполнялась: зевающие, листающие, молчащие. Никто не спорил. Никто не ждал. Никто не горел.

Он начал лекцию:

— В двадцатом веке война перестала быть вопросом выживания. Она стала вопросом смысла.

Пауза.

— Идея — вот что убивало. Национальная. Расовая. Классовая. Иногда даже идея мира. Парадокс?

Он прошёлся вдоль доски.

— Я не прошу вас запомнить даты. Я прошу вас задуматься. Если вы не зададите себе вопрос — кто-то задаст его за вас. И ответ — тоже даст он.

Один студент поднял голову. Остальные сидели молча.

После пары он вышел, не попрощавшись. Его никто не остановил. Никто не окликнул. Будто он был фоном. Служебным шумом.

Сэм встретил его в коридоре. Сел и смотрел, как он снимает пальто.

— Я старался, — сказал Илья. — Сегодня я почти вписывался. Почти.

Чай. Блокнот. Лампа. Вечер. Всё — как всегда.

Он сел за ноутбук. Искал. Без чёткого запроса, без цели. Мифология. Копья. Символы. Бессмертие. Сначала — Википедия, потом блоги, потом форум. Старый. Заброшенный. Слишком серьёзный для шутки. Слишком странный, чтобы быть подделкой.

«Повторяющийся образ — мужчина с копьём.»

Комментарии:

«Если он с копьём — значит, либо древний бог, либо реконструктор.»

«Зевс звонил, просил вернуть снарягу.»

«Я тоже видел такого. В плаще. Сказал, что не в той временной линии.»

«Все они одинаковые. Сначала молчат, потом исчезают. Как бывшие.»

«Ты уверен, что это не тизер от Marvel?»

Один комментарий выбивался:

UnlistedUser13: «Это не просто образ. Это сигнальная форма. Она приходит к тем, кто ищет. Он — не бог. Не демон. Он ждёт. Если ты видел его — ты уже на пути. Пиши в личку. Только если готов услышать правду.»

Он не был готов. Но уже писал:

«Я видел. Он стоял. Молчал. Копьё. Я не знаю, кто он. Но не могу забыть.»

Ответ пришёл почти сразу:

«Ты видел не его. Ты видел другого. Тот, кто воткнул копьё, не может вынуть его сам. Но если кто-то это сделает — он соберёт то, чего раньше не существовало. Парк у школы. Завтра. Восемь утра. Просто сядь и жди. Он решит, говорить с тобой или нет.»

Он выключил ноутбук. Сэм смотрел внимательно. Слишком внимательно.

— Да, — сказал Илья. — Похоже, всё начинается снова.

Он не помнил, как заснул. Просто провалился — не в сон, а в другое состояние, где нет ни тела, ни времени, ни ощущений.

Он стоял на сером поле. Трава — будто выжженная. Воздух — мёртвый, не шевелился. Тишина давила на уши. Небо — пустота. Как если бы кто-то забыл его дорисовать.

Перед ним — фигура. Высокая. В плаще. Лицо скрыто. В руке — копьё. Воткнуто в землю. С такой силой, что казалось — оно держит саму реальность. Не оружие. Якорь. Запрет.

Шаги. За спиной. Кто-то шёл. Медленно. По костям. Он не обернулся. Ещё нельзя.

Голос. Без эмоций. Без направления.

«Ты пришёл. Но ты не первый. И не будешь последним. Слушай...»

Слова были как камни. Не сказанные — брошенные. Фигура коснулась копья. Земля дрогнула. Воздух сгустился. Пространство стало хрупким. Мир — тонким. Сон — реальным.

Илья почувствовал: если он вытащит это копьё — всё изменится. Или закончится.

Он проснулся. Резко. 4:38. Всё было слишком тихо. Он сел. Потом встал. Посмотрел в окно.

Завтра он пойдёт в парк. Не потому что должен. Потому что уже идёт.